– Не считается, – дразнит ее Шостакович, – ты пойди сначала мир спаси, чудо сотвори, договорись с потусторонними силами о мире, а то… я – Богиня, я – Богиня! Знаем мы таких богинь…
Все ржут и ржут. Вдруг Косулин, взглянув на часы, понимает, что через два часа надо ехать встречать жену на вокзал, а он нетрезв, небрит и жену видеть совершенно не в состоянии.
– Бля-а! – не сдерживается он. – Ну что мне делать?
Это было неожиданно, все уставились на него, всеми силами пытаясь сохранять серьезность.
– Хватит ржать, все это очень плохо кончится, очень плохо, меня жена, кажется, бросила. Она мне изменяет, и я это узнал. Она сегодня приезжает, а я должен сделать вид, что ничего не знаю! Не знаю, что она там е…я с кем-то!! Я в отчаянии… – Губы Косулина сжимаются, а лицо изменяется так, что становится понятно, каким оно было раньше, в детстве.
Все это замечают.
– Наконец-то понятно, что с тобой! – Агния вздыхает с облегчением. – А то ты последнее время сам не свой. – Саша, поехали ко мне, я тебе выделю желтый диван, утром сам решишь, что делать.
Все поддерживают, что ехать за женой в таком состоянии нельзя.
Вечеринка у морга заканчивалась, темнело и холодало. Но нам было тепло, в душе опять расцветала радость от ощущения братства, от того, что, когда настанет твой личный жизненный п…ц, ты не будешь один.
Лора просыпается: рождественское утро, в палате свежо, почти все койки пусты, за окном мирно падает снежок. В душе мрак, а в голове мыслей не счесть: опять снилась мама… Во сне Лора кричала ей: мне больно, я обижена на тебя, смертельно обижена!!! Больше ничего не помнила, проснулась от ужаса этих слов. Смертельно обижена – это не просто обида. Это до смерти, значит. Можно так обидеться, чтобы человек умер? Могла ли ее обида убить маму?
Я что, убила ее? Погоди, Лора, ты такая смелая и решительная. И убийца, и спаситель… И Богиня…
Вчерашний день разогнал мрак. Костя… Как же он ей нравится! Волосы у него мягкие и пахнут приятно. В чертах особая к ней близость, вызывающая желание обладать и меняться чем-то похожим, обнаруживая равенство и взаимность. Зашаталось все, когда он со сцены к ней спустился. И про Богиню ввернул так тонко, и отец Елений ей поклонился! А она ответила, вот дура! Все видели. Не ожидала такого, просто мечтала с Костей увидеться хотя бы раз еще, а тут, оказывается, и для нее место нашлось. Да чуть ли не главное. Богиня. Как он забавно все понял, по-своему: возлюби то что есть. А что есть?
Конечно, он совсем другой человек, не из Лориной вселенной, где они с мамой кружились, как сдвоенные звезды. Он проще, прямее. Лора – интеллект-машина, зато в отношениях между людьми ничего не понимает. А он ничего не скрывает, не то что Лора. Она-то обманет детектор лжи, если надо. Похоронит все чувства на дне души, и все – ничего сложного. Он не такой – он чувствительный, как на иголках все время. Бурлит. Вчера счастлив был. И видно, что не только от спектакля, но и от встречи с ней тоже.
Неужели я влюбилась? Так вот это, оказывается, как. Сильно. Как же я могла так влюбиться? Наверное, он младше меня. Вчерашняя короткая встреча, как доза долгожданного наркотика, наполнила жизнью все клеточки тела. Самые скрытые, незнакомые Лоре места ее тела ныли, стонали, умоляли: еще, еще, еще. Ворочалась полночи, ерзала, любила подушку, ничего не спасало – заснуть не получалось. Была бы дома – в ванне бы валялась, постепенно расслабляясь. Но интимная жизнь в больнице не предусмотрена – уединиться негде. А ночью стыдно – сама слышала, как жаловались на одну: всю ночь мастурбирует, спать не дает. Всей аптекой успокаивали – не помогало девке. Куда ж деваться Лоре? Вполуха слушала горячие обсуждения спектакля в палате, на вопросы отвечала невпопад. Разговаривать не хотелось, хотелось замереть в сладком коконе: я ему нравлюсь, он для меня все это сделал, я ему нужна, а он – мне. Нам будет так хорошо, как и не бывает вовсе. Вопросы отвлекали, злили, хотелось спрятаться ото всех: да отстаньте, пожалуйста!
Во всем теле наступала легкость, как будто Лора лишилась веса, а ткани души и тела приходили в невиданное ранее движение, бурлили, сливались, безжалостно разрушая картезианскую картину мира. Она замирала, уносилась в фантазии, одна откровеннее другой, злилась на себя, пыталась выбраться. Сопротивлялась из последних сил: ничего и нет между ними, два раза в жизни виделись, что может быть? Он ничего про нее не знает, а она про него тоже ничего… кроме самого главного. Но сопротивление было обречено на провал. Сдалась, утонула.
