— Ну, че пойдешь сегодня на вечер выпускников? —
Андрюха спрашивал хозяина, а сам, между тем, с улыбкой рассматривал Заю. — Всё-таки, раз в пять лет, школа народ собирает!
— У него дома много дел! А там, — опять грандиозная пьянка будет! — ответила за благоверного Зая, садясь на колени к «мужу». — Тем более, у нас денег нет…
— Там можно, и без денег. Как посмотрю, у вас совет да любовь! Два голубка! — продолжал улыбаться Лосев. — Бармалей-то здесь был? Так знаешь, что заявляет? Будто, больше Ленке подходит по возрасту, чем ты, Михаил! Смотри, уведёт — не заметишь!
— Не уведёт, правда, зайчонок? Зачем тебе этот дурак? Я лучше, так ведь? — «муж;» не сводил с Лены влюблённых глаз. — А на вечер, однако, схожу. Давно не виделись! Интересно же, — кто кем стал!
— Денег не получишь! — Зая обиженно надулась. — Тогда, к тётке и сестре поеду. Че, одна-то, дома буду сидеть?
— В шесть часов, классы собираются… — уточнил Лосев. — Кстати, Чонок и Дрёмин хотели придти. Короче, там встречаемся!..
…Настроение было первоклассное. С крыш деревянных домов, весело бежала капель. Лучистое солнце светило во всю. Встречные люди, казалось, разделяли, переполнявшую душу, радость. К школе, нужно было идти по старой мощеной дороге, в гору.
Сколько раз, — вот так, по мостовой, — он в детстве спешил на уроки! Хотя со школой, были связаны, не самые лучшие воспоминания. В классе пацаны недолюбливали, а иногда и били. Только с седьмого класса, когда повзрослел, мог постоять за себя… Здесь же, расцвела первая любовь к Наташе Мосейчук. Сначала безответная, а потом, когда оканчивал восьмилетку, готовясь поступать в музучилище, гордячка, наконец, обратила внимание. А ему-то, — было уж по фиг. Разлюбил, короче…
Сколько же воспоминаний! Интересно посмотреть на тех сопляков, которые сбегали с уроков. На девчонок-сплетниц, объявивших, когда-то, Михаилу бойкот. А учителя? Кто-то, может, работает еще?
А из старого здания, школу перевели в блочные, новые апартаменты. «Ученик», как раз, и подходил к ним сейчас.
Народу в вестибюле и столовой, где собрались выпускники, — некуда было ступить. По столам, во всю уже, разливали, принесённое с собою спиртное. «Своих» Михаил отыскать пока не мог. Наверное, уединились, где-нибудь, в классе. «Жаба» страшно горела, — надо, блин, выпить! И тут, — откуда не возьмись, — вынырнул Андрюха Лосев. По всему видно, чувствовавший себя, в этом гудящем шуме, как рыба в воде.
— Че стоишь, как потерянный? Класс не можешь найти? Айда, пока к нам!
За столиком сидели знакомые ребята. Просто учились тогда, в детстве, в младших классах. Всем разлили водки. Но у Андрюхиных друзей была своя компания, и через время, Михаилу, изрядно принявшему на «грудь», пришлось уйти. Догадался, спросил: где 10-«а», в каком кабинете? И вскоре, был среди однокашников.
Какие же парни взрослые, возмужавшие! А девчонки — матери, по два, по три ребёнка имеют. Кто как устроился в жизни. Дрёмин — бизнесмен, а Безматерных — в школе учителем. Чонок — известный, в округе, «авторитет».
— А ты, Миша, кем сейчас трудишься?
— Да как сказать? Пишу потихоньку… Для газеты.
— О-о! У нас свой писатель! Ну что, девочки, — коньячку?
Все были, мягко говоря, не трезвые, но Михаил напился под завязку. Да так, что, когда выходил, полетел вниз по лестничному пролёту. Домой не помнил, как добрался. Нашла его Ритка, соседка, в сугробе, — неподалёку от «избы». Еле довела…
— Что хоть, ты это пишешь? — Зая с интересом рассматривала, за спиной «мужа», ровные строчки в тетради. — В газету, что ли, понесёшь?
— Да вот, статью нужно отдать. Тебе тут, всё равно, будет ничего не понятно… — Михаил захлопнул тетрадку.
Теперь у него есть, что показать Мяткину! Статья, в принципе, готова. Здесь отражено главное: как интерпретировать каузальную разноуровневую связь. А именно, — она означает, что свойства индивидуальности являются одними и теми же, относительно тождественными элементами, что выводит к пониманию человека, как генотипа, видоспецифической особи. Это и есть ключ к расшифровке теории, а, значит, и разрешению вековых проблем человечества; революционному перевороту, интегрирующему естествознание с социогуманитарными науками.
