– Ну? – спрашивает она из соседней кабинки.
– Ну, – отвечаю я.
И две струйки журчат в унисон.
– По-моему, все идет отлично. – Хм-м-м.
– Ты Адриану очень понравилась.
– Я рада.
Пошуршали бумажкой, смыли. Через кабинку от нас женщина выпускает низкую протяжную ноту, как на трубе. Меня всегда удивляет, как и зачем люди копят в себе газы до посещения общественных мест – в ресторанах туалеты буквально набиты женщинами, которые словно специально ждут момента, когда их зад припадет к деревянному сиденью унитаза и разразится газовым взрывом.
Мы с Лу встречаемся у раковины. Мое странное, непристойно губастое лицо всплывает в зеркале и повергает меня в глубокий шок. Мы смотрим друг на друга и ухмыляемся. Из дальней кабинки доносится стон облегчения и радости, словно ее обитательница только что достигла долгожданного оргазма. Мы с Лу моем руки и хихикаем. Потом она простодушно откидывает свои белые локоны и широко открывает рот, проверяя, не застрял ли в зубах шпинат.
– Как думаешь, я Фрэнку понравилась? – спрашивает она.
– Да.
– Нет, в другомсмысле.
– И в этом смысле тоже. – Я обновляю румяна на скулах. – Можешь не сомневаться, у тебя же есть вла... в общем, необходимые интимные места, так?
– Стелла!
– Что? Я тебе правду говорю.
– Ты думаешь, я ему правда понравилась?
– Господи, Лу! Я тебе уже дважды ответила. Ты не слышала?
– Нет, ты уверена, – она цепляется за мою руку, – что тебе не будет обидно? Просто у тебя сегодня такое странное настроение.
– Наверное, потому, что мне сейчас пришлось выслушать часовую лекцию о хип-хопе, – улыбаюсь я. – Извини. Но это меня развеселило, – указываю я на кабинку, где засела музыкальная женщина.
– Я заметила, что ты Адриану очень понравилась.
– Если бы я была глухой, мы составили бы отличную пару.
– Так ты точно уверена, что не против... Ну, насчет Фрэнки?
О, теперь уже “Фрэнки”? Я экспрессивно вздыхаю, что означает: “Как вы мне надоели, отвалите же все от меня”.
– Совершенно уверена. И пожалуйста, перестань спрашивать меня об этом, Лу.
– Просто он потрясающе классный. – На лице Луизы расплывается такая блаженная улыбка, какой не увидишь даже на лицах новообращенных христиан в день крещения.
– Хм. Не боишься ошибиться, Лу? Сказать ей? Или нет? Язык чешется. Но я вовремя напоминаю себе, что Фрэнк никогда плохо со мной не обходился, что его личная жизнь меня не касается и нельзя вот так портить вечер своей подруге. То есть язык-то у меня все равно чешется, но я его держу за зубами.
– А что у вас было вчера? – спрашиваю я, взлохмачивая волосы для большей сексуальности. – Когда вы ходили смотреть картины?
– О, он прекрасно рисует, правда? Просто замечательно. – И тут ее прорвало: – Мне нравится старомодная живопись. Нравится, когда человек просто умеет рисовать. Или писать маслом, как правильно? Ты видела его наброски? Очень красивые. И тот, где ты, – такой милый...
– Я? Он никогда меня не рисовал. Он спец по коровам. Как ты, наверное, заметила.
– Да, но у него есть такой крохотный рисунок – там вы с Хани. Неужели ты не видела?
– Ах, этот... – Я вру. Сознание того, что у Фрэнка есть тайно сделанный рисунок, неважно, с Хани я там или без, будоражит. Но это восторженное чувство обсуждать с Луизой я не собираюсь. – И что потом?
– Когда?
– Вчера. Когда ты налюбовалась на его коров, включая меня.
– А, – смеется она. – Потом мы выпили чаю, я все ему рассказала о себе.
– В том числе о том, как тебя бросил отец Алекса?
– О да. Он мне так сочувствовал. Что мне в нем нравится – не только это, конечно, – так это его доброта. Но такая мужская, грубая доброта, без лишних соплей и сантиментов. Ты не находишь?
– В некоторой степени... – и вовремя прикусываю язык. Но честное слово, лицемерие Фрэнка вполне заслуживает высших похвал. – Внешне – да.
– В смысле?
– Да так, неважно.
Лу пожимает плечами и захлопывает пудреницу.
– А потом он меня поцеловал.
Фу! Хотя мне даже нравится, когда строчка из песни оказывается уместна в разговоре.
– А какон тебя поцеловал? – спрашиваю я.
– Ртом, конечно. Губами.
– Хм, нормальный поцелуй? Знаешь, мне всегда казалось, что Фрэнк из тех, кто способен на винный поцелуй.
– А что такое “винный поцелуй”?
– Ну, мужчины думают, что это очень сексуально. Во время поцелуя они заливают тебе в рот вино из своего рта. Я заметила, что обычно так делают типы, которые мнят себя изощренными асами в сексе.
