— Я спущусь через минуту!
Он прошлепал обратно в ванную, заливая все на своем пути, скинул намокший халат и, вытирая поразительно длинные ноги, подумал, отчего он так и не овладел техникой экзорцизма. Это искусство, кажется, было бы весьма полезно его пастве. Хотя многие бифитеры похвалялись своими встречами с привидениями на территории крепости, они никому, за исключением капеллана, не рассказывали о появлении спектральных призраков в собственных домах, потому что это было слишком страшно. И хотя его не единожды просили изгнать привидение, он так и не набил руку в этом деле, что сильно возмущало бифитеров.
Одевшись, святой отец неспешно пошел по ступенькам, даже остановился, чтобы рассмотреть отметину на перилах.
— Что случилось? — спросил он, открыв дверь.
— Хотел спросить, не зайдете ли вы, чтобы разрешить ту маленькую проблему, о которой мы говорили, — сказал йомен Гаолер, и тень под его глазами стала особенно заметна в предательском солнечном свете.
— Какую маленькую проблему?
Йомен Гаолер кивнул на свой дом:
— Вы сами знаете.
— Знаю?
— «Оды к Синтии». Запах табака. Пропажа картофеля.
— Ах да, — сказал капеллан, собираясь закрыть дверь. — Дайте мне знать, когда вы освободитесь, и мы договоримся о дне.
Йомен Гаолер поставил ногу на порог, не давая двери закрыться.
— Сейчас я как раз свободен.
Повисла пауза.
— Вы уверены, что это будет удобно? — уточнил капеллан.
— Удобно. Вы согласились на прошлой неделе.
Капеллан пошел вслед за бифитером к дому номер семь по Тауэрскому лугу, надеясь, что по пути его перехватит председательница Общества почитателей Ричарда Третьего. Однако на скамейке перед Белой башней никого не было. Йомен Гаолер открыл дверь и отступил назад, приглашая святого отца войти первым. Капеллан тут же устремился по коридору, крикнув через плечо:
— А не выпить ли нам чаю, прежде чем мы приступим? Я не успел позавтракать.
Йомен Гаолер поравнялся с ним и заслонил все подступы к чайнику.
— Я бы предпочел сначала покончить с делом, если вы не против, — ответил он.
Преподобный Септимус Дрю поглядел на клетку на кухонном столе.
— Кто у вас там? — спросил он.
— Этрусская землеройка королевы.
— Давайте посмотрим.
Йомен Гаолер взял клетку и переставил на стол у себя за спиной.
— Прошу прощения, но зверек ужасно нервный. Столовая у меня вон там, — произнес он, показывая дорогу.
Святой отец последовал за ним и тут же направился в угол комнаты, желая рассмотреть тюдоровский топор на длинном топорище, который йомен Гаолер носил во время торжественных церемоний.
— Ваши предшественники несли его, сопровождая узников с суда и на суд в Вестминстере, кажется, так? — спросил капеллан, рассматривая оружие. — Я правильно помню: если лезвие было обращено к узнику, это означало, что его приговорили к смертной казни?
— Разве вы не будете брызгать во всех углах святой водой или чем-нибудь еще? — спросил йомен Гаолер, пропуская вопрос священника мимо ушей.
— Верно, верно, — отозвался святой отец, похлопывая по карманам рясы в поисках пузырька. Затем он склонил голову, быстро прочитал молитву и прошелся по комнате, брызгая водой.
— Вот и все, — с улыбкой объявил он. — Готово!
Йомен Гаолер с недоумением поглядел на него:
— Неужели все? Разве вы не должны приказать ему уйти или что-то в этом роде?
Капеллан прикрыл рот рукой.
— Правда, должен? — спросил он.
Мужчины смотрели друг на друга.
— Нет-нет, это пережитки прошлых веков, — заявил святой отец, отмахиваясь от предложения ладонью. — А сейчас мне уже пора, — прибавил он, направляясь к двери.
Святой отец шагал через Тауэрский луг, и полы красной рясы хлопали его по ногам, а йомен Гаолер со смущением смотрел ему вслед, чувствуя себя одураченным. Он поплелся обратно в кухню, открыл клетку и протянул этрусской землеройке очередного кузнечика, к которому она потянулась острой бархатистой мордочкой.
Геба Джонс нашла на кухонном столе записку от Валери Дженнингс, в которой та сообщала, что ушла на работу пораньше, чтобы завершить одно дело. Пока Геба Джонс сидела за столом, жуя сухую зерновую смесь «Спешл К», поскольку у ее коллеги не нашлось ничего более существенного, она рассматривала все еще чужое для нее жилище и размышляла, сколько еще сможет оставаться. Хотя Валери Дженнингс сказала, что комната для гостей полностью в ее распоряжении столько, сколько потребуется, и сделала все возможное, чтобы Геба Джонс чувствовала себя как дома, ей не хотелось злоупотреблять гостеприимством коллеги. Пока она стояла у раковины и мыла за собой тарелку, она решила, что пришло время залезть в деньги, которые откладывали на университет Милону, и снять квартиру, пока жильцы не освободили их дом в Кэтфорде.
