Не было у Христа джинсов и жвачки. Сам ходил в хитоне и жевал рыбу сушеную. Начал он чего-то плести про ближних, про «эллинов и иудеев». Тут его и те и другие камнями-то и забили. И ушли.
В очередь за колбасой.[42]
На третий день Христос, как полагается, воскрес. Посмотрел вокруг. И грустно ему сделалось. И хреново.
И повесился он на ржавой трубе.
Навсегда. И окончательно.
С тех пор всё пошло и поехало…
С самого детства Вовик Перепутин любил что-нибудь взять да и потопить. Бывало пригреет бездомного щеночка или брошенного котеночка. Выходит, выпоит молочком… а потом возьмет и утопит. И одноклассников-сверстников топил в прудах и речках, в шутку — подплывет бывало сзади невзначай, как насядет на спину, подомнет, потопит, и ждёт, покуда потопленный дергаться перестанет. А потом вытащит еле живого, отпустит к маме, вздохнёт… и подумает — лиха беда начало!
За это звали его Вова Топилец.
Позже приходилось топить сволочей сослуживцев и прочую шушеру. Мелко это было и не масштабно.
Хотелось великих свершений.
Став генеральным президентием диковинной страны Россиянии, Перепутин понял — пришло время потопов. Он не хотел жить по мещанскому принципу короля-солнца Людовика ХУ — «после меня хоть потоп». Почему это «после меня». При мне! И именно при мне! Но не спеша, и коли партнеры за! А то и захлебуться можно.
Он давно мечтал потопить все россиянские корабли и подводные лодки. И в целях экономии, чтоб олигархам больше денег доставалось, чтоб не разбазаривать их на, понимать, какую-то там оборону какого-то там народонаселения… и по натуре своей топильческой. Но всё не решался. Осторожный был. И потому, когда американцы взяли и потопили самую большую россиянскую подводную лодку со всем экипажем, Топилец сделал скорбное лицо… а сам возрадовался! ведь живет же Бавария без подводных субмарин, и хорошо живет! практические люди эти заокеанцы!
Особенно Перетопилец был рад тому, что сам заокеанский президент — настоящий президент, большой белый вождь из большого белого вигвама! — позвонил ему за полчаса, предупредил, мол, потопим, на благо миру, прогрессу и демократии. Очень это уважило Топильца Перепутина. Ну просто очень! Он даже не показывался на люди недели две после этого звонка — чтоб не сглазили.
Юноша-участковый перехватил меня у дверей — я выезжал в аэропорт, надо было лететь в Данию, в Роскильде, там опять нашли драккар викингов, точнее, то немногое, что от него осталось. Датские коллеги утверждали, естественно, что это корабль данов-норманнов. Но я по присланному из Копенгагена снимку видел ясно, что это переходной вариант от северорусской боевой ладьи к поморскому кочу. И они знали, что я был прав… но… но… иногда наукой движет политика. А я просто хотел пощупать своими руками эти полусгнившие обломки ладьи моих предков русое. А заодно и побродить по знаменитой усыпальнице роскильдского собора, где лежала супруга и мать российских императоров… впрочем, кому они сейчас были нужны в обновленной Россиянии! Здесь в авторитетах ходили совсем другие.
— Не знаю чего и делать! — пожаловался мой юный друг, состроив грустное лицо. — В вашем подъезде уже почти всех поубивали, три семьи только старых осталось — на десять этажей… да и те…
— Что и те? — не понял я.
— Да две нормально, живут как положено. А третья вот, два старикана, ветераны-инвалиды, дед с бабкой, вчера за руки-то взялись и с восьмого этажа и сиганули…
— Земля им пухом! — посочувствовал я.
— Какой там пух, об асфальт расшиблись, в лепёшку, только ордена по всему двору полетели, ребятишки полдня собирали, сейчас на жвачку меняют…
— Они что, при орденах ходили?
— Да прежде не было такого. А тут надели и в окошко! Мне что-то расхотелось беседовать с юношей. Я поглядел на часы. И приподнял свой кейс, больше у меня ничего не было — всего-то на пять дней, туда-обратно.
— Удачи! — попрощался я.
— До свидания! А от батюшки вам привет горячий, — неслось мне в спину, — он по вашим книжкам теперь прихожанам проповеди читает, заслушаешься, весь храм битком! до свидания…
— Всем капут устрою! — сказал Калугин.
И все страшно напугались.
Два самых близких и самых толстых олигарха и вовсе сбежали из Россиянии.
