Погоня была задержана, по крайней мере, на машинах; валун и обломки епископского Блейзера перекрыли дорогу. Хейдьюк, в восторге глядя вниз сквозь завесу пыли, видел блеск оружия, вспышки стекол биноклей, движение мужчин.
Было самое время ретироваться. Припадая к земле с внутренней стороны дороги, он направился вверх, за отдаленным гудением грузовика Смита, таща за собою железный брус, давясь смехом всю дорогу до самой вершины горы. Там ждал его Смит.
Они уселись на кромке уступа, болтая ногами над 150-футовым обрывом, и наблюдали издали за отходом Команды розыска и спасения. Когда все отбыли, они отпраздновали победу пинтой виски — «Джим Бим, которую Смит, этот позорный джек-мормон, совершенно случайно обнаружил под рукой в своем старом мешке с инструментами. Опорожнив бутылку наполовину, они приготовили себе на ужин бобы с беконом. С наступлением темноты они поехали, ориентируясь по звездам (фарами не пользовались, опасаясь наблюдения с воздуха), вдоль кромки Оранжевых Скал, вокруг истока Счастливого каньона, мимо Края Земли м далее до перекрестка с дорогой на Хенксвилль.
К полуночи они добрались до Хенксвилля, а через полчаса — до гор Генри. Где-то в глубине леса они повалились спать и спали сном праведников. Праведников явно удовлетворенных.
10. Док и Бонни делают покупки
Дж. Б. Хартунг и сыновья, шахтное и инженерное оборудование. Хартунг — младший загрузил взрывчатку Дюпона Доку в багажник его новенького Бюика-универсал. Десять контейнеров, вощеных, герметизированных и опечатанных. Плюс взрывная машинка, капсюли, провода, предохранители, обжимные щипцы и зажигательные свечи. Груз выглядел эффектно. Стиль. Класс.
— Что вы будете со всем этим делать, Док? — спрашивает мальчишка.
— Обезьяньи делишки, — отвечает доктор, подписывая последнюю из федеральных форм. — Там, у себя на ферме.
— Серьезно.
— Совершенно серьезно.
Абцуг нахмурилась.
— У нас заявка на открытие рудника, — сказала она.
— О-о, говорит мальчишка.
— Тридцать заявок, — говорит доктор.
— Я слышал, золото поднялось до 180 долларов за унцию там в Европе. Собираетесь разрабатывать ваши заявки?
— Верно, — сказал Док. — А теперь заткни вот это себе в рот, то-есть, я имею в виду, в карман.
Мальчишка заглянул в счет. — Ух-ты, большое спасибо, Док.
— Не о чем говорить, молодой человек.
— Приходите снова, поскорее.
— Придем, — сказала Бонни. — Ишь, панк малый, любопытный какой, — добавила она, когда они отъехали. — Я готова была двинуть ему в зубы.
— Ну, ну, он же еще ребенок.
— Еще ребенок. Ты видел это прыщавое лицо? Я уверена, он уже обращался к венерологу.
— Вполне может быть. В этом штате таких половина. А у половины из них — триппер. Мы должны прицепить ярлык на пенис каждого подростка в Нью-Мексико: — Девушки, Изучите Тщательно Перед Тем, Как Взять в Рот.
— Не будь вульгарным.
— Губные гармошки, — продолжал разглагольствовать Док. — Спирохеты. Гонококки. Treponema pallida. Подумай: ‘Syphilis, Sive Morbus Gallicus’ поэма некоего Джироламо Фракасторо, примерно 1530 год от рождества Христова. Герой этой метрической пасторальной трагедии — пастух по имени — я не шучу — Сифилис. Как и многие другие пастухи, он воспылал страстью к одной из своих овечек, чье имя я позабыл. Вот люблю я овечку, и все, говорил Сифилис, и ставил ее задние ноги на свои котурны и… Твердый шанкр появился вскоре после этой любви, а затем и поражение тканей. Он умер ужасной смертью тридцать лет спустя. Отсюда и появилось всеобщее мнение, что сифилис возник от полового сношения.
— Ты должен повысить мне зарплату, — сказала Бонни.
Док вдруг громко запел:
— Мне не нужно шанкра, чтобы я запомнил,
Что я только пле-енник любви-и-и-и-и …
— У тебя такой голос, будто ты уже подхватил шанкр гортани.
— Рак горла. Не стоит из-за этого поднимать тревогу. Когда я был молодой, я тоже хотел быть пастушонком. Но потом обнаружил, что мне больше нравятся девушки.
— Я требую перевода.
— Я требую поцелуя.
— Это будет дорого стоить.
— Сколько?
— Мороженое Баскин-Робинс с двойным клубничным сиропом.
— Хочешь знать мою самую развратную тайную сексуальную фантазию?
— Нет.
— Хочу изнасиловать девушку Баскин-Роббинс. Пока она догребает последнюю сливочную помадку с карамелью. До обеда.
