На следующий день Папаша Упрямец и Вэй Сянтао проснулись и спустились вниз. Внизу они увидели Цинь Сяоин и Лань Цзилиня, которые завтракали, болтали и смеялись. Глаза Лань Цзилиня были больше яйца в его руке, казалось, он уже узнал, что этот дом стоит гораздо больше двух миллионов – целых двадцать миллионов. Папаша Упрямец и Вэй Сянтао услышали, как он спрашивает у владелицы этого дома ценой в двадцать миллионов: Если сложить все дома нашей деревни Нэйцао и деревни Шанлин, вероятно, даже если сложить дома всей волости, будут ли они стоить двадцать миллионов?
Владелица дома по очереди указала на два нефритовых браслета на руках: На самом деле этот дом не дороже вот этих двух браслетов.
Вэй Сянтао в этот момент уже подошла к столу, она услышала эти слова и испуганно попятилась, словно опасаясь разбить браслет.
Цинь Сяоин тут же сняла один из браслетов и протянула Вэй Сянтао: Невестка, возьмите, это вам.
Вэй Сянтао затрясла головой, словно погремушкой, не решаясь взять браслет.
Цинь Сяоин цапнула Вэй Сянтао за руку и надела на нее браслет.
Стоимость состояния Вэй Сянтао моментально увеличилась на десять миллионов. Она чуть не упала в обморок.
Подарив браслет, Цинь Сяоин испытывала радость и легкость на душе, так же легко и просто крестьянин дарит мешок кукурузы другому человеку. Она сказала, обращаясь к Лань Цзилиню, глотавшему слюни в сторонке: Тебе тоже достанется. Когда будет удобно, зайди в мой ювелирный магазин, выбери себе что-нибудь.
Лань Цзилинь поспешно поклонился ей, отложил тарелку и палочки и произнес: Мне прямо сейчас удобно.
Цинь Сяоин ответила: Хорошо, тогда пойдешь со мной после того, как я позавтракаю с моим старшим братом и невесткой.
Лань Цзилинь взглянул на Папашу Упрямца, который сидел и молча ел, о чем-то подумал и, глядя на Цинь Сяоин, спросил: Папаше Упрямцу тоже должно достаться.
Глядя на сидевшего рядом Папашу Упрямца, Цинь Сяоин с глубоким чувством, не сдержавшись, прильнула к нему и с гордостью произнесла: Ему не нужно. Он сам по себе золотой Будда, мой Будда, Будда для всех.
Папаша Упрямец продолжал молча есть, он словно не слышал слов похвалы и сказочной метафоры Цинь Сяоин.
После завтрака секретарь Цинь Сяоин отвезла Вэй Сянтао в больницу навестить сына.
Лань Цзилинь ушел вместе с давшей ему обещание Цинь Сяоин, а когда он вернулся, на шее что-то сверкало – это была золотая цепь. Она была толщиной с мизинец, как крайт [28], обернувшийся вокруг дерева, и это очень не понравилось Папаше Упрямцу. Лань Цзилинь вдобавок еще и снял цепь и похвастался:
Это самая толстая из всех, какие были в магазине, весит триста пятьдесят грамм, то есть семь лянов, вот я ее и выбрал.
Папаша Упрямец сказал: Ты и на моей лодке всегда выбираешь самую большую рыбину. Самая большая не обязательно означает, что она самая вкусная, как и цепь, самая большая не всегда самая красивая? Тебе кажется красиво? Мне вот не кажется, такие только деревенские богатеи носят.
Лань Цзилинь ответил: Ты ничего не понимаешь. Разве можно сравнивать рыбу с золотом? Дорогостоящая вещь золото – оно дорогое, если тяжелое. Пусть назовут деревенским – мне все равно, главное тут – слово «богатей»!
А ты мужик жесткий.
Мне ведь сказали выбрать, что захочу, вот я и выбрал.
Лань Цзилинь, тебе не кажется, что нищий, попрошайничающий с золотой чашей, все равно остается нищим, разве тебе не стыдно?
Я это заслужил! – сердито выпалил Лань Цзилинь. В вашем браке с Вэй Сянтао есть и мой вклад, моя заслуга.
Ну-ка расскажи, что это за вклад.
Лань Цзилинь будто давно готовился, он поведал следующее:
Вэй Сянтао – жена моего двоюродного брата. Когда она была еще молода, брат умер. В тот момент я был холостой. Я мог бы взять Вэй Сянтао в жены, это было бы закономерно и логично. Но я не женился на ней. Скрепя сердце, я сохранил ее для тебя. Если бы я тогда на ней женился, разве был бы у вас сейчас роман на закате жизни? Я уступил такую хорошую женщину тебе, разве это не мой вклад?
У тебя с Вэй Сянтао было… ну, то самое?
Лань Цзилинь увидел, что Папаша Упрямец спрашивает его с суровым, строгим лицом, и поспешно ответил: Нет, совсем ничего не было!
Я не очень тебе верю.