И потому поднимать потопленный крейсер он доверил заокеанской фирме из островного Кингдома (это такая Верхняя Вольта на острове). Лучше уж отвалить денежки богатенысим партнерам-миротворцам, чем всякой местной россиянской, понимать, нищете. Утопилец Перепутин знал, что с россиянской голытьбой каши не сваришь, и потому вкладывал россиянские денежки в мировую экономику и в светлое будущее своих потомков. Ах, каким светлым-светлым виделось ему это светлое будущее!
Очень хотелось Вольдемару, чтобы его звали не абы как, по-русопятски, заурядным Перепутиным или Калугиным, а красиво, по-германски, скажем, фон Каппутин или хотя бы херр Капутинг, а ещё лучше херр Валдэма-рис фон Каппутер дер Перепутинг. Но подданные были по-русски глупы, и ни один из них не угадывал желаний владыки… И потому вместо этих русских дураков он окружал себя бывшими натуральными немцами, всякими умными трефами, мрефами, кухами, бухами, мюллерами, миллерами, Липшицами, чубайтцами и фрайерманами… О-о, уж они-то на лету ловили мысли и чаяния великого гроссфатера фон Топильцера…
История не знает точно, кто из этой шибко умной немецкой слободы навел президент-гауляйтера на потопление века и тысячелетия… Но свершилось!
Была у Россиянии в космических просторах огромная космическая станция, целый звездолет звёздный, город на орбите… Ни у кого такого не было! Ни у богатеньких жителей Заокеании, ни у хитреньких и шустреньких японцев, ни у очень цивилизованных французов с англичанами. Даже у дошлых немцев-германцев не было своего космического города. И ничто им, самым развитым и богатым не помогало — ни миллиарды мешков с долларами, ни тысячи тонн марок, ни штабеля диковинных «евро». Ибо были времена — стародавние, еще до ухуельциных и перепутингов — когда не всё за деньги покупалось, и когда никакой Россиянии и в помине не было, а была Великая Империя Добра и Справедливости, ведущая держава ещё той, не пронумерованной, настоящей жизни.
Бедному Вольдемару в наследство от Империи, где делали космические города, досталась страшная головная боль — сотни тысяч суперсовременных ракет, подлодок, кораблей, танков, самолётов, заводов, станций… которые вот уже сколько лет всё крушат, ломают, пилят, режут, топят, взрывают, заливают бетоном, разлагают на атомы, вывозят и снова топят, топят, топят и всё никак перетопить не могут… хотя друзья-партнеры и отстёгивают на это дело мира каждый год по сто миллиардов долларов и всё делают, только бы от проклятущей империи зла и следа не осталось. А осталась чтобы правовая и демократическая страна дураков Россияния, выбравших взамен космических городов и антарктических мегаполисов, полётов на Марс и вселенски отзывчивой души русской очень прогрессивные памперсы-подкладки и самую сладкую мочу демократии под сладким именем «пепси».
Перепутинг знал, что лучше быть императором страны дураков, чем прапорщиком Великой Империи. И он принял мудрое решение. Ведь на самом деле, нет же в Баварии никаких космических станций! и в Шлезвиг-Голыптейне нету! А живут лучше! вон, колбасы и сосисок сколько! и пива! и презервативов!
И космический город потопили.
Вот это было шоу!
На весь цивилизованный мир!
Правда, умный фон Каппутинг прежде, чем потопить космический город, созвал всех бывших имперских мудрецов-умельцев и повелел им выстроить и запустить на орбиту космический город для друзей-амэурыканцев. И те выстроили и запустили.
А свой потопили.
Чтоб все знали твердо во всем мире — никогда и ни за что Россияния не сойдёт с пути реформ. Даже если и её саму потопить придётся.
О последнем Великий Топилец задумывался порой надолго и сладострастно. Все потопы должны были быть при нём! И только при нём!
Но и потопам своё время.
Директивы из центра пока не поступало.
— Нихт капитулирен!!! — орал Перепутин во сне. И вся огромная и бесчисленная охрана, охранявшая сон великого реформатора, знала — да, это знатный государственник! державник такой, что только держись! патриот! этот за Россиянии) любого уроет и в сортире замочит!
— Нихт капитулирен! Русланд капут!
Всю охрану Великий Перепутин брал с собой в Герма-нию-фатерлянд, когда ездил за опытом подобно Великому Питеру-батюшке. Но охрана-то знала, когда вопрос с фатерляндом разрешится окончательно, великий патриот-державник заберёт с собой туда далеко не всех. Умная была охрана.