Ознакомительная версия.
И поставил пластинку битлов.
Пока четверка разогревались, я открыл шкаф. Тяжелая «Ямаха» тревожно загудела в моих руках. Мне тоже надо было разогреться. Я прикасался к «Ямахе» редко, в последние годы считанное число раз. «Ямаха» была моим секретом, о котором знал только Шурка. Втайне я всю жизнь хотел стучать по струнам. Не меньше, чем Шурка. Кстати, у меня это получалось. В свое время школьный джаз знали в городе. Мне всю жизнь хотелось стучать по струнам гитары, чтобы зал загорался, чтобы из сумеречных глубин зала, из сумеречных живых глубин светились бесчисленные глаза, вздымались тысячи рук. Человек, ни разу не стоявший на сцене, этого не поймет.
Хлебнув из бутылки, я подпел битлам.
Oh, I believe in yesterday…
Я тянул медленные слова, рвал струны, сердце щемило, но я не останавливался. Я знал, что если остановлюсь, то разобью гитару о стенку. Плевать, что мой голос не отвечает никаким стандартам, плевать, с первого раза развалится гитара или мне придется дважды долбануть ее о стену…
Битлы будто почувствовали мое настроение.
You make me dizzi, Miss Lizzi, the way you roсk and roll…
Это, конечно, более соответствовало новогоднему празднику. «Dizzi, Miss Lizzi…» – орал я от всей души, а потом попытался вытянуть «She Loves You, yech, yech, yech…», но это у меня не получилось и я вернулся к мисс Лиззи. Эта добрая мисс дала мне возможность снова почувствовать себя, вернуться к реальности. Я уже не жалел срывающегося голоса. Я окончательно осознал, что теперь меня никто не утопит.
Время от времени я делал большой глоток.
Прошлого нет.
К черту прошлое!
Жизнь определяется будущим.
Даже прошлое, черт побери, определяется будущим.
Oh, I believe…
Я все-таки захмелел.
Да и как не захмелеть?
Подступающий новый год… Квартирные сумерки… Старая «Ямаха»… Бутылка, выданная приятелем… Я даже о Вадике Голощеком, промелькнувшем в памяти, вспомнил без особой злобы. Ну, надо будет выкупить парашют, подумал я. И задумался: сколько лет может лежать на таможне не выкупленная вещь?… И опять приложился к бутылке.
В темном зеркале, стоявшем в углу, отражалась пустая квартира. В последнее время она стала напоминать музей. Это потому, подумал я, что я не делаю уборку, вид не жилой, вещи валяются.
Пустота в зеркале сгустилась.
– Браво! – услышал я. – Блядей сюда ты, кажется, еще не водишь.
Допиться с одной бутылки до глюков я не мог, значит, это была настоящая Нюрка. «Мисс Лиззи… Новогодний подарок… – засмеялся я, откладывая гитару. – С наступающим?…»
– С нарезки слетел? – с явным подозрением спросила Нюрка, сбрасывая на пол соболью шубку, воздушную даже на вид.
– Кажется, нет.
Нюрка улетела в Москву, не вернув ключей от квартиры. Может, поэтому я не водил к себе блядей? Кто знает? Она стояла передо мной красивая, румяная, глаза смеялись и никак не соотносились с ее словами.
– Знаешь, почему ты проиграл?
Ничего, кроме начатой бутылки водки, в квартире не было. Наверное, Нюрка это поняла, потому что отобрала у меня бутылку и сделала большой глоток прямо из горлышка.
– А я проиграл?
– А ты сам как чувствуешь?
– Я чувствую, что все время выигрываю.
– Тебя голым выброси на Северном полюсе, – зло сказала Нюрка, – ты не замерзнешь. Ты скоро вернешься в собольих шубах, с упряжкой собак и с дрессированными белыми медведями. – В голосе ее не слышалось одобрения. – Но я тебе так скажу: ты проиграл, проиграл, не обольщайся. Это, конечно, не главный твой проигрыш, будут другие. Вот почему тебе важно именно сейчас понять, почему ты проиграл.
– Пошла ты к черту, – сказал я, убирая гитару в шкаф.
– Разве ты не сыграешь что-нибудь еще?
– Я не умею.
– А мне показалось, что у тебя получается.
– Это тебе показалось, – отрезал я. – А проигрышей не бывает.
– Ну да, не скажи, – усмехнулась Нюрка, устраиваясь в кресло напротив и складывая руки на своих круглых коленях. Испорченная, но такая притягательная улыбка осветила ее лицо. – Существуют столы, на которых стоит все, чего человеку хочется, и существует столы, на которых нет ничего, кроме дешевой водки. Ты что, не видишь разницы? Ты что, не боишься пить эту водку? Она может оказаться паленой.
– Она винаповская.
– Нашел кому верить!
Я не знал, как отнестись к Нюркиному появлению.
Что-то во мне, несомненно, дрогнуло, но одновременно Нюрка меня злила. Я больше не хотел ей доверяться.
– Так ты хочешь знать, почему проиграл?
Я нехотя усмехнулся.
О чем она спрашивает?
