Он рассказал, как во время войны, при бомбежках, и позднее, во время блокады Западного Берлина, его мать упражнялась в искусстве злословия: «Однако в последние годы жизни повод распустить язык давал ей главным образом этот часок в кафе. Помню: с нами как-то сидела ее школьная подруга, очаровательная старая дама, сохранившая что-то девическое и курившая сигареты через янтарный мундштук. Послушали бы вы обеих. Любой шпик пришел бы к заключению: вот сидят две злопыхательницы-анархистки, которые того и гляди взорвут межевую управу и моабитский суд. Нет-нет, дорогой мой, ваши обобщения необоснованны. Общество, далее если оно толпится на террасах кафе, относительно многослойно. Не делайте жупела из таких вещей, как шляпки-горшочки, горы пирожных, излишек жирка. Вашему ученику легче не станет, если вы переймете у него узость взгляда на мир».
Мой врач женат, у него трое детей, он в расцвете лет и занимается делом, результаты которого можно видеть воочию. Сплошная позитивность: лечение корней, удаление камня, исправление скверной артикуляции, профилактическое лечение в дошкольном возрасте, исправление и спасение коренных зубов, мосты, закрывающие безобразные дырки между зубами – и боль тоже умеет он унимать… («Ну, еще чувствуете что-то?» – «Ничего. Ничего я уже не чувствую».)
Я сказал: «Вам легко говорить, доктэр. Вы смотрите на человека как на ненадежную, неудачную конструкцию, требующую отладки и ухода. А кто хочет большего, кто требует, чтобы человек перерос себя, осознал, что его эксплуатируют, кто ждет от человека готовности изменить мир и установившийся в нем порядок, кто, как мой ученик, видит только тупую сытость, для того механическое пожирание пирожных становится механизмом капиталистического общества как такового…»
Он вздохнул, желая, видно, вернуться к своей картотеке: «Я же признаю, что это относительно закрытое общество потребления может показаться семнадцатилетнему мальчику жутким, потому что оно непонятно ему. Но вам-то, опытному педагогу, следовало бы остерегаться демонизации противника, мнимого ли, фактического ли, будь то поглощающие пирожные дамы или партийные функционеры средней руки. Я не хочу хоронить вас внутри обобщающей категории „учитель", но и от вас ожидаю, что вы не спишете меня в рубрику „зубные врачи". Тан ведь можно пойти дальше и категорически заявить: „Все зубные врачи – садисты. Немецкие учителя из поколения в поколение терпят неудачу. Немецкие женщины выбрали сперва Гитлера, затем Аденауэра и едят слишком много пирожных"».
Я возразил: «Даже если я как учитель, если вы как зубной врач, если ваша матушка как дама, захаживающая в кафе, – относительно частые исключения, – как вы знаете, я уважаю многих своих коллег, – может все-таки оказаться, что все приведенные вами обобщения верны, как верно, например, грубое обобщение: „Немцы плохо водят машины", хотя тысячи немецких водителей годами ездят без аварий, а бельгийцы – опять-таки обобщение – судя по статистике, ездят гораздо хуже».
(Может быть, вообще нельзя сравнивать зубного врача с учителем. Он привык лечить без боли; я уважаю боль как средство познания, хотя плохо переношу зубную боль и, как только чуть-чуть заноет, хватаю арантил. Он мог бы обойтись без меня; я завишу от него. Я говорю: «Мой зубной врач»; он скажет разве что: «Один из моих пациентов…») Стало быть, я не положил трубку. Я доверил мембране: «Да, да, доктэр. Так обстоит дело. Именно так!»
Мой врач никогда не говорит: «Вы неправы». Он сказал: «Возможно, что вы правы. Во всяком случае, статистика на вашей стороне. Результаты выборов, дорожные происшествия, частота потребления пирожных – все это можно разбить по рубрикам и прийти к выводам такого типа: немецкая женщина выбирает деятеля с задатками вождя, ест слишком много пирожных и варит лучший в мире кофе, как о том каждодневно твердит по рекламному телевидению добрый дядюшка фирмы „Чибо". Но это доказывает лишь относительную правильность названных обобщений. Торговая реклама и политическая пропаганда довольствуются такими практическими полуправдами и с успехом пользуются ими, идя навстречу потребности в обобщениях. Но вам и вашему, верю, очень талантливому ученику не пристало на этом успокаиваться. Представьте себе: если бы так говорил я, зубной врач. В конце концов, это я должен изо дня в день бороться с повреждениями зубов, вызванными или усугубленными неумеренным потреблением пирожных и сладостей вообще, Тем не менее я отказываюсь от запрета на шварцвальдский вишневый торт и солодовые леденцы, Я могу только призывать к умеренности, устранять, если не поздно, повреждения и предостерегать от обобщении, симулирующих большие сдвиги, но на поверку – ведущих к застою».
