— Мне кажется, вы не вполне отключились.
— Не вполне.
Доктор сделал еще несколько пассов.
— А как теперь?
— Ближе.
— Вполне?
Морис утвердительно кивнул, хотя не был уверен.
— Теперь, когда вы отключились, что вы можете сказать о моем кабинете?
— Хороший кабинет.
— Не слишком темно?
— Довольно-таки.
— Но вам все же видно картину, не так ли?
Тут Морис увидел картину на противоположной стене, хотя знал, что никакой картины там нет.
— Взгляните на нее, мистер Холл. Подойдите ближе. Да не споткнитесь о дырку в ковре.
— Она широкая?
— Вы можете перепрыгнуть.
Морис немедленно обнаружил дыру и перепрыгнул через нее, хоть и не был убежден в необходимости этого.
— Замечательно… А теперь скажите, что, на ваш взгляд, изображено на этой картине? Кто?
— Кто изображен на этой картине?..
— Эдна Мэй, — подсказал доктор.
— Мистер Эдна Мэй.
— Нет, мистер Холл, не мистер, а мисс Эдна Мэй.
— Нет, это мистер Эдна Мэй.
— Не правда ли, она прелестна?
— Я хочу домой к маме.
Оба засмеялись этой реплике, причем первым засмеялся доктор.
— Мисс Эдна Мэй не только прелестна, она привлекательна.
— Меня она не привлекает, — с раздражением возразил Морис.
— О, мистер Холл, какая негалантная реплика. Посмотрите, какие у нее очаровательные волосы.
— Мне больше нравятся короткие.
— Почему?
— Потому что их можно ерошить…
И он заплакал. Очнулся он сидящим в кресле. Слезы сбегали по его щекам, но чувствовал он себя как обычно и сразу же начал говорить:
— Знаете, когда вы меня разбудили, я видел сон. Сейчас расскажу. Мне кажется, я видел лицо и слышал, как кто-то говорит: «Это твой друг». Это нормально? Я часто чувствую это… не могу объяснить, что… Словно ко мне приближается что-то сквозь забытье, но так и не достигает, такой вот сон.
— А сейчас подошло ближе?
— Очень близко. Это дурной знак?
— Нет, о нет — вы вполне внушаемы, вполне… Я заставил вас увидеть картину на стене.
Морис кивнул; он уже все забыл. Потом наступила пауза, во время которой он извлек две гинеи и попросил о повторном визите. Они договорились, что на следующей неделе он позвонит, а до этого мистер Ласкер Джонс рекомендовал ему побыть в деревне, в тиши.
Морис не сомневался ни в том, что Клайв и Анна с радостью его примут, ни в том, что их влияние будет благотворным. Пендж был все равно что рвотное. Он помогал ему избавиться от прежней отравленной жизни, раньше казавшейся такой сладкой, он исцелял его от нежности и человечности. Да, надо возвращаться, сказал он себе. Он отправит телеграмму своим друзьям и успеет на дневной экспресс.
— Мистер Холл, занимайтесь спортом, только умеренно. Немного тенниса, или побродите с ружьем.
Морис, поколебавшись, сказал:
— А может, я подумаю хорошенько, да и не поеду туда.
— Отчего же?
— Довольно глупо дважды в день совершать такой долгий путь.
— Значит, вы предпочитаете жить у себя дома?
— Да… То есть, нет, нет, я еду в Пендж.
По возвращении он с удовлетворением обнаружил, что молодые собираются отбыть на целые сутки в свою предвыборную компанию. Теперь Клайв занимал его гораздо меньше, чем он Клайва. Тот поцелуй лишил последних иллюзий. Это был пошлый, ханжеский поцелуй, и увы! — столь типический. Чем меньше у вас есть, тем большим это предполагает быть — вот в чем заключалось учение Клайва. Но не только половина превышала целое — в Кембридже Морис с этим мог бы согласиться — теперь Клайв предложил четверть и пытался убедить его, что она больше половины. Неужто приятель думает, что он сделан из картона?
Клайв объяснил, что он не поехал бы, если бы Морис дал хотя бы надежду на возвращение, и что к завтрашнему матчу он непременно вернется. Анна шепотом спросила:
«Ну как, удачно съездили?», Морис ответил: «Более или менее», после чего она взяла его под свое крыло и предложила пригласить его девушку в Пендж. «Мистер Холл, правда она очень мила? Уверена, что у нее красивые карие глаза». Но Клайв уже звал ее, и Морис остался коротать вечер с миссис Дарем и мистером Борениусом.
