Приблизившись к нему, Павлина наклонилась, поцеловала усопшую в лоб, пробормотала:
— Спасибо за Ариса, я люблю тебя, моя Фотини. Я так тебя люблю.
На душе у нее было спокойно.
Павлина села на скамью в первом ряду. Кто-то занял место около нее. Шриссула…
Крошечная церковь очень быстро наполнилась верующими. Пришли все монахини монастыря, их было около двадцати. Несколько остававшихся свободных мест заняли жители острова. Кто-то стоял в проходах и у входа, остальные толпились снаружи. Отец Космас попросил не закрывать двери храма.
— Достоинство человека, — говорил он в своей проповеди, — заключается в умении жить и сосуществовать со своими грехами. Смело смотреть им в глаза. В глаза как своим грехам… — Тут отец Космас выдержал паузу, затем твердым голосом продолжал: — Так и грехам чужим! Не за ошибки осуждает нас Господь, а за недостаток милосердия. Есть грехи, на которые ложится чудесный свет любви… — Он употребил слово antavya, что означает «луч восходящего солнца». — Сострадание есть удел не только Божественный. Каждый должен выносить его, почувствовать в себе и, вдохновляясь им, научиться не осуждать ближнего. Пытаться его понять. Найти ему место в своем сердце. Видеть отблески любви, сокрытые на дне его грехов. И наконец, полюбить своего ближнего. Полюбить, несмотря ни на что. Полюбить всеми силами души, как ты хотел бы, чтобы тебя самого, низвергнутого в пучины позора и бездны зла, любили. Есть жизнь, — сказал еще отец Космас, — затем есть смерть и есть, наконец, Воскресение, жизнь, возникающая внезапно, когда никто не ждет. Так Христос в Евангелии являлся апостолам то тут, то там. Таинство Воскресения — это судьба, еще не сказавшая своего последнего слова… Она не так тороплива и суетна, как люди. Дайте ей время, дайте ей срок..
«Я нашла Андриану, но Ариса не воскресить», — подумала Павлина.
Она склонилась над могилами Луганисов, пощадила землю, хранившую тело ее брата. И вспомнила Никоса и Спироса. «Теперь мне надо бы поменять их местами, — сказала она себе и еле заметно улыбнулась. — Брат или любовник, дядя или отец, тетя или свекровь. Все смешалось. Жизнь обошлась сурово с ними со всеми. Она согнула их».
Павлине пришли на память слова отца Космаса об отблесках любви. Как много на грехах Луганисов этих отблесков! Странных, ярких, чудесных отблесков.
Павлина перешла к могиле Спироса, закрыла глаза, замерла на несколько мгновений. Потом поднесла ладонь к губам, поцеловала кончики пальцев в жесте прощания и тихо-тихо сказала:
— До свидания, папа.
Ее отцом, ее обожаемым отцом был и навсегда останется Спирос, который смотрел на нее так, как никто никогда не смотрел.
После того как гробы Магды и Фотини накрылись могильной землей, Павлина направилась вверх по небольшому склону к решетке ворот, где приняла соболезнования жителей острова. Она увидела не одну сотню лиц.
Первым, кого она узнала, был Маленький Адонис. Он все так же клонил голову вправо.
— Я — помощник мэра, — гордо сказал он Павлине. — Отвечаю за уборку мусора.
Он пришел вместе со своей матерью, госпожой Маритцей. Годы покрыли ее лицо сетью глубоких морщин. Она поцеловала Павлину и воскликнула:
— Я построила кинотеатр на открытом воздухе, он называется «Титания». Жалко, что сейчас не лето, а то бы тебя пригласила.
«Она вечно недоплачивала своим рабочим», — вспомнила Павлина и вежливо кивнула.
Дионисис по-прежнему работал почтальоном.
— Теперь все по-другому, люди пишут все больше и больше, а почту разношу я один, — посетовал он. — Когда я уйду, вместо меня придется нанять трех почтальонов, вот увидишь… — И улыбнулся во весь рот.
Динос продал таверну и занялся разведением овец, на холмах, обступивших Святую Анагири. Теодорис перекупил у кого-то столярную мастерскую. Он женился на одной из дочерей Илиаса, некрасивого электрика с большим носом, но восхитительными дочерьми. Вторая из них вышла замуж за одного из сыновей Патралиса, который унаследовал от отца ресторан в Кунупитце.
Однажды вечером, давным-давно это было, Павлина с досады отправила туда пару молодоженов. Что им было нужно? Она вспомнила, как они спрашивали, где можно попробовать жареных осьминогов, а ей не хотелось видеть их за своим столиком. Она жаждала остаться вдвоем с Арисом… Это произошло в тот день, когда якорь «Двух братьев» зацепился за скалу. Она нырнула, Арис оступился и прижал ей грудь своей рукой. Потом поднял на борт, а ее все еще била дрожь от его прикосновения. Павлина и теперь вздрогнула, как тогда.
