26 глава
— Итак, вы приглашены на заседание суда в качестве свидетельницы и вам есть что сказать по нашему делу?
— Да.
— Как вас зовут?
— Анке Лир.
Анке Лир. Отправительница первого письма в красных пятнах.
— Нет! — закричал я и рванулся к Штелльмайер. — Протестую! Я даю отвод этой свидетельнице, госпожа судья! Все это несущественно и давно уже не имеет ко мне никакого отношения, мы теряем время…
— Господин Хайгерер, прошу вас занять свое место, чтобы мы могли продолжить заседание, — сказала Штелльмайер. — Или вам нужен перерыв?
— Нет, только не перерыв…
Мой адвокат Томас повел меня, точно слепого, на скамью подсудимых. Я опустился в кресло между двумя истуканами в форме и принялся считать дырки для шнурков. Четырнадцать. Их снова оказалось четырнадцать. Я не ошибся.
— Художница-акционистка, — произнес певучий голос свидетельницы.
Фиолетовый цвет ее платья гармонировал с желтыми волосами. Взгляд, исполненный солнечного света и воздуха, был сладким, как йогурт. Она смотрела на мир с нежностью, которой тот не заслуживал, и принадлежала к числу женщин, в которых расчетливость сочетается с сумасшествием. Такие похожи одновременно на пай-девочек и законченных наркоманок. Как можно верить этой свидетельнице?
Разумеется, она знала человека в красной куртке. Насколько хорошо?
— Очень хорошо. Он был нам как брат.
— Нам?
— Мы всегда держались втроем.
Кто же третий?
Я понял и усмехнулся, чтобы в очередной раз не потерять сознание. Все уставились на меня. Вероятно, в моей улыбке было что-то истерическое.
— Мне назвать имя? — уточнила она.
Может, мне действительно рухнуть в обморок? Неужели весь этот театр абсурда тоже подошьют к делу?
— Энгельберт Ауэршталь, — ответила свидетельница.
Автор третьего письма в красных пятнах.
— Это второй вызванный на сегодня свидетель, — заметила судья.
Я поднял руку и попросил сделать небольшой перерыв. В туалете я напрасно пытался привести свои мысли в порядок. Трудно что-нибудь придумать, когда действуешь в одиночку против всех.
Где Хелена? Она единственная видела меня ползающим по дну пропасти. Она одна сопровождала меня пусть даже и на незначительном участке предназначенного мне пути. Почему же ее нет рядом сейчас, когда я лежу на спине, как жук, и болтаю лапками в ожидании порыва ветра, который мне поможет? Я снова пересчитал дырки для шнурков. Их было двенадцать или четырнадцать. Я убедил себя в том, что мне все равно. Тюремный врач дал мне успокоительное.
Вместе они реализовали пять авангардистских проектов, сказала она. А началось все с того, что Рольф подцепил вирус и стал искать в Интернете помощников для создания «необычного произведения искусства на тему ухода человека из жизни». Анке Лир, бывшая больничная сиделка, и Энгельберт Ауэршталь, свободный художник-график, откликнулись на его предложение. Они назвали свой проект «Вольный каменщик смерти». Целью его было представить заключительные стадии неизлечимой болезни в произведениях перформанса.
— Он решил рассказать о своих муках, чтобы научиться лучше справляться с ними. Бесчеловечной природе он противопоставил энергию искусства. Нам понравилась его идея, и мы загорелись, — продолжила Анке Лир.
До такого не додумался ни один автор издательства «Эрфос». Слава богу, я не депрессивный тип!
Последний проект заканчивался в день его смерти.
— Что он подразумевал? — спросила судья.
— Его освобождение, спасение и убийство, — ответила Анке.
Мне показалось, по залу пробежала дрожь, словно зрители находились вокруг эпицентра небольшого землетрясения. Я чувствовал, как мои вены взрываются.
— Если публика не успокоится, мы будем вынуждены очистить помещение, — обиженно повторял Хельмут Хель.
— Вы знаете подсудимого? — продолжила допрос судья.
— Лично нет. Только по переписке.
Она достала из своей джутовой сумки желтую папку и положила ее на свидетельскую трибуну.
— Мне рассказать о нашем проекте?
«Нет», — мысленно прошептал я.
— Разумеется, — кивнула Штелльмайер.
— В августе Рольф заболел тяжелой формой пневмонии. Результаты анализа крови оказались катастрофическими. При помощи лекарств его жизнь можно было продлить не более чем на несколько недель, а он не желал медленно угасать. Рольф решил сразу положить всему конец, но ему казалось трусостью уйти из жизни, наглотавшись таблеток. Он задумал сделать из своей смерти перформанс. Так появилась идея умереть от чужой руки, причем отодвинув роковой момент как можно дальше. Рольф говорил об «искусстве освобождения», которое должно было совсем ненадолго опередить естественную смерть. Он хотел уйти из жизни открыто, на глазах у публики. Так появилась «Сцена 5», наш последний проект из серии «Вольный каменщик смерти».
