Однако изменить что-либо Цзяоцин была не в силах: отец только улыбался в ответ на ее завуалированно высказываемые упреки и продолжал заботиться о молодом мужчине неизвестного роду-племени. И тогда на смену ревности и обиде мало-помалу пришло любопытство.
Цзяоцин впервые пришла в клинику, когда молодой человек уже потихоньку начал говорить. Она принесла ему несколько белых хризантем и, несмело остановившись у входа в палату, замерла, пораженная его странным, печальным лицом. Это не было его настоящее лицо, и Цзяоцин об этом знала, но все-таки не смогла совладать со своим удивлением и грустью: этот парень… почти возрожденный из огня и пепла… это он заменил в сердце отца ее брата?..
Прямо за спиной девушки в широком и светлом больничном коридоре находилось окно, и косые лучи тихого октябрьского солнца теперь падали на нее сзади, подсвечивая лицо и фигуру каким-то неземным, розовым, почти сверхъестественным светом. Такой и запомнил ее Антон навсегда: тонкий профиль миловидного восточного лица, упрямый наклон лебединой шеи и пышные хризантемы в ее руках…
– Цве-ты, – тихо, но отчетливо произнес Ло и, как ребенок, потянулся к пушистым белым шарам, неожиданно возникшим перед его глазами.
И, как ребенку, так же отчетливо и ласково ответила ему Цзяоцин, изумленная тем чувством, которое пробудили в ней его беззащитность и простота:
– Это хризантемы, Ло. Здесь, в Китае, мы называем эти цветы Лапы Белого Дракона.
Он понял и кивнул головой. А девушка так и осталась стоять у двери, не в силах вымолвить больше ни слова. Потом она положила хризантемы на легкий столик у его изголовья и молча ушла.
После этого Цзяоцин стала появляться в клинике регулярно. Отец улыбался, встречая ее в коридорах – она никогда не заходила к нему в кабинет во время этих визитов, – и тоже молчал, не желая спрашивать ее ни о чем. Когда молодой человек уже смог поддерживать долгую беседу, она принялась учить его читать, объясняла ему, где он теперь живет, как сюда попал и что за страна Китай.
– Мы живем в самой большой стране мира, – рассказывала она ему, как малому ребенку, напоминая сама себе учительницу в начальной школе. – Китайцев на свете очень много – один миллиард триста миллионов. И на всех не хватает ни земли, ни зерна, ни работы, ни одежды… Нас было бы еще больше, но мы ввели правило – в одной семье один ребенок. Мои родители богатые люди, и они смогли заплатить за меня большой штраф, когда я родилась.
– Штраф? – Ло смотрел на нее недоуменным взглядом, и девушка, вздохнув, объясняла непонятное слово.
Она рассказывала ему элементарные вещи о том, как устроена ее страна и какие народы в ней живут, как устроен мир, какие еще есть страны и люди на Земле. Молодой мужчина впитывал информацию, словно губка прозрачную и чистую воду; он учился с огромным желанием и мгновенно запоминал новые сведения.
– У него определенно есть навыки умственного труда, – прозвучал однажды во время такой беседы задумчивый голос. И она, обернувшись, мгновенно порозовев от неожиданности, обнаружила, что за спиной ее стоит отец, неслышно зашедший в палату. – Попробуй поговорить с ним о разных профессиях. Вдруг тебе удастся пробудить в нем какие-нибудь воспоминания?..
Дина прислушалась к словам отца, но, сколько бы ни говорила она с Ло об инженерах, строителях и педагогах, все оставалось тщетно – ни одна из названных профессий не пробудила в задумчивых голубых глазах молодого человека никакого видимого душевного отклика.
Чем больше проводила с ним времени Цзяоцин, тем больше начинал ее интересовать этот незнакомец. Однажды утром она забежала в клинику раньше обычного. В комнате Ло она застала группу врачей. Девушка тихо вошла и, оставшись незамеченной, решила послушать, что скажут специалисты о здоровье ее друга. Больной стоял лицом к окну, раздетый по пояс. Его спину прощупывали ловкие руки специалиста по тибетской медицине. Тот объяснял молодым коллегам назначение выполняемых им манипуляций и по определенным точкам диагностировал состояние здоровья всего организма. Дина с легким чувством неловкости взглянула на широкую, обнаженную худую спину больного и… вздрогнула. Над левой верхней лопаткой Ло ей улыбалась лукавая морда черного кота. Давнее, почти умершее воспоминание мгновенно ударило девушке в сердце, и, боясь закричать от неожиданности, прикрывая рот рукой, она выскочила из палаты.