Мараки и Танассис держались за руки. Танассис плакал. Павлина поцеловала обоих. И спросила себя: «Интересно, а соски у Мараки все такие же светлые, как в тот день, когда я принесла ей ткань от госпожи Маритцы, а у нее на спине торчали банки?»
И снова улыбнулась. Она ведь специально тогда дала ткань Мараки в руки, чтобы увидеть ее грудь.
Потом пришли Гинкас и Элефтерия, все такие же красивые, чудесные и очень старые. Их дочь Катина только что родила третьего ребенка, опять мальчика, она прийти не может, но передает Павлине большой привет.
«Может быть, и у Антонеллы будет когда-нибудь трое сыновей?» — пришло в голову Полине.
Наступила очередь Тассоса и его сыновей. Павлина оглянулась на стоявшую сзади Шриссулу и сказала, что Тассос тоже бакалейщик, делает свой мед, оливки, а зимой сам готовит соленого тунца на продажу в те же гостиницы, куда Никос и Спирос в свое время сдавали свой улов.
После целого часа взаимного обмена теплыми словами и воспоминаниями все разошлись, кладбище опустело. Жители острова поднялись на площадку перед монастырем. Павлина в сопровождении Шриссулы уже собралась было присоединиться к ним, как вдруг увидела человека, застывшего как изваяние у могилы Ариса.
Это был Яннис. Он так и не осмелился подойти. Павлина бросила на него взгляд исподлобья. Вдруг ей показалось, что в ушах у нее снова звучат слова отца Космаса — об отблесках любви, сокрытых на самом дне грехов человеческих, о понимании и долге всепрощения.
Она колебалась не дольше секунды, потом повернулась к Яннису спиной и пошла в гору, к площадке перед монастырем.
Монахини угощали всех кофе и вишневым вареньем. Несмотря на печальный повод, настроение у всех было приподнятое. Жители острова улыбались, кто-то держал в руках чашку с кофе, поставив блюдце на ладонь, кто-то — порцию варенья, которое монахини подавали в маленьких оловянных плошках. Казалось, все были счастливы снова видеть Павлину рядом с собой.
С трудом скрывая волнение, она подошла к отцу Космасу:
— Мне надо уезжать.
— Да пребудет Господь с тобой и твоей дочерью, — сказал священник.
Они обнялись. Павлина взяла Шриссулу за руку. Они прошли сотню метров вниз по дорожке, спускавшейся от монастыря, и увидели уходившую вправо от нее тропинку, которая вела к маяку.
— Встретимся в гостинице, — сказала Павлина; несколько секунд она молчала, глядя в глаза своей подруге, потом спросила: — Как думаешь, она полюбит меня?
Шриссула прижала ее к своей груди, и они долго-долго стояли в этой позе, не шевелясь.
Густая смесь запахов, витавших над ведущей к маяку тропинкой, вернула Павлину в детство. Сначала она почувствовала аромат большого куста жасмина. Он преследовал ее вплоть до приближения к какой-то жалкой лачуге, рядом с которой паслась дюжина коз. Спускаясь по тропинке, она почувствовала запах лошади, застывшей у вбитого в землю колышка. Теперь Павлина шла мимо гардении, и вдруг благоухание цветка вступило в невидимую связь с мощным запахом конского пота. Эта пахучая волна образовала ни с чем не сравнимый, непередаваемый по силе воздействия букет. Еще ниже соседство трех лимонных деревьев и глицинии вызвало у Павлины нежданное волнение. Она вдруг почувствовала удивительную легкость.
«Mr&Mrs Gerald Woods» — гласила небольшая мраморная табличка, привинченная к деревянным воротам владения. Значит, Дом швейцарцев сменил хозяев! Этот дом с его плоской, крашенной в белый цвет крышей всегда казался Павлине таким величественным и неприступным!
Она обошла его по огибавшей здание дорожке и направилась к мосткам. Их дерево под воздействием солнца и влаги стало совсем серым, но Павлине почудилось, что она видит перед собой все те же широкие и крепкие доски, которые были положены здесь более семнадцати лет назад. Однако они были потрепаны морем. Павлина села, опустила ладони на мостки и нежно погладила их.
Справа от нее купался в лучах раскаленного добела полуденного солнца зеленокудрый остров Спетсопула. Взгляд Павлины упал на маленький остров Святого Янниса и его миниатюрную бело-голубую церковь. В этих водах между Спетсопулой и тем местом, где она стояла, в один из февральских дней двадцать три года тому назад умерли насильственной смертью ее отец и дядя.
