Мэтью теперь чувствовал себя спокойней. Остин опрокинул пару рюмочек, и это кстати. Небольшое сумасшествие – как раз то, что нужно. Эта встреча не должна пройти впустую, как случилось с Мэвис.
– В таком случае позволь мне как главе семьи спросить: ты уже нашел работу?
– Нет, еще не нашел, и раз уж зашла речь об этом, то у меня нет ни гроша. Ты можешь мне одолжить?
За этим он и пришел, понял Мэтью. Ну конечно, за чем бы еще? Разочарованный, раздосадованный, он все же не хотел отпускать Остина, пока не… что? Что тут можно сделать, чего добиться? До чего же все складывается не так, как он думал перед возвращением. Что-то угасло, какой-то чистый огонь. Дать, что ли, ему денег, и пусть идет с Богом? Надо быть проще. «А я хочу быть сложнее, – тут же возразил внутренний голос, – не Остин хочет, а я».
– Могу одолжить. Чековая книжка… сейчас… где-то задевалась.
И начал рыться в ящике стола.
– Ты меня, вижу, презираешь?
– Нисколько, – все еще роясь, ответил Мэтью. О, нашел! Теперь надо выписать чек, значит, Остин еще какое-то время здесь побудет. Он присел на стул. – Остин, ну давай же наконец прекратим эту вражду.
– Да?
– Ну давай простим друг другу… ты прости меня.
– Нет.
– Попытайся… Ты же только что сказал, я старый…
– Тебя это задело?
– Да, я старый, и ты тоже не юноша. И мы не случайные люди друг для друга, мы часть друг друга. И пока будет длиться вражда, мы с тобой будем впитывать яд. Неужели ты не чувствуешь в себе этого яда?
– Чувствую, – ответил Остин. – Но излечить это можно только одним способом. И это никак не прощение. Вообще пора выбросить на помойку этот церковный язык. Никакого прощения не существует. Это религиозный миф. Ты сам это знаешь, поскольку мнишь себя знатоком религии.
Остин сменил позу на менее вызывающую: он сел, слегка наклонившись вперед, пристально глядя на брата. Мэтью наклонился ему навстречу. Как шахматисты за партией, мелькнула мысль. На дворе ирландец таскал по лужайке газонокосилку.
– Слова не имеют значения, – сказал Мэтью, – существуют движения души, прекращающие раздор, позволяющие любви и состраданию…
– Я не нуждаюсь в твоем сострадании.
– Я имел в виду твое.
– Мое – к тебе? Сэр Мэтью, я сейчас лопну от смеха.
– Я знаю, ты считаешь меня счастливчиком, но это заблуждение. У каждого есть тайные раны, есть неудачи и унижения, которые доставляют боль. Я стремлюсь… я нуждаюсь в мире с тобой. Как между нами все это завязалось – один Бог знает… во всяком случае, только Бог, если он существует… почему это все так сложно, так глубоко и настолько неразрешимо для нас с тобой. Но не будем спрашивать: как это все завязалось? Нам этого знать не надо. Потому что на самом деле узел развязывается каким-то невероятно простым способом. В мире еще хватит доброй воли, чтобы это сделать.
– Мне неизвестно, сколько в мире доброй воли. И почему ты вообразил, что я хочу с тобой помириться? Почему мир с тобой должен стать целью моей жизни? Попробуй достигнуть примирения без меня, и это станет твоим триумфом. Если уж на то пошло, моя воля будет тебе только помехой.
– Твоя воля будет препятствовать этому всегда… на этот счет я не сомневаюсь. Но какой в этом смысл? Ведь из-за этого ты и сам страдаешь, разве не так?
После небольшой паузы Остин произнес негромко:
– Да.
Потом, все еще пристально глядя на брата, откинулся на спинку кресла.
– Но почему я должен желать счастья больше, чем чего-либо другого? Ты ведь не желаешь.
– Ручаться не могу, – ответил Мэтью. И на минуту задумался. Душевный покой, уверенность в будущем, отсутствие страха. Вот составляющие счастья.
– Ладно, оставим это. Подпиши этот чертов чек, и я пойду. Я сунул свою гордость куда подальше и пришел сюда, с одной стороны, потому, что у меня не осталось денег, а я не могу питаться воздухом и занимать у подружек, а с другой – потому, что мне плевать. Я на дне. Мне до лампочки. Я свободен, и пусть все катится к черту. Можно еще виски?
– Остин, выслушай. Я никогда не хотел тебя обидеть.
– Лжешь. Хватит сентиментальностей, подпиши чек.
Мэтью поискал ручку.
– Сто фунтов пока хватит? – спросил он.
Он хотел дать больше, но понял, что тогда они вряд ли скоро увидятся.
– Ловко, – хмыкнул Остин. – Младший братишка на поводке. И чтобы каждый месяц отчет. Тебе этого надо, я угадал? Хочешь, чтобы я постоянно приползал за милостыней? И после этого еще утверждаешь, что хочешь мне добра?
– Я хочу увидеть тебя снова.