Внешне все это выглядело несколько по-другому. Психиатрически выражаясь: в контакт не вступает, улыбается, погружена в себя, сути переживаний не раскрывает. Пока Лора, наполняясь возбуждением до краев, познавала новую себя, Катька и соседки по палате тревожно переглядывались. Барышни все были опытные и, что такое обострение, знали не из чужих рассказов.
Лорино сознание вспыхивало от дрожащей долгожданной любви к мужчине – нормальному живому мужчине. Которого можно потрогать, которого хочется потрогать! Только коленки от страха подгибаются. Что будет-то, если все-таки потрогает? Наверное, сразу – умрет, не выдержит. Или плакать будет и убежит. Нет! Раньше бы убежала. А теперь рискнет. Все изменится сразу, решительно и навсегда, стоит им только приблизиться так, что назад уже пути нет. Страшно – мир опять изменит ей, и она не знает, как. Знает лишь, что никогда не будет прежней, если хоть один раз выйдет за границы фантазий в реальность. Она вспоминала, как было, когда реальность менялась, не спрашивая разрешения. Как страшно было, как хорошо!
Он любит ее, он любит ее, ведь он признал ее на весь мир. Всем рассказал, что она Богиня. А она Богиня? Лора, ты Богиня? Богини в современном мире разве девственницы? Разве они лежат в дурдоме и развлекают других богинь помельче? Разве Богини убивают обидой собственных матерей? Тоже Богинь. Разве нет? А может, Костя не любит, может, просто развлекается? Голову заморочил, про любовь с три короба нагородил? Откуда он знает про любовь? Вообще, разве есть сейчас любовь? Все только про отношения говорят. Строят отношения, как гараж или сарай. А зачем про Богиню всем рассказал? Посмеялся? Может, все не так уж хорошо? Что она, собственно, знает о нем, кроме того, что у него с головой не все в порядке?
Невозможная любовь, страсть, возбуждение такое, что не скрыть… Вина, боль, мама, где ты, мама, на кого ты меня бросила?
Все вместе, все вместе, как в детском компоте, как бывает, если вы действительно сошли с ума. Невыносимо! Но, благодарение психиатрическим богам, на помощь пришел честный трифтазин. Под утро уснула, так ничего и не решив. Завтра рождественский вечер. Погадать, что ли, духов вызвать? Маму? Она все знает.
На том душа Богини и успокоилась ровно на три часа. Богини мало спят.
С утра едва вспоминает, кто она и где, сразу накатывает: Костя, Костя, Костя. Костя Новиков. А по отчеству как? Константин Михайлович… Александрович… Юрьевич?.. Как теперь с ним встретиться, когда они заперты и принадлежат другим людям, правилам, больнице, судьбе?
Есть не хочется. Вчерашняя легкость опять забралась в тело, и ему не нужно еды. Лора задумывается: может, любовь – еда, особая еда для особых обстоятельств? Еще неделю назад у нее был прекрасный аппетит, больничная пшенка утяжеляла, заземляла, вселяла уверенность. А сегодня не лезет, за ноги хватает, но не достает. Лора уже почти летит. Да и набрала она на больничных обедах, пора худеть. Он такой высокий и стройный. Красивый. Черт! Она опять не услышала Катькиного вопроса – опять уплыла из больницы во внутренний мир тела и желания. Срочно собраться! Соберись, Лора!
Спать нельзя – будет хуже, будут сны с ночи до утра, не разберешь потом, где реальность, где вымысел. В детстве Лора терялась между снами и явью. Что на самом деле правда – не могла понять. А сейчас важно знать наверняка. Мысль хорошая вечером посетила – духов вызвать. Время ведь наступило гадать. Рождество. Раньше бы смеялась над дурачками примитивными, что верят в деревенские сказки, но после истории со Стивом Джобсом стала осторожнее – все бывает на белом свете, даже то, чего не бывает.
Воодушевленно изложила свой план подружкам. Больше всех обрадовалась Актриса. Выяснилось, что по гаданиям она большой спец. Гадала с детства, бабушка научила – ведьмой считалась или волшебницей, она уже и не помнила, кем конкретно. Богобоязненная Катька опасливо слушала (вот уж кто на всю голову ку-ку, так это Актриса, поаккуратней бы с ведьмами этими). После недолгих уговоров согласилась: гадать – грех, конечно, но не сидеть же одной, скучно, да и интересно, что там? Спросить бы надо: как дальше жить ей с ребеночком – может, духи знают?
Весь день готовились. Самым сложным оказалось добыть церковные свечи, на чем настаивала Актриса. Взять свечки в церкви и пронести в отделение проблемы не составляло, вот только ни у кого из них не было свободного выхода. Актрису не отпустят – нечего и думать: три побега за плечами. Катька боялась идти в церковь за свечками, считая это серьезным грехом, причем не коллективным, где еще можно рассчитывать на поблажки, а индивидуальным, где ни на что рассчитывать не приходится. Решили послать Лору, но после ночного бдения и дополнительного трифтазина был риск, что не пустят.