Странная непоседливость овладела им. Это напоминало один из первых вечеров в Кембридже, когда он пришел в комнату Рисли. За время вылазки в город дождь перестал. Ему захотелось совершить вечернюю прогулку, посмотреть на заход солнца и послушать капель с деревьев. Призрачные, но совершенные цветы вечерней примулы раскрывались в кустах вдоль аллеи. Они волновали его своим ароматом. Клайв в прежние времена показал ему эти цветы, но забыл сказать, что они пахнут. Ему нравилось быть вне стен усадьбы, среди малиновок и летучих мышей, красться то тут, то там с непокрытой головой, пока гонг не призовет его переодеться к очередной трапезе и не задернутся шторы коричневой комнаты. Нет, он был уже не тот; переустройство его бытия началось столь же несомненно, как в Бирмингеме, когда смерть отвернулась от него — и все благодаря мистеру Ласкеру Джонсу! Произошла более глубокая, нежели сознательное усилие, перемена, которая могла благополучно подтолкнуть его в объятия мисс Тонкс.
Во время прогулки ему повстречался слуга, которого он отчитал этим утром. Паренек притронулся к козырьку и поинтересовался, будет ли господин завтра охотиться? Очевидно, не будет, поскольку завтра крикетный матч, но вопрос был задан, чтобы подготовить почву для извинений. «Честное слово, сэр, мне очень жаль, что я дал вам и мистеру Лондону повод для недовольства», — такова была форма этих извинений. Морис, уже не держа зла, сказал: «Все хорошо, Скаддер». Скаддер тоже был частью приданого Анны — частью большой жизни, что пришла в Пендж вместе с политикой и Анной; он был умнее, чем старый мистер Айрс, старший егерь, и знал это. Он сказал, что не взял пять шиллингов, потому что это, мол, слишком много, однако не объяснил, почему он взял десять! И еще он добавил: «Как я рад, что вы опять здесь так скоро, сэр». Морис поразился неуместности высказывания, поэтому он повторил: «Все хорошо, Скаддер», и ушел.
Сегодня вечер в смокингах — благо, не во фраках, и то потому что их всего трое — и хоть много лет он уважал подобные нюансы, сейчас они вдруг показались ему смешными. Что может значить одежда во время приема пищи, да если рядом хорошие люди? Они что, станут от этого хуже? Когда он прикоснулся к панцирю манишки, его пронзило унизительное чувство, и он понял, что не имеет права порицать тех, кто живет на свежем воздухе, на воле. Какой пресной казалась миссис Дарем — она была Клайвом с порченой кровью. И мистер Борениус — до чего пресен! Впрочем, следует отдать должное мистеру Борениусу — он таил сюрпризы. Презрительный ко всем священникам, Морис и на этого тоже обращал мало внимания и поразился, когда тот после десерта показал себя. Морис полагал, что, как пастор местного прихода, он будет поддерживать Клайва на выборах. Но:
— Я не голосую за тех, кто не причащается, и мистеру Дарему это известно.
— Но радикалы, как вам известно, нападают на вашу церковь, — все, что мог придумать Морис в ответ.
— Вот поэтому я и не стану голосовать и за кандидата от радикалов. Хотя он христианин, и было бы естественно отдать голос за него.
— Вы немного привередливы, с позволения сказать. Клайв сделает все, что вы от него хотите. Вам еще повезло, что он не атеист. А, знаете ли, атеистов сейчас кругом пруд пруди!
Пастор улыбнулся в ответ и сказал:
— Атеисты ближе к Царствию Небесному, нежели эллинисты. «Если не будете как дети»… А что есть атеист, как не дитя?
Морис взглянул на его руки, но прежде чем сумел подыскать ответную реплику, вошел камердинер и спросил, нет ли каких-нибудь приказаний егерю.
— Я видел его перед обедом, Симкокс. Спасибо, ничего не надо. Завтра матч. Я ему уже говорил.
— Да, но он спрашивает, не захотите ли вы сходить на пруд, искупаться между подачами, сэр, погода-то изменилась. Он сегодня вычерпал воду из лодки.
— Очень любезно с его стороны.
— Если это Скаддер, могу я поговорить с ним? — попросил мистер Борениус.
— Вы скажете ему, Симкокс? И еще передайте, что я не буду купаться.
Когда камердинер удалился, Морис добавил:
— Не лучше ли вам поговорить с ним здесь? Если вы из-за меня — то говорите здесь.
— Благодарю, мистер Холл, но я лучше выйду. Он предпочитает кухню.
— Не сомневаюсь. В кухне прелестные девушки.
— Ах! Ах! — заохал священник с таким видом, словно впервые в жизни услыхал подобный намек. — Вы, часом, не знаете, есть ли у него кто-нибудь на примете в матримониальном плане?
— Боюсь, что нет… видел, как он целовал сразу двух девиц в день моего приезда сюда, если это вам пригодится.
— Порой случается, что эти люди пускаются в откровенности на охоте. Свежий воздух, знаете ли, чувство товарищества…