У Цзяоцин были основания для того, чтобы так эмоционально, почти болезненно отреагировать на татуировку Ло. Давным-давно, когда она была совсем маленькой девочкой, один даосский монах, чудом не погибший во времена «культурной революции», гостил в хлебосольном доме ее отца. Он предсказал, что девчушку, любимицу доктора Сяо, так смешно и забавно поглядывавшую на гостя из-под широкого рукава национальной одежды, ждет жених с котом на плече. Родные потом долго смеялись, изображая Дине в лицах, как к ней придет свататься высоченный парень, несущий на закорках сердито шипящего кота. Кот, говорили они, непременно будет черный и оцарапает ее, как только жених приблизится…
Дина как современная девушка, много ездившая по свету и прочитавшая много умных книг, давно уже забыла о предсказании. Иногда она думала, что это была глупая шутка старого монаха. Но время шло, ей исполнилось уже двадцать пять, и, хотя родители считали, что пора уже обрести пару и подарить им внуков, женихов все не находилось. Разумеется, ее отец занимал достаточно высокое положение, да и сама девушка была довольно хороша и не испытывала недостатка в поклонниках. Но ни один из них не сумел затронуть сердце Цзяоцин. Увлеченная учебой, она и не думала искать себе суженого, а в последнее время стала побаиваться, что придется выйти замуж за человека, которого, по китайскому обычаю, выберут для нее ее родители.
Кот на плече… Обычная, хотя и мастерски выполненная татуировка. Как же она раньше не замечала этого знака? Ах да, конечно, она ведь никогда не видела Ло с обнаженной спиной!.. Но отец наверняка знал об этой татуировке – не мог не знать, он ведь лечил юношу, пересаживал ему кожу, много раз осматривал его. И о предсказании старого монаха он, разумеется, тоже забыть не мог. Так, может быть, именно поэтому он и возится с этим парнем? Может, видит в нем не только погибшего сына, нечаянный подарок судьбы, но и возможного будущего зятя? Отец просто хочет помочь ей… Но вправе ли она, Цзяоцин, брать на себя какие-либо обязательства? Ей необходимо прежде всего разобраться в себе, понять, что она чувствует, нужен ли ей этот человек, упавший к ней прямо с небес обгорелым калекой и оказавшийся воплощением давнего предсказания.
Дина решила никому не говорить о своем открытии. Ведь все в ее доме помнили о предсказании старого монаха. А вот о татуировке странного пациента, к счастью, знал пока лишь ее отец. И она молчала даже с ним, не желая открывать свое сердце, так смятенно бившееся в ее груди.
А тем временем прошло уже несколько лет после авиакатастрофы. Лечение явно шло на пользу Ло. Он поправился уже настолько, что смог самостоятельно выходить за ворота клиники. У него было новое имя, новое лицо, новое гражданство. Но кто он, откуда родом и как попал в Китай к этим добрым людям, он так и не знал. Доктор Сяо был великолепным мастером своего дела, и молодой человек мог без страха смотреть на себя в зеркало: небольшой прямой нос выглядел вполне гармонично, а темные брови при светлых глазах делали его взгляд выразительным.
Первые прогулки за воротами клиники Ло начал предпринимать, разумеется, в сопровождении Цзяоцин. Она рассказывала ему о людях, домах и машинах. Он забыл, что такое велосипед, и был уверен про себя, что не смог бы проехать и одного метра на такой вертлявой штуковине. А настоящий китаец, думал он, катается на велосипеде с ранних лет до преклонного возраста. Так кто же я?..
И эта мысль преследовала его всюду, всегда, во сне и наяву. Ло хотел научиться всему сразу: и ездить на велосипеде, и пользоваться городским транспортом, и водить машину – и, говоря об этом, непрестанно задумывался: а раньше умел я это делать?.. Дина и доктор Сяо советовали ему щадить себя. «Твоя новая кожа должна крепко прирасти, не торопись. Если ты ее порвешь, пришить будет трудно», – говорил доктор Сяо, глядя на него с ласковой улыбкой. И Ло кивал головой, неотступно размышляя при этом: а моя старая кожа – какой она была? Такой же светлой – или?..
Ни одна психика не сумела бы выдержать постоянного прессинга этих мыслей, этих сомнений, этого раздвоения личности, этой неуверенности в себе. Мало-помалу Ло стало казаться, что он всегда жил в этой стране, в этой клинике, общался с этими добрыми и ставшими дорогими его сердцу людьми. Память так и не вернулась к нему, но пустота в душе медленно и верно заполнялась новыми мыслями, чувствами, образами, воспоминаниями. Доктор Сяо точно заново вылепил его из глины и иногда, почти ощущая себя Господом Богом, думал: это я создал эту новую жизнь. Я снова стал отцом, хотя и всего лишь названым. Я возродил это тело с нуля – из нескольких клеток, из пары лоскутков кожи, из пряди волос… Я хотел этого, и это получилось.