Ознакомительная версия.
– Как что… Убеждать всех, что они принадлежат к другому полу. Я понимаю, придумать эти многочисленные полы, конечно, тоже непросто. Но убедить конкретного человека, что он всю жизнь прожил не в той половой принадлежности, в которой ему полагается? Да еще добиться того, чтобы он принял эту принадлежность! Безоговорочно принял. Хорошо, я могу представить, как это произошло с вашей подругой. Она артистка, перевоплотилась, вошла в роль, я понимаю. К тому же и вас наверняка любит, вот и решила подыграть. Но как всех других? Их же много, их тысячи? Вы же не массовый гипнотизер. Как вам удалось всех так ловко оболванить? Конечно, народ у нас доверчивый. Кто с жиру бесится, кто по невежеству. Но такое количество! Как? Расскажите…
– Я никого не дурачил и не оболванивал, – тихо произнес я. – Я просто открыл людям глаза, подсказал направление, больше ничего.<
>– Иван, мы с вами взрослые, разумные люди. С нами в эти игры играть необязательно. Право же. – Его взгляд снова заострился на мне, пытаясь пролезть внутрь моих глаз, но я выстроил тяжелые баррикадные укрепления, и они его внутрь не пропустили. – Мы понимаем, умелая мистификация, хорошо построенная и удачно примененная гипнотическая техника. У нас, в нашем аппарате, что-то подобное тоже используется, но не в таком масштабе и не с таким успехом. Раскройте секреты. Я вам обещаю, за пределы этого кабинета ничего не выйдет. Мне-то вы можете доверять.
И вдруг меня осенило. К чему бездоказательные увещевания? Как говорится: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. А еще лучше почувствовать.
– Вы не могли бы снять пиджак? – попросил я Ч1. Было видно, что я удивил его просьбой.
– Зачем?
– Снимите, снимите, – повторил я.
Он нехотя послушался. Неспешным, но расчетливым спортивным движением скинул пиджак, повесил его на спинку стула, снова опустился в кресло.
– А теперь за*censored*те рукав рубашки до локтя, – попросил я снова.
Он покачал головой, посмотрел на Ч2, усмехнулся, как бы говоря: ну надо же, как парень чудит, но в результате расстегнул пуговицу на рукаве, стал за*censored*вать его. Под рубашкой, как я и ожидал, оказалась сильная, натренированная, жилистая рука.
– Сначала я должен предупредить об одной важной детали, – начал я осторожно. Потому что в последующие десять-пятнадцать минут я, как сапер, не имел права на ошибку. – Я порой сталкиваюсь с тем, что у людей неподготовленных резкое раскрытие себя может изначально вызвать легкий шок, неприятие, даже агрессию. Тут что самое главное? Самое главное заключается в понимании того, что все полы абсолютно равны и совместно создают общий земной баланс. «Энергетик» не хуже и не лучше «лунатика». А тот, в свою очередь, не превосходит, но и не уступает, например, «пчелке». А «пчелка» не хуже и не лучше «мужика», который, в свою очередь, не имеет никаких преимуществ по отношению к «придурку». И так далее.
Я почему вставил «мужика»? Потому что для некоторых пациентов то обстоятельство, что они всю жизнь заблуждались, считая себя «мужиками», вызывало поначалу всякие нежелательные побочные эффекты. Для тех, кто себя считал «женщинами», переход происходил более гладко, они в большей степени были открыты для идентификации. А вот среди мнимых «мужиков» попадались закостеневшие, внутренне сопротивляющиеся субъекты. Особенно это относилось к типажу, который мы назвали профессиональным термином: «демонстративный мачо». Для них идентификация требовала времени, а иногда и вмешательства психолога.
Вот и сейчас я предполагал, что у Ч1 переход может вызвать шок и начальное неприятие. А значит, вся доброжелательность и по отношению ко мне, и по отношению к «многопольности» могут полностью улетучиться. И кто знает, что появится взамен?
– Я это к тому, – продолжил я, – что нет ни доминантных сексуальных гендеров, ни гендеров второго плана. Все равны. Например, как разные знаки зодиака. – Я развел руками. – Скажем, Водолей и Весы, они, конечно, разные, но один не лучше другого. Или Овен…
Но тут он меня перебил:
– Да, понятно… Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор. – Он усмехнулся. – Мы так про Организацию Объединенных Наций шутим. – Я тоже улыбнулся, раз шутят, значит, надо улыбнуться. – В общем, хватит этой политической корректности, давайте к делу.
– Еще один момент, – остановил я его. – Я понимаю, что… – я указал на Ч2, – …ваш коллега наверняка является вашим другом и доверенным лицом, но… – я замялся. – Но дело, тем не менее, сугубо личностное, и у вас еще будет время решить: афишировать результаты нашего сегодняшнего сеанса или нет. Поэтому, возможно, вы захотите, чтобы сейчас мы с вами остались наедине.