— Доктор, вам нужен доктор.
— Мне нужно выпить. Стакан заглотал — усыхать перестал. Что там у нас следующее в нашем списке?
— Он у тебя в кармане рубашки.
— Ах, да. Да. Док Сарвис пробежал глазами бумажку. Бонни вела машину сквозь напряженное уличное движение Альбукерка. Дым его сигары вытекал через открытое окно с его стороны, смешиваясь с общим смогом. — Рукоятки к роторам, — читал он. — Бош и Айземанн, по три каждого вида.
— Они уже есть.
— Заграждения.
— Есть.
— Проверь. Алюминиевая пудра — десять фунтов. Хлопья окиси железа — десять фунтов. Магниевая пудра, перекись бария, очиститель — «Аякс, «Тампакс» — к алхимику.
— Не знаю ни одного.
— К аптекарю. По проезду Парацельса в сторону улицы Фауста всего полквартала от площади Зосима, в доме Теофраста Бомбаста фон Хохенхайма.
— Слушай, говори по-американски. Поедем к Валгрину.
— Где они сожгли беднягу Бруно в день Святой Цецилии.
— В аптеку Скэга?
Они зашли к Скэгу, где доктор прописал себе термитные свечи, затем в скобяную лавку за металлическим порошком и хлопьями плюс 10 галлонов керосина (для их увлечения рекламными щитами). Бьюик-универсал был уже основательно загружен и весь благоухал химикатами. (Химикаты! Химикаты! — пел Хейдьюк). Док купил камуфляжную сетку 20х30 футов на складе Боба Бергена, вместе с некоторыми другими позициями их списка, а также вещами, которые они сочли совершенно необходимыми, к примеру, кремниевую зажигалку (для этих дождливых дней), пару ярко-красных подтяжек цвета пожарной машины, чтоб поддерживать мешковатые брюки Дока, новую соломенную шляпу с обширными полями из Гватемалы для Бонни, и подарки для Хейдьюка и Смита: изолированную подставку для пивной банки и хроматическую губную гармонику Хонера. Док прикрыл все их покупки камуфляжной сетью. Затем заехали еще в один магазин, где купили определенные весьма важные для них топографические карты.
— Все?
Перечитали список, проверили дважды. — Ну, все, — говорит Док. — Санта Клаус едет в город. Они спрятались от жары и яркого послеполуденного солнца в прохладу и полумрак бара, сплошь обитый каким-то мягким звукоизоляционным материалом. Даже стены были им обиты; бар был похож на старую добропорядочную психиатрическую лечебницу. Свечи тускло мигали внутри маленьких красных глобусов. На бармене был красный пиджак и черный галстук. Было около четырех, и бар был наполовину заполнен юристами, архитекторами, политиками из мэрии. Именно то место, какие Бонни больше всего ненавидела.
— Какая удручающая берлога! — сказала она.
— Давай выпьем чего-нибудь холодненького и рванем домой.
— Тебе не домой. Тебя ждут к пяти в Медицинском центре.
— Верно. Обратно в лавку мясника.
— Доктор Сарвис! Она притворяется шокированной.
— Ну, иногда я так чувствую, — сказал он извиняющимся тоном. — Иногда, милая девочка, я думаю …
— Да? Думаешь что?
Официантка с коктейлями стала между ними. На ней было нечто совершенно прозрачное, что едва ли можно было считать одеждой. Ей тоже все это надоело. Она принесла им напитки и уплыла прочь. Док смотрел ее вслед. Эти бледные бедра мне нравятся.
— Да, так что же ты думаешь? — спросила Бонни.
Они чокнулись. Док всматривался в ее глаза.
— Я люблю тебя, — солгал он. В тот момент его мысли были в двадцати футах оттуда. В тысячах миль оттуда.
— Что еще новенького?
— Терпеть не могу этих витиеватых еврейских выражений.
— Терпеть не могу этих фальшивых любовных деклараций.
— Фальшивых?
— Да, фальшивых. Ты вовсе не думал обо мне, когда говорил это. Ты, наверное, думал, — один Бог знает, о чем ты думал. Но не обо мне.
— Ладно, — отвечал он. — Давай поссоримся. Какой прелестный способ успокоить мне нервы перед маленькой операцией, которая мне предстоит. Всего только удаление мениска.
— Я рада, что я не твоя пациентка.
— Я тоже. — Он выпил половину своего джина с тоником. — Ну, ладно, ты права. Я сказал это для проформы. Но все равно это правда. Я же люблю тебя. Если бы тебя не было рядом, я был бы несчастным одиноким стариком.
— Вот именно, рядом. Нужен же кто-то рядом, чтобы содержать в порядке твое расписание приемов, стирать твои вонючие носки. Чтобы нянчиться с тобою, чтобы ты не тащил ногу в рот и не натягивал пластиковые мешки на голову. Чтобы быть твоим шофером, возить тебя по городу, убирать твой дом время от времени и хорошо смотреться в бассейне.