Действительно не здорово.
— Это у них один из главных журналистов-исследователей, да?
— Ну да, — ответила Энджел. — Он настоящий бобр-труженик. Грызет, грызет. Он решил всё разузнать про «Пантихоокеанские решения». Я, как обычно, отмалчивалась. Но он был очень настойчив. Впрочем, даже ему почти ничего не удалось выяснить про ваш фонд. Поэтому я и посоветовала ему поговорить напрямую с вами.
— Ну, мне кажется, вот это ни к чему, — возразил Жук. — Я уверен: моему правлению не понравится, если мое имя вдруг появится в «Таймс». Мне не нужна такая слава. Нет-нет.
— Тогда, — бархатистым тоном проговорила Энджел, — что вы предлагаете? Не думаю, что он так просто отстанет. Вы же знаете этих журналистов-проныр.
— Давайте я поговорю со своим советом директоров, — сказал Жук.
Энджел улыбалась ему. Жук подумал: Значит, кайфуешь от всего этого, дорогая?
— Ну, так поговорите, — сказала она. — Поговорите со своим «советом директоров».
Ее пальцы потянулись к его шее. Жук отпрянул.
— Не пугайтесь, мистер Трусишка, — проговорила она, нежным движением поправляя его галстук и возвращая узел на место. Ее духи — это… — Вы же не хотите выглядеть растрепой, правда? Да еще перед вашим «советом директоров»?
Энджел развернула свои обтянутые мини-юбкой бедра, расцепила ноги и соскользнула со стола.
— Отправлюсь сражаться с Драконшей. — Она подмигнула. — Пожелайте мамочке удачи.
— Удачи, — выдавил из себя Жук.
— Может быть, потом я заскочу в «военно-промышленный дуплекс» и расскажу вам, как все прошло, — сказала она. — Барри сегодня не будет дома — у него ночные полевые учения.
— Да? — удивился Жук. — Правда? Вот это да. Наверное, он очень рад.
— На Абердинском испытательном полигоне. Он так рад — слов нет.
Жук уставился на нее.
— В Абердинском испытательном центре? Там, где армия…
— Испытывает все свои последние игрушки. Да-да. Барри обожает артиллерию. Ему там дадут выстрелить из танка М-1 «Абрамс». Ну не умница ли мамочка? Он уснуть не мог вчера ночью — так был взбудоражен. Пришлось дать ему целую таблетку.
— Да уж, — сказал Жук, — это отлично пригодится для всяких школьных заданий типа «покажи и расскажи».
— Увидимся позже. Я принесу вам коготь Драконши.
И она удалилась, цокая острыми каблуками по мрамору.
Жук выждал несколько минут, а потом рысью выбежал из «Военной комнаты», пулей выскочил через черный ход, окруженный мусорными баками, и помчался к ближайшему телефонному автомату. Ему вдруг пришло в голову, что он, возможно, единственный человек в Вашингтоне, округ Колумбия, который до сих пор продолжает пользоваться телефонными автоматами, — если не считать шпионов, наркоторговцев и других столпов общества.
— Жучище! — сердечно приветствовал его Чик Девлин.
— Хьюстон, у нас проблема.
Он рассказал Чику про Тирни из «Таймс».
— Ох уж эти репортеры, — хмыкнул Чик. — Где же их патриотизм? Стервятники! Ну, корми его любыми баснями, лишь бы он к нам не подобрался. Они же там не спрашивают про «Тельца», а?
— Нет, не спрашивают. Пока что. Зато они спрашивают про «Пантихоокеанские решения».
— Ну, мы же, слава богу, вогнали достаточно клиньев между нами и «Пантихоокеанскими решениями». К тому времени, когда деньги доходят из Алабамы в округ Колумбия, они уже отмываются столько раз, что нули, считай, от цифр отваливаются.
— Понимаю. Но помнишь Уотергейт и «Отслеживай деньги»?
— Ну, Жучище, у тебя же на двери написано: «Пантихоокеанские решения». Вот и решай. Я тебе полностью доверяю. Мне пора, Жучище. Меня тут ждут три фрица-физика, а ты сам знаешь, с этими всегда нервотрепка. Держи меня в курсе. А вот наше доброе имя держи подальше от «Таймс». Поговорим позже.
Жук повесил на рычаг засаленную трубку. Его оттеснил в сторону какой-то бездомный, потянувшийся к щели для возврата монет. Да, вот она, прелесть тайной жизни.
Для Энджел почти не осталось тяжелой работы. Крис Мэтьюз, кипевший негодованием, уже сам обрушивался с нападками на Винни Чан в связи с коварным отказом Пекина позволить умирающему Далай-ламе вернуться в родную Лхасу.