(Позже я записал: «Скромность специалистов, когда они говорят о своих трудностях и ограниченных успехах, – вот она, гордыня наших дней. Это их похлопывание по плечу: нуданудаконечно, все мы работники на винограднике Господа… Их вечный призыв каждый раз, даже во сне, дифференцировать. Их умение объявлять относительным даже самое ужасное…»)
– А какого вы мнения о напалме, доктэр?
– Ну, по сравнению с известными нам ядерными боевыми средствами напалм еще относительно безобиден.
– А что вы скажете об условиях жизни крестьян в Персии?
– Если сравнивать с положением в Индии, то, при всей осторожности, можно говорить о прогрессивной структуре в Персии, хотя Индия, по сравнению с Суданом, кажется страной, готовой к реформам.
– Вы, значит, видите прогресс? Умеренный, дорогой мой, умеренный…
– Вроде новой лечебной зубной пасты…
– Паста не паста, а вот фирма «Грундиг» выбросила на рынок полезный прибор. EN 3. Слыхали уже о нем? Вчера приобрел. Моя говорящая записная книжка, значительно упрощает ведение картотеки. Мне рекомендовали эту штуку на последнем конгрессе по челюстной ортопедии в Санкт-Морице: легкая, удобная, безотказная. Красивая игрушка, с ее помощью я, кстати, записал наш телефонный разговор. Вы довольно наглядно описали, как вырвало вашего ученика на людях. Хотите послушать…
– Мы условились встретиться без собаки, но Шербаум привел-таки свою таксу…
– Однако шутки в сторону. Приведите мальчика ко мне. Мне хочется познакомиться с ним.
Верящий в прогресс умник-зануда. Способный идиот-специалист. Обходительный технократ. Благодушный человеколюб. Просвещенный обыватель. Щедрый крохобор. Реакционный модернист. Заботливый тиран. Ласковый садист. Зуболом…
Невзначай, в коридоре, я сказал: «Шербаум, мой зубной врач хочет познакомиться с вами. Конечно, я пойму вас, если вам неохота».
– Почему нет. Если это доставит вам удовольствие.
– Это ему пришло в голову. Я вскользь упомянул о вашем плане, разумеется, не называя вашей фамилии. Вы знаете: я больше не отговариваю вас, но мне интересно, что посоветует мой зуболом. Его любимое слово – профилактика. Иногда он чересчур много болтает.
На Гогенцоллерндаме – мы несколько минут шли пешком от Эльстерплаца до кабинета врача – Шербаум, словно снова щадя меня, сказал: «Надеюсь, вы не рассчитываете переубедить меня. Я иду только из упрямства».
Мы пришли к концу приема, и нам пришлось несколько минут подождать. (Перед тем как оставить нас одних, его ассистентка отключила фонтанчик.) Шербаум листал иллюстрированные журналы. Он пододвинул ко мне раскрытый «Штерн»: «Ваш рейхсюгендфюрер».
Я сделал вид, будто не читал всей этой серии номер за номером: «До этого материала тоже, конечно, найдутся охотники».
– Я, например.
– Ну и как? Ваше мнение?
– Этот тип старается мошенничать честно – как вы. Я сразу почувствовал боль под мостами, хотя принял дома две таблетки арантила.
– Это была только объективная констатация факта. То же самое я смогу сказать и о себе, если отступлюсь от своей затеи. Но после того случая этому не бывать. Я сделаю, как задумал.
– Будьте осторожны, Филипп. Мой врач умеет убеждать.
– Это я уже понял. Всегда одна и та же пластинка: будьте благоразумны. Положитесь на разум. Оставаться благоразумным. Проявлять благоразумие. А где оно, это благоразумие?
Мы рассмеялись, как сообщники. (Лучше бы его ассистентка не затыкала фонтанчику рот.)
Врач, как всегда, держался непринужденно, почти весело. Он поздоровался с Шербаумом, не окидывая его испытующим взглядом, усадил меня в свое рыцарское кресло, сказал: «Ну, теперь это выглядит уже значительно лучше. Воспаление прошло. Но, может; быть, нам надо еще немного передохнуть…» – и послал свою ассистентку в лабораторию. Вскользь он перешел к делу: «Слышал о вашем намерении. Хотя сам я никогда не смог бы так поступить, я пытаюсь понять вас. Если вы должны это сделать, – но только если вы действительно должны это сделать, – то и сделайте».
Затем он принялся показывать Шербауму и мне, словно я новичок, свое рыцарское кресло. Откидыдающуюся спинку. Полную автоматизированность. Триста пятьдесят тысяч оборотов «аэроматика». Столик для инструментов по левую руку. Щипцы для корней. Щипцы для коренных зубов. А также подвижную плевательницу с фонтаном. И коллекцию еще не поставленных мостов: «Видите, везде людям не хватает нужных зубов».