Алкаш Иваныч-младший, несвоевременный отъезд, плохой контроль, рухнувшая карьера Иваныча-старшего, наконец, финансовый кризис, поразивший страну. Все на поверхности, о чем речь?
Я взглянул на часы, на них было одиннадцать.
Я сгонял бы в магазин за коньяком, водой и закуской, вполне можно успеть, но, как это ни смешно, у меня не было денег. Да и не хотел я есть. А Нюрка… Я ее не ждал… Да она и не выглядела дистрофиком…
– Не придумывай, – резко сказала Нюрка, будто читала мои мысли. – Никаких финансовых кризисов, никаких зависимостей. Ничто тебе не грозило, ты умеешь увертываться. Ты проиграл потому, что решил, что я в твоей жизни главное. А так не бывает. Если ты занят серьезным делом, женщина не должна занимать главного места. Взгляни на Трубникова. Почему Трубников всегда цветет? Да потому, что при всей своей плотоядности, он никогда не впутывает женщин в бизнес, не преувеличивает их значения. Женщин у Трубникова много, он жить не может без женщин, но они вынесены у него за скобки. А ты почему-то решил, что я важнее всего на свете, и ради этого бросил все.
– Бросил? – удивился я. – Разве не ты советовала мне улететь?
– Да, я советовала, но у тебя на плечах должна быть своя голова. Ты прекрасно знаешь, что влиять на события можно только находясь только в центре событий. А тебе хотелось сидеть у моих ног. Вот ты теперь и сидишь в пустой квартире перед бутылкой паленой водки.
– Зачем ты пришла?
– Чтобы убедиться в своей правоте.
– Проваливай, – сказал я. – Ты убедилась.
Она покачала головой. Она, похоже, действительно читала мои мысли. «Уж теперь-то не уйду, – засмеялась она. – У тебя правильная реакция. Я вижу, ты не сломался, значит, пора начинать новое дело».
– Хочешь свести меня с очередным любовником?
– А почему нет?
Она посмотрела на меня странно. Ее взгляд волновал меня.
– Где у тебя телефон? – негромко спросила она. – Надеюсь, телефон у тебя не отключили? Я закажу новогодний ужин, ты не возражаешь?
И добавила:
– До утра я свободна.
Она не уточнила, почему свободна до утра. Но я и не собирался ничего уточнять. Мысль о том, что она действительно собирается помогать мне, приводила меня в бешенство. Я прижал ее к себе. «Это страшно нехорошо, то, что мы будем сейчас делать…» – «А мы повторим, – шепнула она. – Может, тогда у нас получится лучше…»
4
Когда я проснулся, Нюрки не было.
В первый момент я решил, что Нюрка мне приснилось, но на столе стояли бутылки, валялся недорезанный ананас, мандарины, яблоки, конфеты, какое-то остывшее мясо. А на тумбочке лежала визитка.
На визитку я даже не посмотрел.
Будем считать, что все приснилось.
Странное это дело – проснуться в пустой квартире, слышать запах мандаринов, даже запах женского тела еще не выветрился из постели, и знать, что в окно вливается свет уже другого, совсем нового года, совсем не того, в котором ты жил вчера. Задумчиво разглядывая морозный узор на стекле, я подумал: жратвы и выпивки достаточно на троих, почему Нюрка заказала столько? И потянулся к бутылке. Но пить в одиночестве не хотелось. Зачем пить одному, когда можно выпить с профессионалом?
Я набрал номер, но Юха не ответил.
Да и нечего звонить, решил я, надо поднять Юху стуком в дверь. Бутылка хорошего коньяка поднимет на ноги адмиральского отпрыска. Адмиральский час, скажу я ему, а потом выдам припасенный анекдот. Пару дней назад этот анекдот выдал по телефону Трубников. И сам ржал как лошадь. Заходят, значит, двое новых русских в бар, заказывают два по сто и наперсток водки. Бармен удивляется, но выставляет на стойку и два по сто и наперсток. Тогда один из новых русских вынимает из нагрудного кармашка третьего нового русского, совсем как настоящего, только крошечного – в дорогом малиновом костюмчике, в крошечной, но литого золота голде, с крошечным мобильником, все путём, все как надо. «Ну, давай, братан, колись, как ты в Африке ихнего шамана куда-то послал?»
Юху такой анекдот разбудит.
О Нюрке я не думал. Меньше всего мне хотелось думать о ней.
Новый год, сказал я себе. Поеду к Юхе. Пусть расскажет про адмиралов и про маршала Покрышкина. Какой смысл сидеть в пустой квартире? Нюрка права, я и с Северного полюса вернусь в соболях.
Все-таки появление Нюрки меня поразило.
Оказывается, она росла в соседнем дворе и с детства знала меня и Шурку. Наверное, знала и Юху, но про него мы не вспомнили. Кстати, это Нюрка однажды разбила Шурке голову кирпичом. Случайно, понятно. Была она просто пигалицей с соседнего двора, никто не обращал на нее внимания, а она помнила всех. Годы прошли, а она помнила.
Ознакомительная версия.