Когда она открыла дверь в бюро находок, ей показалось, что пахнет свежей краской. Решив, что запах идет из открытого окна, она тут же забыла о нем и пошла заварить две чашки чаю. Дожидаясь, пока закипит чайник, она поглядела на сейф, крепко запертый, чтобы чистящие средства не повредили его содержимое, и понадеялась, что коллега запомнила комбинацию цифр.
— Ты нашла чем позавтракать? — спросила Валери Дженнингс, выходя из-за книжных полок.
— Да, спасибо, — отозвалась Геба Джонс, поднимая глаза.
Она тут же вспомнила, что ее коллега снова идет обедать с Артуром Кэтнипом. Валери Дженнингс явно перерыла весь гардероб, отыскивая что-нибудь, способное украсить ее, однако сумела откопать только вышедшее из моды платье. Она предприняла попытку укротить шевелюру, и попытка, судя по всему, провалилась — в итоге она просто заколола непослушные кудряшки на затылке.
— Прекрасно выглядишь, — заметила Геба Джонс.
Обе женщины сели каждая за свой письменный стол и продолжили дело возвращения потерянных вещей их легкомысленным владельцам. И только когда Геба Джонс встала, чтобы снова заварить чай, она заметила чудовищные перемены.
— Ящик иллюзиониста стал розовым, — сказала она, прикрывая рот ладонью.
Валери Дженнингс развернулась, один ее глаз был увеличен лупой, с помощью которой она исследовала старинный манускрипт, обнаруженный в сейфе.
— Мне показалось, хорошо бы его немного освежить, — сказала она.
Вернувшись на место, Геба Джонс принялась рассматривать одну из расшитых лотосами китайских туфелек, которые она пока еще надеялась вернуть хозяину, а сама тем временем размышляла о причинах странного поведения коллеги. Валери Дженнингс была к ней более чем добра, предложив свободную комнату, когда она постеснялась попросить приюта у своих сестер. Каждый вечер, вместо того чтобы задавать вопросы, на которые Гебе Джонс было бы больно отвечать, она просто усаживала ее в кресло с подставкой для ног и приносила бокал вина. И хотя ужин она готовила, не обладая удивительными кулинарными способностями сестер Гебы Джонс, она, без сомнения, делала это с душой.
Вскоре после одиннадцатичасового перекуса, состоявшего из ломтиков яблока, желудок Гебы Джонс издал раскатистое ворчание, она сняла свое бирюзовое пальто с вешалки рядом с надувной куклой и сообщила, что ей необходимо выйти на минутку.
Как только она ушла, Валери Дженнингс сунула руку в черную сумочку, извлекла оттуда книгу в мягкой обложке и поставила обратно на полку. Пока она осматривала полки в поисках нового развлечения, зазвонил швейцарский коровий колокольчик. Раздраженная тем, что кто-то мешает ей наслаждаться любимым временем суток, она завернула за угол. Перед прилавком стоял высокий мужчина в черном цилиндре и таком же черном плаще, спадавшем до пола. Под мышкой у него была зажата волшебная палочка.
— Я пришел к Валери Дженнингс, — сообщил он, перебрасывая полы плаща за спину и демонстрируя его алую шелковую подкладку.
— Ах да, я вас жду, — сказала она, откидывая крышку прилавка. — Проходите.
Валери Дженнингс провела посетителя через контору, и они остановились перед ящиком иллюзиониста, который она перекрасила этим утром, отчего Геба Джонс усомнилась в ее умственном здоровье. Мужчина провел по поверхности ящика рукой, затянутой в белую перчатку.
— Очень странно, — сказал он. — В точности как мой, за исключением цвета. На дереве даже зарубки в тех же местах, где я промахивался.
Валери Дженнингс скрестила руки на пухлой груди и уставилась на реквизит:
— Уверена, это не имеет значения, когда переливающаяся блестками ассистентка начинает кричать. Трудно понять, когда она играет на публику, а когда вы действительно распиливаете ее пополам. В любом случае, если это не тот ящик, я провожу вас к выходу. Пожалуйста, за мной…
Когда швейцарский коровий колокольчик зазвонил незадолго до полудня, сердце Валери Дженнингс дрогнуло. Она нанесла на губы еще один слой «Сиреневой дымки» и направилась за пальто, обутая в туфли, превращавшие пальцы ног в два красных треугольника. Однако, завернув за угол, вместо покрытого татуировками билетного контролера она увидела залитую слезами женщину в спортивной куртке и берете.
