Ознакомительная версия.
— Ну да, ну да, — недоверчиво откликнулся Костик. Но ни о какой работе Александр думать не мог. Он думал о Наташе. Если ей сейчас так плохо, то он возьмет отпуск и повезет ее в деревню к тете Ксене. Вот где и тишина, и воздух…
Странно. Почему у него такое чувство, что Наташа — маленькая девочка, которую ему кто-то поручил опекать и защищать? Нет, не поручил — он сам взялся.
* * *
Утром Наташа собиралась уехать к маме и сестре. До выхода на работу еще несколько дней. Она давно у них не была. С августа, кажется. После санатория приезжали всей семьей… Бывшей теперь. А мама-то как в воду глядела, еще год назад ей сказала:
— Ох, Наталья… Привяжешься к малому, а что с мужем не так — ведь страдать-то как будешь!
О том, что Наташа потеряла своего ребенка, мама с сестрой не знали. Язык не поворачивался такое рассказать. А вот о Нике, о том, что она мелькает на их семейном горизонте, Ксанке рассказала.
— Ты думаешь, муж от тебя к ней бегает? — замирающим голосом спросила Ксанка.
— Думаю. Он до ее появления другой был. А сейчас то за день двух слов не скажет, а то смотрит собачьими глазами, болтает о чем-то постороннем без остановки, как будто боится, что я вопросы начну задавать.
Ксанка смотрела на нее большими глазами. Приготовившись в знак солидарности зареветь, сочувственно спросила:
— Ревнуешь?
— Нет, конечно.
— Врешь! Любая бы ревновала! — не поверила Ксанка.
— Да, правда, не ревную. Так, противно просто, что врет и юлит.
— А как же эти… супружеские отношения?
— Я в другой комнате сплю. По молчаливому уговору, так сказать.
Ксанка подперла щеку рукой и жалостливо уставилась на старшую сестру. Та помолчала, покрутила в руке чайную ложечку и сказала:
— Я с ним сейчас воюю за то, чтобы Кирилла усыновить.
Ксанка даже руками всплеснула:
— Да на фига ж тебе это?!
— Как ты не понимаешь? Она же… Ну, вышла же она за Артура один раз вдруг и во второй захочет? А потом ей опять надоест… А Кирюшка? Опять страдать? Так он не только неврастеником станет, он вообще…
— Натка, я, конечно, младшая, и вообще не положено советы старшим давать… Но я бы на твоем месте всех их кинула — и деру! Не, вообще-то я понимаю: живешь ты сейчас богато, все у тебя есть, жалко бросать…
Наташа только рукой махнула.
Ксанка заметно удивилась, замолчала, долго и напряженно о чем-то думала, наконец осторожно уточнила:
— Так ты что, и вправду только из-за пацана с ним живешь? И мужнино богатство для тебя — нуль без палочки?
— Оно меня… унижает, — хмуро призналась Наташа.
…Артур дал согласие на усыновление неожиданно. Однажды как бы приехал из как бы командировки нервный и злой донельзя и сам предложил: «Пойдем завтра, куда там надо? Усыновишь Кирку».
Сейчас Наташа вспомнила, что документы надо было бы получать сегодня. А почему «было бы»? Надо получать! Ведь она пока еще по закону жена Артура.
Наташа не понимала, как ей удалось быть такой спокойной там, в кабинете, когда ей отдали в руки листок гербовой бумаги. Как удалось справиться с дрожью в руках и поставить твердую подпись. Удалось! Ей это удалось. Кирюшка теперь ее законный сын.
Первым делом она спрятала эту бесценную для нее бумагу вместе с другими своими документами. Потом умылась холодной водой, посидела, стараясь глубоко и неторопливо дышать. И решительно позвонила Артуру. Она знала, что тот никогда не отвечает, пока не глянет, кто звонит. Ответит он ей после ее последней выходки? После ее последней выходки в ответ на его последнюю выходку…
О Артур ответил голосом, в котором было что-то от предгрозового затишья:
— Здравствуй, Наташа.
— Артур, я получила документ об усыновлении Кирилла. Теперь я имею равные с тобой права на его воспитание, — борясь с предательской суетливостью, ровно сказала Наташа. Главное было сказать это сразу и до конца.
— Не радуйся. Разведемся — и я аннулирую этот документ, — холодно заявил Артур.
— Нет. Это с разводом не заканчивается, — так же холодно возразила Наташа.
— Это у других не заканчивается. У меня все будет так, как мне угодно. Ты, видимо, мечтаешь, что заберешь Кирилла, а я тебе алименты платить буду? На работу-то, небось, не удается пристроиться? У подружки на подачки живешь?
Нет, это не гроза… В природе не существует такого явления, которое демонстрировал Артур. Это называется бить лежачего.
Опасно бить лежачего с закрытыми глазами или в темноте: он, лежачий, вполне мог уже подняться и даже приготовиться защищаться. И презрительный пинок придется в пустоту. А тот, кто уверен в своем превосходстве, сам получит удар по башке…
Разве что бывший лежачий брезглив и не захочет марать руки.
