— Нет, конечно. Мое судно в полном порядке. Проблема в другом, — черт впился в Н. жарким взглядом настойчивых и жадных зеленых глаз, — Я голоден. Понимаешь, брат? Очень голоден…
Писателю Н. стало страшно. Он втянулся в угол дивана, поджал ноги и огрызнулся:
— Но-но, не балуй!
Черт встал с кресла и приблизился к Н. Пальцы гостя алчно дрожали, слюна показалась на вывернутых губах:
— Прости мою неучтивость, брат по разуму. Я семь циклов не держал в руках свежей пищи. Прости!!!
В поисках хоть какой-то защиты руки Н. шарили по дивану. Он ухватил первый тяжелый предмет — это оказался сдвоенный том космооперы писателя Л. — и швырнул в пришельца, целя в голову. Черт подпрыгнул, словно баскетболист, и поймал книгу в воздухе.
— Спасибоуммм…. — тощая фигура по-турецки села на пол и в бешеном темпе начала перелистывать страницы. Зеленая кожа черта на глазах становилась ярче, впалые щеки округлялись, ребра больше не грозили прорвать кожу.
— Приятного аппетита, — буркнул писатель Н., слез с дивана, бочком обошел гостя и отправился в ванну. Не сменить джинсы, как сделали бы многие на его месте — писатель М. точно бы обосрался — мелькнула в голове злорадная мысль. За трубой в вентиляции была спрятана от любопытных глаз бутылка смирновской водки.
…Когда заметно повеселевший писатель Н. вернулся в кухню, черт уже отложил книгу и сидел, развалясь, с блаженным выражением на физиономии. «Ты меня уважаешь» повисло в воздухе, но так и не прозвучало. Вместо этого Н. спросил:
— Вы что книги едите?
Черт смущенно повел носом:
— Ты почти угадал, брат по разуму. Мы питаемся мыслеформами и мыслеобразами, свежей лингвой печатного текста. Чем полней и талантливей книга, тем вкуснее она. Текст ритмический опьяняет, текст насыщенный насыщает… гурманы любят ма-а-а-ленькие лимерики, а обжоры — эпические полотна.
— А как тебе понравилось мое угощение, брат по разуму? — Н. вдруг стало любопытно.
Черт смутился еще больше:
— Я безмерно благодарен за гостеприимство и обильную трапезу…
— Не парься, чеши как есть — я не обидчив, — отмахнулся Н.
— Адаптируя к терминам вашего языка, брат, — ты когда-нибудь получал на обед жареную подметку?
Злопамятный Н. заржал. Новый гость ему наконец-то понравился.
— Пошли, братан, я тебя накормлю от пуза!
Книги семейства Н. жили в спальне на стеллажах и занимали всю стену. Н провел гостя к полкам и самодовольно наблюдал, как пришелец таскает книги за корешки, перелистывает страницы, полнеет и косеет на глазах. Чертовой кожи брюки гостя уже опасно обтягивали бока, когда гость наконец насытился. Он упал спиной вперед на семейное ложе Н. и, зажав в руке, томик Пушкина принялся декламировать:
… Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой…
— Божественно! Деликатес! Какой тонкий букет, какая восхитительная игра звуками! Брат по разуму, я стану богатейшим из богачей, поставляя ваши блюда на мою прекрасную родину. Ты станешь моим компаньоном, брат, и тоже озолотишься, я вижу, ты редкий гурман и вкус у тебя бесподобен…
Призраки великолепных дворцов воздвиглись и рухнули перед внутренним взором писателя. Н. пришла в голову странная мысль:
— Брат по разуму, я сейчас угощу тебя замечательной книжкой.
— Брат по разуму, доверяю твоему выбору, — черт растянулся на ложе и начал вполголоса читать стансы.
Взволнованный Н. пробежался взглядом по полкам. Теперь у него задрожали руки. А, вот оно.
— Прошу к столу брат — «Жизнь и смерть боевого робота галактических ВКС».