На следующий день, отнёс отпечатанную статью Мяткину. Тот же, отдал её на рецензию Алексею Родионовичу Карасёву, доктору наук, зам. редактора, ответственного за коллективные сборники школы, а также выпуск психологической секции Вестника пединститута. Через две недели, Карасёв обещал высказать своё мнение, относительно сообщения.
Михаил еле дождался срока.
— Ну что сказать… — Алексей Родионович, — внешне невозмутимый, небольшого роста, с седой головой, — неторопливо разгладил рукопись. — Статья, конечно же, слабая. Много спорных мест. И потом, непонятно вы как-то пишите. Надо писать так, чтобы студент далее понял… К тому лее, эти домыслы…
— А я не для студентов её готовил! — парировал Михаил, задетый за живое. — И никакие это не домыслы, а расшифровка имплицитных, скрытых положений теории. Вы, разве не согласны, что индивидуальность — генотип?
— Более упаси! Какой генотип? Тип нервной системы по Павлову — да, генотип. Но личность, её социальность подчиняются совершенно иного рода закономерностям! Нет, статью нужно переделать!
— Пускай, Мяткин прочитает, и он уж решит: печатать или нет. Ведь за ним, в конце концов, последнее слово?
— Ну, как будет угодно, молодой человек! — обиделся Карасёв. — Но, повторяю, в таком виде, теоретические эти выкрутасы не пройдут!..
Михаил ледал еще полмесяца, пока Мяткин сам не соизволил, не снизошел до того, чтобы пробелеать глазами статью. Наконец, вызвал «вольнодумца» к себе в кабинет. Тут лее, сидел и Карасёв.
— Ты, я знаю, в газете работал? Так вот, это не научное сообщение, а какая-то газетная дребедень! Ну, почему вдруг решил, что Берлин имел панбиологический взгляд на индивидуальность? Посмотри, хотя бы другие его монографии! Там, черным по белому, сказано совершенно обратное! — Мяткин, казалось, вышел из себя.
— Николай Иванович! Так ведь, он не мог, прямо выразить сокровенные мысли. Времена-то были советские, цензура и всё такое… — тоже повысил голос обвиняемый.
— Нет, брат, у тебя это не пройдет! Школа, принципиально, отстаивает позиции ведущей роли социальной детерминации в развитии психики, а ты вон что, — человека зверем выставляешь! — Мяткин выразительно посмотрел на Карасёва. — Нет, однозначно, такую дилетантскую статью мы печатать не будем!
— Тогда вы и академика Павлова отрицаете? Чем здесь только занимаетесь?! Не научная школа, а сборище карьеристов и прихлебателей! — Михаил, уже не сдерживал себя. — Да вас разогнать всех нужно!
— Вон, вон! И чтобы, духу твоего тут не было!! — Мяткин схватился за сердце… Но возмутитель спокойствия, уже хлопнул дверью.
«Теперь конец! Дорога сюда, навсегда закрыта! — переводил дыхание Михаил, оказавшись на улице. — А всё равно, — ловить здесь нечего! Может, в Москву рвануть? Но кому я, блин, нужен! Там своих «деятелей» хватает, под завязку. Тем более, — другие школы, другие теоретические взгляды… Что же делать?! Неужели, так и не удастся, реализовать свой творческий потенциал?..».
Жизнь с Леной, в принципе, удовлетворяла Михаила. Он всё больше и больше привязывался к ней. Более того, — полюбил, почти не вспоминая о Наде. Вскоре, затеяли ремонт. Зая оказалась работящей девкой. Даже отец, относящийся скептически к «семейной жизни» сына, начал уважать «сноху» за трудолюбие. ««Жена»-то — молодец! А ты, как бездельником был, так им и остался! Она и обои клеит, и полы умеет красить, и стулья починила. На все руки мастер! А «ученый», только на подхвате. Разве, мужик таким должен быть?..».
Зая и на крышу амбара залезала, чтобы поправить, покрывающие её, железные листы. Даже дрова колола! Только чего вот, со двора не уходит и у дома прибирается, хотя это, вроде, особо и ни к чему? Потом лишь, до Михаила дошло, что Ленка попросту, по-бабьи, красуется перед новыми соседями, заселившимися на второй этаж. Молодыми парнями, то есть. Семья — Юлька и Рашид с тремя сыновьями — прибыла из небольшого городка, в котором шахты закрыли, и работы, как таковой, не было. Уехали, короче, от безысходности и нищеты… А старшим-то ребятам подходило, уже к двадцати годам. Вот, Зая и вертела перед ними задом. Но «муж», большого значения этому не придавал. Ведь «жена» его, по-«настоящему», любила…
— Слышь, Миша, я кажись, забеременела, — сообщила Ленка, как-то раз. — Че делать-то будем? Ты не против этого?
— Что ж, рожай. А там, видно будет.
— Так может, поженимся? Давно ведь, уже живём… Да и прописки, нет у меня.