Наташа не стала бить. Она просто сдернула с глаз Артура повязку:
— Работа у меня есть. И платить мне за нее будут хорошо. Гипотетические алименты можешь заткнуть себе в задницу.
Вот когда Артур онемел! Наташа — и грубое слово? Явление совершенно немыслимое.
Наташа тут же пожалела о сказанном. Самой противно, словно муху проглотила. И себя же унизила.
Артур быстро пришел в себя. И увидел, что в его руке увесистая сучковатая дубинка.
— Наконец-то! — сказал он язвительно. — Срывание всех и всяческих масок! Куча дерьма заговорила на родном языке!
«Сама виновата!» — подумала Наташа.
А Артур с наслаждением продолжал:
— Ты еще миллион раз пожалеешь, что ушла от меня. Каждую минутку скоро начнешь об этом жалеть! На тебя, кикимору костлявую, никто и не глянет в тех шмотках, что ты с собой унесла, кретинка фригидная! Да на тебя и в шмотках никто не глянет! Я потому и женился на тебе, что…
Наташа отшвырнула от себя телефон и долго терла о диван руку, в которой его держала. Полтора года! Полтора года она жила с человеком, который искренне считал ее никому не нужной! И полтора года он притворялся, что она для него… желанная?! А самого, наверное, тошнило от ее запаха, как… Как ее стало тошнить после того, страшного…
Она все терла и терла о диванное покрытие руку. Ладонь уже покраснела, но она не чувствовала боли. Наверное, она содрала бы с руки кожу, если бы не раздался звонок в дверь. Ленка ключ, как всегда, забыла…
Но это была не Ленка. Это был Саша Матросов. Существо мужского пола, которое почему-то никак не оставит ее в покое.
Говорят: фурия… Что стоит сотня фурий против одной женщины, в которую влилась ненависть ко всему мужскому полу?
Перед Александром стояла ледяная статуя. Он сделал попытку улыбнуться. Белые губы статуи чуть шевельнулись, и она четко, без всякой интонации произнесла:
— Не сметь сюда приходить.
И закрыла дверь.
…Через какое-то время зазвонил домашний телефон. На домашний телефон звонили только Ленке. Наташа решила сделать вид, что никого нет дома. Говорить она не могла. Ни с кем. Ее трясло, и стертая о диван ладонь налилась болью, словно обожженная.
Хорошо, что у нее есть четыре дня до выхода на работу.
Наташа взяла собранную еще с вечера сумку со своими вещами и подарками для мамы и сестры и вышла из дому. Она еще вполне успеет на последний автобус в Солнцево, домой.
Всю дорогу ее мучили воспоминания. Вся история ее отношений с Артуром проходила перед ней совсем с другой точки зрения. Теперь она вспоминала не то, как он целовал ее, а как смотрел… Господи, какой она была слепой! Какой дурой! Он играл, играл и играл! С первого мгновения.
И ведь были у нее сомнения, были короткие минуты прозрений. А она гнала их, снова зажмуривалась. Ей нельзя было видеть правду — иначе как было быть с Кирюшкой?
И как быть с Кирюшкой теперь?
* * *
Александр видел, на какой автобус она взяла билет. Это был последний рейс в тот день. Он дождался, когда она выйдет из зала, и тоже купил билет.
Вот уж не думал он, что навыки слежки пригодятся в личной жизни!
…Когда Наташа открыла дверь, он подумал, что она сделала себе какую-то маску — таким неестественно белым было ее лицо. И хотел уже извиниться, что помешал косметической процедуре. Только услышав ее странный, тоже какой-то чужой, незнакомый голос, он понял, что это была никакая не косметическая маска. Никогда он не мог представить, как это — быть бледным как смерть. Она была бледна как смерть. Случилось что-то очень плохое. Он так за нее испугался, что даже сердце заболело.
Он все стоял, глядя на ее окно, и упрямо звонил то на мобильный, который был заблокирован, то на домашний. Она не отвечала. И вдруг вышла из подъезда с объемистой дорожной сумкой в руке — почти такая же бледная, с пустым взглядом. Он пошел за ней, потому что был уверен: в таком состоянии Наташу нельзя оставлять без присмотра. Сначала опасался, что она его заметит, поэтому шел за ней осторожно, по всем правилам «скрытного сопровождения». Скрываться от нее было легче легкого, потому что она, кажется, вообще ничего вокруг не замечала. И он просто пошел за ней, держась в нескольких шагах. Не скрываясь, вошел в автобус — она даже внимания не обратила. Сидела и смотрела прямо перед собой неживым взглядом. Прошел мимо, на свое место, на два сиденья дальше и в другом ряду. Так что он ее видел очень хорошо, а она, если специально не оборачиваться, его видеть не могла. Но сейчас он был совершенно уверен, что она не заметила бы его даже в том случае, если бы он рядом сел.
Ознакомительная версия.