Не волнуйся, даже если у меня и возникали такие мысли, Вэй Сянтао не согласилась бы. Ты не смотри, что у нее тяжелая жизнь, на самом деле она – женщина с большой душой. Я ей не нравился.
Можешь поклясться?
Клянусь. Если у меня с ней что-то было, пусть небо поразит меня громом.
Когда Папаша Упрямец услышал эту клятву, то словно камень упал с его души, и он сказал Лань Цзилиню, державшему золотую цепь в руке: Когда Чаншоу выздоровеет, тогда и сможешь спокойно носить эту цепь.
Лань Чаншоу, больной церебральным параличом, лечился от этой болезни в лучшей больнице Гуанси. На операцию были приглашены специалисты из Шанхая. Операция прошла успешно, и бывший слабоумным более тридцати лет Чаншоу наконец пришел в сознание. Постепенно он начал думать, говорить и двигаться как обычные люди. В недалеком будущем он сможет, как нормальный здоровый мужчина, завести семью, народить детей, прочувствовать вкус жизни.
Все понимали, что выздоровление Лань Чаншоу произошло не столько благодаря врачам, сколько благодаря деньгам. Три месяца интенсивного лечения, помощь родственникам с жильем, едой и другими жизненными потребностями – сколько на это ушло денег, вероятно, даже заплатившая за все Цинь Сяоин сама не знала. А может, и знала, но сказать не соглашалась. Эта богатая и милосердная женщина готова была любой ценой помочь исполнить мечту своего благодетеля. Она никогда ему ни в чем не отказывала. За то, что он не стал с ней тогда спать, она могла отплатить только деньгами. И его желанию сочетаться браком тоже могла помочь только деньгами. Вылечить сына Вэй Сянтао – большой шаг на пути к браку благодетеля.
Хотя на пути ее собственного брака уже давно горел красный свет, от него осталось лишь название. У ее мужа на стороне имелась женщина, родившая ему внебрачного ребенка. Все это случилось из-за денег. Они могут принести благо, но могут и сотворить зло. Вот только зло Цинь Сяоин тщательно скрывала, чтобы Папаша Упрямец и другие не узнали правду.
Лань Чаншоу выписали из больницы. Вечером накануне расставания с Наньнином и Цинь Сяоин в самом богатом особняке на берегу реки Юнцзян ярко горели огни, тут было устроено шумное пиршество. Кроме Папаши Упрямца, Вэй Сянтао, Лань Цзилиня и Лань Чаншоу, присутствовали еще многие жители деревень Нэйцао и Шанлин. Как одна большая семья они радовались, пили и ели вволю.
Приехал Лань Чанфу, чтобы забрать своего младшего брата и мать. Сейчас он был заместителем главы уезда Y города H, и то, что он, несмотря на загруженность служебными обязанностями, появился в кругу семьи, вызвало всеобщее ликование.
Судя по его довольному взгляду на Папашу Упрямца и по тому, как он много раз сам пил за его здоровье, было похоже, что он признал его своим отчимом, родственником, и казалось, что готов был согласиться на его брак с матерью. К тому же Лань Чанфу уже начал звать Цинь Сяоин тетей. Эта словно с неба свалившаяся тетя оказалась спасительной звездой для его младшего брата, она могла стать спасительной звездой и для него. Ему сейчас нужна была большая сумма, и он надеялся получить от нее поддержку. Однако язык не поворачивался попросить, ему было неловко заговорить с тетей, действовать же через Папашу Упрямца представлялось более надежно. До получения этой крупной суммы он не собирался давать согласие на брак матери. Его теплый взгляд и действия по отношению к Папаше Упрямцу всего лишь прокладывали путь к деньгам, как перед ловлей большой рыбы сначала готовишь приманку.
Когда все уже были сонные или опьянели, Лань Чанфу воспользовался возможностью поговорить с Папашей Упрямцем с глазу на глаз и заключить сделку.
В чайной комнате Лань Чанфу заварил чай, предложил его и сигареты Папаше Упрямцу, как умный и почтительный ребенок. Сначала он поведал, что у него на сердце, и начал с того, что шестнадцать лет назад не согласился на брак матери с Папашей Упрямцем, а теперь сожалеет и извиняется за абсурдную причину этого отказа – якобы из-за того, что Папаша Упрямец был солдатом гоминьдановской армии. Затем он рассказал про свое взросление. После окончания университета его распределили в комитет комсомола уезда Y, там он вступил в партию и стал заместителем секретаря комитета комсомола, потом – секретарем, а потом – поехал в деревню в качестве главы волости, после чего он стал волостным партсекретарем, то есть добросовестно проходил все этапы шаг за шагом. Когда ему исполнился тридцать один год, он занял пост заместителя главы уезда Y. В этом году ему уже тридцать шесть, значит, он ходил в заместителях уже пять лет. За эти пять лет он много и усердно работал, но по-прежнему топчется на месте, не двигаясь вперед. А ему хотелось пойти дальше.