С преувеличенным любопытством черт протянул зеленую руку, ухватил книжку за переплет, открыл, перелистнул страницу, другую, третью… Н. ждал, его сердце билось неровно — галактический книгоед это вам не критики с самиздата, он-то точно разбирается в литературе…
— Эак, — сказал черт, — Пххх… уэ…. — и согнулся, держась за живот, сотрясаемый жестокими спазмами. Крошево пестрых слов выплеснулось на покрывало, некоторые мыслеобразы шевелились и пробовали сбежать, остальные остались лежать неаппетитной кучкой. Черт позеленел окончательно:
— Феноменальная дрянь. Уникальная. Редкостная, — сказал он и утер рот ладонью, — извини, брат по разуму, у меня слабый желудок. Сам понимаешь, космос…
Писатель Н. не отрываясь смотрел на сутулые плечи гостя, на блестящие брюки и торс, покрытый редкой зеленоватой шерстью. …Ах ты, сволочь неблагодарная! Чучело! Тоже мне ценитель нашелся, взвейтесь да развейтесь, мать твою!!! Интересно, сколько дают за убийство инопланетного визитера? — Двадцать лет без права переписки в лучшей психушке Москвы! — ответил Н. сам себе и пошел в кухню за веником. Водка кончилась, а жаль — у писателя на душе было необыкновенно погано. Да, с вероятностью зеленый урод возьмет его в дело и сделает богачом. Но поставлять на свою планету он будет, не его, Н., гениальные произведения, а Пушкина с Достоевским. Или писателя Л. Или писателя М… при этой мысли писатель Н. заскрежетал зубами.
…В банке не осталось ни капли пива. Н. потряс ее и перевернул — пусто. Взгляд писателя прошел по столу, огибая хлебные крошки и шкурки от колбасы, задержался на большом столовом ноже, спустился по ножке и уперся в уголок плинтуса — там лежал и синел брелок с тарелкой внутри. Эврика… понял Н.
Зажав в потном кулаке шарик, он вернулся в спальню. Гость валялся на покрывале, как у себя дома, бесстыжие янтарные глаза его были полуприкрыты, в острой бородке застрял ярко-красный слог «ля».
— Мы подпишем союз, брат по разуму? — сыто икнул пришелец.
— Да, несомненно, дорогой брат по разуму, — писатель Н. постарался придать пропитому голосу медоточивость и доброжелательность, — но сперва не мог бы ты удовлетворить мое любопытство в одном вопросе?
— За подобное пиршество все, что угодно! — черт подмигнул, — хочешь, я расскажу, какие сиськи у нашей императрицы, или сколько стихов ее сын читает перед обедом?
— Это было бы с моей стороны нескромно, — Н. протянул вперед ладонь, — лучше скажи-ка ты мне, брат по разуму, правда ли, что ты такой большой и сильный целиком мог поместиться внутри такого маленького шарика…
* * *
Зал гудел, как растревоженный улей. Конвент удался на славу, все писатели пообщались с читателями, все читатели выпили с кем хотели, и друг с другом заодно тоже, все редакторы прошерстили всех молодых, но талантливых авторов, все молодые авторы сошлись во мнении, что современные издательства ничего не понимают в современной литературе. Разбили пять окон и одно зеркало в лифте, полили фикус в холле гостиницы добрым старым бренди, научили трехлетнего сына зиц-председателя Оргкомитета говорить такое, что даже на заборе писать неловко… в общем праздник вышел выше всяких похвал. И теперь приближался заключительный момент торжества — вручение премий по общему голосованию. Кто в этом году увезет домой золотую птичку, кто бронзовую, а кто останется с носом? Судачили всякое — говорили, что новый роман Л. проплатили спонсоры, что молодая писательница В. за ради хоть какой премии соблазнила семидесятилетнего почетного секретаря конвента, а юный писатель У. с той же целью кокетничал… быть не может!!!
Наконец все уселись, ведущие вышли на сцену и начали объявлять. Сперва второстепенные премии и дипломы для спонсоров, потом дипломы мелких издательств и награды за иллюстрации. Один за другим из тысячного зала поднимались люди, выходили на сцену, кланялись и бормотали в микрофон благодарности. Счастливых лиц в публике все прибавлялось, впрочем, озлобленных и залитых слезами тоже. Известного художника Р. даже пришлось удалить из зала за чересчур экспрессивное проявление чувств по отношению к экспертному совету (выкрик «судью на мыло» был явно лишним с его стороны). Напряжение нарастало. И опытный распорядитель конвента успешно его держал. Неожиданно звонким для человека его лет голосом он выкрикивал в микрофон имена — и зал закипал как море.
— Третье место в категории «повести и романы» получила немолодая, но очень упрямая писательница Б. за роман «Ольгина ладья». Аплодисменты.
— Второе место в категории «повести и романы» получил всеми любимый писатель Л. за роман «Королева луны». Сириус не пройдет! Аплодисменты!
— Первое место в категории «повести и романы» получил… пауза… писатель Н.! За роман «Книгоеды»! Аплодисменты!!!
Пополневший, румяный, трезвый как стеклышко писатель Н. неторопливо поднялся на сцену — он хотел насладиться каждым мгновением своего торжества.
— Даешь птичку! Спасибо, друзья!!!
Он пожал руки всем важным людям по очереди, продемонстрировал залу приз — аплодисменты снова наполнили помещение. На писателя Н. смотрели во все глаза — восхищенно, завистливо, радостно, безразлично…