Ч1 задумался на мгновение, затем кивнул Ч2, тот поднялся и вышел из кабинета. Я встал, тоже подошел к двери, проверил, закрыта ли она плотно. Оказалось, что плотно. Затем вернулся к столику, тоже снял пиджак, тоже расстегнул и закатал рукав рубашки. Сел, улыбнулся, сказал:
– Все будет в порядке. Не волнуйтесь. Обещаю вам. Он улыбнулся мне в ответ:
– Я и не волнуюсь. Что мне волноваться? Вы же ничего плохого не сделаете.
– Конечно, не сделаю, – кивнул я. – Только хорошее. Знал ли я заранее, к какому полу он принадлежит? Нет, точно не знал. Но предполагал.
Я крепко взял его за запястье, чуть ниже запястья. А когда я почувствовал его руку в своей руке, тут уже сказались месяцы напряженной работы и сотни прошедших через меня пациентов – теперь я не мог ошибиться. Пальцами я нащупал специальные точки-рецепторы, моя задача заключалась в том, чтобы активировать их, заставить заработать с первого раза. Методика активации была известна, я сам ее разработал. Я сосредоточился и стал делать свое дело, то, которое в этом мире никто не умел делать лучше меня.
Постепенно скептическая улыбка сползла с лица Ч1. Сначала в нем появилось удивление, затем легкий испуг, но вскоре и он прошел. Я работал над его рецепторами, вкачивал в них свою механическую энергию, меня самого захватила и увлекла работа, я уже начал чувствовать легкое головокружение, как будто голова поплыла вдоль скользкой, немного шаткой, протянутой и устремленной в никуда нити. Видимо, то же самое начал чувствовать и Ч1. Только если меня подобное ощущение охватывало далеко не в первый раз, то для него оно было в новинку и потому завладело им без остатка. Он впился взглядом в оголенную по локоть руку, глаза расширились, на высоком, гладком лбу выступили крупинки пота, дыхание стало тяжелее, отрывистее.
Из руки, из всех доселе потайных пор выделялись тонкие, легкие, беловатые, почти прозрачные нити, бессчетное количество невесомых нитей. Они будто кружево соединялись друг с другом, составляя хоть и витиеватый, но цельный рисунок, окутывая, запеленывая и его запястье, и мое, сцепляя их вместе, стягивая. Постепенно наши соединенные руки стали похожи на большой фантастический кокон, нити, перемешавшись, подрагивали от сильного напряжения, чуть вспучивались, прогибались, словно от порывов ветра, – это по ним пробегали импульсы «паучковой» энергии.
Я уже с трудом владел собой – его энергии оказалось избыточно много. В моей практике подобное случалось и прежде: иногда с непривычки пациент мог выделить застоявшуюся энергию с опасным переизбытком. В такие моменты я пытался совпасть с энергией пациента, взять ее под разумный контроль, добавить ей импульс, перемешать со своей… Вот и сейчас я попытался… Но вскоре энергетический поток захватил меня всего, и я рухнул головой на поверхность стола, сильно стукнувшись лбом и носом. Впрочем, я не почувствовал боли. Я вообще ничего не чувствовал, кроме острого, немного колющего, чуть химического заряда, проникающего и растекающегося по телу, – я знал, такие ощущения возникают только от энергазма с «паучками». Когда тебе кажется, что ты полностью отравлен, кажется, что сейчас отлетишь, уснешь, погрузишься в небытие и больше уже никогда не вернешься.
И все же мне удалось пересилить подступающий энергазм и открыть глаза… Прямо перед собой, буквально в сантиметрах, я увидел глаза Ч1, очевидно, он тоже рухнул головой на стол. Удивление и отрешенность – вот единственное, что выпукло проступало в них.
– Ну как? – невзирая на распространяющееся по телу отравление, успел спросить я.
– Ооооо… – раздался выдох.
– Это займет минут пятнадцать-двадцать, – выдавил я из себя последние слова.
– Да, сколько надо, – произнес Ч1, и его глаза закатились.
Так мы стали близкими друзьями, если не сказать больше, на долгое время.
Партия «Многопольное Возрождение» и курируемая ею молодежная организация «Союз Юных Многопольцев» создавались быстро и успешно. Да и что могло быть проще: офисы по «идентификации» множились, как грибы, и все равно на прием надо было записываться за месяц вперед. Офисы одновременно становились партийными пунктами, там, на специально оборудованных стендах, лежали афишки, брошюры и прочий иллюстративный, агитационный материал. И, как правило, после третьего-четвертого сеанса пациент сам добровольно вступал в ряды «многопольной» партии. Лозунг мы выбрали старый, проверенный: «Многопольная свобода, Многопольное равенство, Многопольное братство» – мало отличающийся от старого французского революционного, разве что словом «многопольный». Казалось бы, одно слово, а разница получалась разительной: если французская революция, как и все революции до и после нее, тонули в крови, то у нас происходили совершенно иные, совершенно бескровные процессы.
Ознакомительная версия.