Он дал три объявления в газету «Культурвельт», разместил информацию в Интернете. Эти вырезки я, должно быть, и видел во втором письме с красными пятнами.
— Мне зачитать? — спросила свидетельница.
Я хотел выразить протест, но у меня сорвался голос. Я помнил первый отрывок: «Ищем исполнителя главной роли. Время дорого». Второй: «Мужество живо. Искусство живо. Театр жив. Все это придает смерти смысл». Третий: «Моя жизнь убегает от меня, твоя течет мимо тебя. Давай встретимся где-нибудь посредине и разойдемся, довольные. Ты решительно ринешься навстречу себе. Я украдкой ускользну от себя. Искусство будет нашим союзником: тебе спасителем, мне освободителем».
Анке Лир понесла тексты судье. Проходя мимо скамьи подсудимых, она бросила в мою сторону свой солнечный взгляд, который ожег меня, словно крапива.
— Что же произошло дальше? — поинтересовалась судья.
— Он откликнулся на объявление.
Я почувствовал, как ее направленный на меня указательный палец вонзается мне в живот. Я был просто не в состоянии пошевелиться. Руки окоченели, в горле пересохло. Не в силах сопротивляться, я покорно внимал ее словам. Потом опустил голову и пересчитал дырочки для шнурков. Тринадцать. Ложь. Все ложь. За что мне это?
Вскоре зазвучал другой, более низкий голос. Значит, говорил Энгельберт Ауэршталь. Такие мужчины пристают к прохожим на улице, предлагая показать самую короткую дорогу к Господу, с которым они знакомы лично. «Нет, спасибо», — шепотом ответил я ему. Разумеется, этого никто не услышал.
Этот блондин всем понравился. Голос его звучал мягко. Речь текла сплошным, профессионально отрегулированным потоком. Компьютерная распечатка договора со смертью свисала вдоль светлых льняных брюк до самых охряно-желтых ботинок из мягкой кожи. Ему позволили зачитать ее. Никто не остановил его. Он окончательно одурманил суд своим враньем.
17 сентября, 22:19. Ян Хайгерер — Рольфу Лентцу: «Ваши объявления в газете пробудили мой журналистский интерес. Прошу вас выслать более подробную информацию».
22:37. Рольф Лентц — Яну Хайгереру: «Я ВИЧ-инфицирован и умираю. Мне остались считаные недели. Помоги мне. Освободи меня. Избавь меня».
22:45. Ян Хайгерер — Рольфу Лентцу: «Вы сумасшедший? Что вы такое пишете? Я поставлю в известность экстренную социальную службу. Опомнитесь!»
22:47. Рольф Лентц — Яну Хайгереру: «Да, я сумасшедший. Боль отняла у меня разум. Неизвестный Ян, мой ангел-хранитель, стань для меня экстренной службой! Помоги мне. Напиши мне. Выслушай. Останься со мной. Услышь мое сердце. Давай встретимся и покончим с этим. Исполни мое последнее желание».
И так далее. Целую неделю мы переписывались по электронной почте. Он рассказывал мне о своей беде, я ему — о своем монотонном, мучительном и безболезненном существовании. Я пытался отговорить его, ободрить. Но чем больше узнавал о его несчастной жизни, тем менее безумной представлялась мне его затея.
«Вы застали меня не в лучшее время, — писал я. — Повседневность схватила меня за горло. Мне нечем дышать. Я хочу наслаждаться жизнью. Что ни неделя — слушание в суде. Я один из тех смешных репортеров, которые пытаются описать внутренний мир убийцы. На самом деле герои моих очерков — обыкновенные граждане, вроде меня. Может, я только и делаю, что пишу о самом себе, о журналисте, которому надо рассказать о преступниках. Мы всегда говорим лишь о собственных чувствах и подгоняем факты под свою правду, так что в конце концов они не выдерживают. Да, я таков. Зритель с галерки. Я никогда не играл на сцене, там, где живут».
Автор этого текста должен был изучить меня насквозь.
Получалось, что это Рольф Лентц выбрал меня.
4 октября, 1:26. Ян Хайгерер — Рольфу Лентцу: «Как вы себя чувствуете? Не лучше ли было нам встретиться у вас дома и обсудить подробности нашего дела? Обещаю, что не оставлю вас умирать в одиночестве. Но если вы и сегодня повторите, что все еще хотите этого, если в этом действительно состоит ваше самое заветное и последнее желание, то я, Ян Хайгерер, готов его выполнить».