— Да как человек с опухолью мозговых тканей может представлять угрозу для общественного здоровья? — смеялся он. А уже через секунду в его глазах появился металлический гневный блеск. — Неужели вы в самом деле думаете, что весь мир охотно проглотит столь отъявленно лживое объяснение?
— Если бы вы мне предоставили возможность объяснить…
Мэтьюз усмехнулся.
— Объяснить? Что ж, мы ждем!
— Все не так просто, как может показаться со стороны, — сказала Винни.
Сегодня она выглядела великолепно: жемчужные серьги, шелковый шарфик от «Гермеса», сияющие глаза и не сходящая с лица улыбка, скрывающая ожесточенную работу мысли.
В действительности Винни втайне была потрясена позицией Пекина. Порой они там проявляли такое упрямство, которое шло во вред им же самим. Наверняка уж могли лучше выкрутиться из этой ситуации. Она передала им свои рекомендации, но не имела возможности узнать, ознакомил ли с ними министр Ло кого-нибудь еще. Впрочем, совершенно ясно — партийное руководство дает понять всему миру: «Нас не интересует, что вы думаете». Именно поэтому думать сейчас приходилось самой Винни Чан.
Ей нравилась та жизнь, которую она вела в Вашингтоне. Она играла в теннис с президентом. Перед ней были открыты все двери. Ее подруги возглавляли различные корпорации, и с ними она летала на частных самолетах на «девичники» — обычно на дорогие курорты в Аризоне, где можно было и обменяться ценной информацией, и побаловать себя массажем с травяным скрабом.
Но министр Ло был настойчив: он требовал, чтобы в конце года она вернулась в Пекин. «Я собираюсь повысить вас, — говорил он ей. — Я готовлю вам большое будущее».
Винни прекрасно понимала, что все это значит, и ничуточки этого не хотела. И именно страх лишиться своей идеальной жизни в Вашингтоне заставил ее сделаться благосклоннее к ухаживаниям (пока — платоническим) Барни Стрекера.
Ну, а между тем, как быть с этой невозможной ситуацией, которую создал Пекин?
По пути в телестудию Винни держала в уме фразу из Сунь-цзы: «Трудность тактического маневрирования состоит в том, чтобы превратить непорядочность в прямоту, а неудачу — в везение». А еще Винни держала в уме американскую бюрократическую мантру: легче попросить прощения, чем разрешения.
— Крис, — сказала Винни, — можно я скажу, что, по-моему, наше правительство в Пекине высказалось по этому поводу со стопроцентной ясностью? Возможно, лишь в переводе была допущена некоторая неточность.
— Неточность в переводе? Вы хотите сказать, нам просто неправильно все перевели?
— Я не думаю, что Пекин имел в виду то, что мозговая опухоль Его Святейшества — к которому все люди испытывают большое сочувствие, — я не думаю, будто они хотели сказать, что она заразна. Разумеется, это было бы нелепое утверждение. Попросту глупое.
— Да. Понимаю. Ну и?..
— Нет, я думаю, они имели в виду — хотя это осталось невысказанным, — что в Тибете имеются элементы, давно настроенные против усилий Китая, направленных на сплочение страны…
— На сплочение страны? Вы хотите сказать — на разрушение их страны?
— Пожалуйста, Крис, не перебивайте меня. И что эти элементы могли бы воспользоваться его возвращением для разжигания смуты и беспорядков. А это уже, каковы бы ни были ваши взгляды на проблему Тибета, действительно представляет угрозу для общественного здоровья. Если на улицах начнут гибнуть люди, то это и есть угроза для общественного здоровья. Разве не так?
— Ну что ж, по крайней мере, вы высказываетесь об этом честнее, чем Пекин.
— Могу сказать вам, что я кое с кем разговаривала по телефону.
Мэтьюз осторожно усмехнулся.
— Да? Вот оно как! Большое Колесо завертелось.
— Крис, — улыбнулась Винни, — ну, будьте же умницей. Я разговаривала с одним сотрудником из Министерства здравоохранения в Пекине. Потому что я сама тоже хочу разобраться в этой ситуации. И знаете что? По-видимому, его возвращение в Лхасу действительно представляет определенную медицинскую проблему.
— Вот это уже кое-что. Ну, давайте же, не томите.
Винни сделала вдох, прежде чем спрыгнуть с утеса в пропасть.
— Как всем нам известно, Его Святейшество тяжело болен: у него опасная опухоль в мозговых тканях надпочечников и в легких. Феохромацитома. — Винни долго упражнялась перед зеркалом, чтобы научиться без запинки выговаривать это слово. — Наверное, не очень многие люди знают о том, что такие опухоли в их заключительной стадии чрезвычайно чувствительны к большой высоте.