– Господи, – поражается Луиза. – Неужели кто-то еще на это покупается?
– Видимо, да. Они считают, что это сексуально, что это заводит.
– Однажды я такое проделала, в школе, с грушевой настойкой.
– Понятно. В этом-то и суть – никто не целует тебя с хорошим французским вином. Меня тоже однажды так поцеловали, с каким-то мерзким коктейлем... Естественно, если вино гнусное на вкус, оно вытекает у тебя изо рта, а он начинает слизывать его у тебя с подбородка.
– Как собака.
– Точно. Вообще-то я даже удивилась, что этот трюк не использовал доктор Купер.
– Он скорее из тех, кто любит голый массаж с маслом, судя по твоему описанию.
– Фу, голый с маслом! А на бутылочке с массажным маслом непременно написано “Чувственность”.
– Чувссссственность, – хихикает Луиза. И мы обе хохочем.
– Чувссственный масссаж с массслом, – шипит Луиза. – И массаж он делать совершенно не умеет. Мнет тебя как кусок теста и еще хрипит в ухо: “Расслабься”. А масло стекает между ягодиц и попадает куда не надо – полный кошмар.
– Да уж, – подхватываю я. – Потом еще пару дней ерзаешь с этим маслом в заднице и ходишь – точнее сказать, скользишь, – а пахнешь, как старая хиппи.
Луиза согласно кивает. Мы продолжаем обновлять макияж. Обожаю Луизу за то, что она разделяет мое отвращение к голому массажу с маслом.
– С языком? – небрежно кидаю я, выдержав некоторую паузу. – Поцелуй с Фрэнком – он был без вина, что радует, но с языком?
– Нет, Стелла, – смеется она. – Он поцеловал меня по-дружески, на прощанье. Но в губы. В общем, на самом деле это я поцеловала его, а он поцеловал меня в ответ.
– Ясно.
– Очень быстро, но я заметила, что целуется он хорошо.
– Правда?
– Да, – говорит она. – Чувствуется опыт.
– Да, опыта ему не занимать, – соглашаюсь я. – Нам, пожалуй, пора.
Мы идем к двери, и в это время выходит женщина из позорной кабинки.
– Какая невоспитанность, – фыркает она. – Надо знать место и время для подобных разговоров.
– Горох – очень странный фрукт, – замечает Луиза.
– Чем больше ешь – тем звонче пук, – завершаю фразу я.
Мы выкатываемся из дамской комнаты, давясь от смеха, довольные этой детской шалостью. Я сама не уследила, как развеселилась.
Я заметила, что люди, проводящие большое количество времени в шумной обстановке, например в ночных клубах, совершенно не умеют общаться. Адриан с трудом составляет предложения, зато к десерту он стал очень выразителен в жестах (возможно, это объясняется тем, что он пару раз бегал в туалет и возвращался оттуда очень оживленный). Начал он с того, что убрал прядь волос с моей щеки, потом стал кормить меня своим пудингом, а после перешел к поглаживанию моей лодыжки – этому я сопротивлялась как могла, поскольку серьезно опасалась, что его огромные кроссовки измочалят мои сапоги. Фрэнк уронил салфетку и, поднимая ее с пола, мог лицезреть происходящее под столом. Из-под стола он вынырнул с сердитым лицом, чем очень меня порадовал.
– Итак, – говорит Фрэнк, кладя руку на плечо Луизе так, что его ладонь оказывается чуть ли не у нее на груди. – Куда теперь?
– Тусоваться, – отвечает Адриан, проделывая тот же трюк своей рукой. К сожалению, моя грудь значительно крупнее Луизиной, хоть и не такая упругая. Поэтому в результате этой манипуляции он фактически схватил меня за грудь. – Черт! Извини, – конфузится Адриан, но его двигательные функции отстают от мыслительных, поэтому он в смятении все еще сжимает мою левую грудь, будто дыню.
– Хм, ты не мог бы...
– Извини, – беспомощно повторяет Адриан, все еще не в состоянии отцепиться от моей груди.
Фрэнк тянется через стол и отцепляет его от меня.
– Вот хрен, – бормочет он на родном наречии. – Я тебе челюсть сверну.
– Я нечаянно... Прости, подруга. Я принял витаминку Э.
– Ладно, – отвечаю я, еле сдерживая смех, и подмигиваю Фрэнку, моему спасителю. Вид у него не очень довольный, а Луиза так широко улыбается, что того и гляди челюсть вывихнет.
– Хороший комплект, подруга. – Луиза так долго сдерживала смех, что он прорывается громким хрюком. – Боже! – краснеет она. – Ужас как неловко. Как свинья. Простите, пожалуйста.
– Я думаю, это даже сексуально, – говорит Фрэнк, глядя на меня и медленно расползаясь в хитрой ухмылке.
– Ш-ш-ш, Фрэнк. Это никому не интересно. – Но я уже чувствую, как от смеха напрягается живот. – В общем, – поворачиваюсь я к Адриану, улыбаясь как идиотка, которая обожает, когда ее хватают за грудь после десерта, – о чем ты там говорил?