– Ну хорошо, давай, давай деньги, может, все-таки двести, раз уж на то пошло. Я хочу отдать этой бедолаге Митци все, что я ей должен, я ведь уже до того докатился, что начал занимать у этой несчастной пиздюшки, прошу прощения за мой французский, вот до чего дошло, мистер Мэтью.
– Хорошо, дам двести, – согласился Мэтью. – Но, Остин, прошу тебя, ну хоть попытайся вообразить, что дружба между нами возможна. Ну неужели мы обречены быть рабами этой черной магии? Я не враг тебе.
Остин поднялся и налил себе из графинчика.
– Слышал, ты встречался с Мэвис?
– Посидели в ресторане. Не волнуйся. Беседа не удалась.
– А я и не волнуюсь, – хмыкнул Остин и понизил голос: – От Дорины держись подальше, вот и все. От нашей семьи. Я лучше убью Дорину, чем позволю ей общаться с тобой.
– Убивать ни к чему, – ответил Мэтью так же тихо. – Я не мог бы повредить твоей семейной жизни, если бы даже хотел.
– На этот раз действительно не сможешь. Я буду настороже.
– Что значит «на этот раз»?
– Не строй из себя невинного младенца!
– Держи себя в руках.
– В руках, в кандалах, не торопись, любовь и единение, правда, ничего, кроме правды, да подписывай этот чертов чек!
– Я тебя не понимаю.
– Ты знаешь, что Бетти покончила с собой из-за тебя.
Мэтью присел к столу и подписал чек. Выплатить Остину Гибсону Грею сумму в двести фунтов, подпись.
– Остин, прошу тебя, спустись наконец на землю. Смерть Бетти была случайностью.
– Все так говорили. Но ты знаешь, что это не так. Она утопилась.
– Да возьми же себя в руки. Опомнись, прежде чем совсем свихнешься. Откуда самоубийство? Какие у нее могли быть причины?
– Может, и были. Ты же сам сказал, что у каждого из нас есть свои тайные раны.
– Дело в том… – Мэтью начал и замолк. – Бетти была не из тех, кто на такое пойдет, она не решилась бы на самоубийство и не смогла бы его совершить. А если все-таки и решилась, то уж никак не из-за меня.
– Чего это ты так уверен?
У дверей зазвонил колокольчик.
– Извини. – Мэтью протянул Остину чек и пошел открывать. За дверью оказался Гарс.
– Дядя Мэтью, надеюсь, вы знаете, кто я, – начал он явно заготовленную речь, – и наверняка простите, что явился без предупреждения. Я собирался и написать, и позвонить, но…
– Отец здесь, – прервал Мэтью.
– А, тогда, наверное… – смутился Гарс.
– Сюда его, веди сюда, – раздался из комнаты голос Остина.
– Входи, – пригласил Мэтью.
И Гарс прошел следом за ним в гостиную. Как только они вошли, Остин сложил чек вдвое и начал рвать на мелкие кусочки. Потом смял в комок и бросил в одну из китайских ваз.
– Здравствуй, отец.
– Привет, сынок. Трогательная встреча. – Остин снова присел на стул. – Дядюшка и племянник, оба такие ученые.
– Не видел Гарса сто лет, – сказал Мэтью. – На улице вряд ли узнал бы. Хочешь чего-нибудь выпить, Гарс?
– Нет, благодарю. – Гарс рассматривал комнату. – У вас столько вещей.
– Это, понимаешь ли, мои сокровища.
– Как вы их назвали?
– Ну… это все… ценности.
Мэтью посмотрел на Остина, и тот ответил ему почти заговорщицким взглядом. Остин выглядел совершенно спокойным. Как он может быть спокоен после такой бурной сцены, после всех этих напрасных обвинений? Он сейчас похож на постороннего, на случайного зрителя. Сын тут, а он уселся и, кажется, собирается наблюдать. И похоже, раздумал уходить, не даст поговорить с Гарсом наедине. А Гарс тем временем «принюхивается», соображая, что делать дальше. Господи, как похож на мать, такое же тонкое, нервное лицо, нахмуренные брови. Бетти… худющая, безалаберная, черные волосы вечно растрепаны, на щеках румянец. Утонула, и волосы подхватило течением, и они, как водоросли, протянулись по воде. Но это был всего лишь несчастный случай.
– Ну? – Остин смотрел на Мэтью с улыбкой. Чуть ли не дружеской.
– Может быть, как-нибудь в другой раз, – обратился Мэтью к племяннику.
– Мне неловко… – произнес Гарс, – неловко, что прервал…
Из окна было видно, как ирландец, сидя под старым орехом, потягивает из бутылки лимонад.
Мэтью казалось, что его кусает какое-то насекомое, и не стряхнешь его, и не раздавишь. Он не позволит Остину выпроводить Гарса. Остин зря старается.
– Прошу прощения, но мне надо идти, – сказал Мэтью, глядя на часы, – сейчас. У меня назначена встреча. – Этот предлог он только что выдумал.
