владельцы джипов, черт его знает почему, разбираются в провинциальной гастрономии — «looks like we picked the best spot», доносится от компании в дровосековых рубахах, «and the only spot»[126], и это в пределах слышимости официантов, ведь встречается же такая деревенщина среди городских, что представительнице цивилизации подавиться можно
вообще-то и правда хорошо, само распределение места — слева гостиница, справа от нее, вольно расположившись на рукаве речки или чего-то журчащего, подходящая к этому разгильдяйская мотоциклетная пивнушка — «трэпперс ден тэверн» — и совсем справа «кэрридж хауз», в котором я сейчас как раз поглощаю свою куриную грудку, деликатно обжаренную поданную на свежем малиновом пюре, в то время как Константин поедает целую гору говядины с валунами картофеля и
ремингтон: since 1816, america’s oldest gun dealer[127], «думаешь, из этого оружия на стене когда-нибудь стреляли?»
«вполне возможно, но не в людей».
«как это?»
«здесь раньше никого не было».
так зверски сыто и довольно в машину
«все еще хочешь, эм-м, следопытить в эту…»
«да, вот, смотри, после моста на перекрестке: въезд справа, номер четыре — видишь? — вверх, в сторону фэрбенкса. я бы сказал, еще двадцать миль вглубь», ясно, куда он клонит: глаза пошире, может, сзади мелькнет пара антенн или что-нибудь.
много частных подъездных дорог, огороженных самого выпроваживающего вида щитами, озерцо, на нем два новехоньких, осо-пчело-желто-черных гидросамолета, салазки которых обрызганы чем-то черным, липким, немного позже металлико-сине-красная башня скелетом, на ней багровый мигающий сигнал оком саурона
и толстые барабаны на краю дороги, запломбированные, могли бы быть нераспакованными прожекторами, что думает по этому поводу мой следопыт?
«не знаю, хватит, едем назад».
в постели с книгами от мамаши хеннеке: загадки кили, круглые астрологические графы, полные отсылок, м-да, к чему, собственно? много наполовину верного из простейшей акустики, о вибрирующем воздухе, о рефракции, простых движениях волн, распространении, частоте и амплитуде, бородатое учение о цветах: red is the color of the planet mars, and corresponds to the first note in the musical scale, in early Christianity it signified the suffering and death of christ, and was the color of war, strife and sacrifice[128]
в другой книге, белой, как голубь мира, на странице 223 черно-белое изображение устройства, абсолютно похожего на мотор, который мы в анкоридже
антропософский стеб, магическое мышление, шепотливое урчание, сплошные неготовые, аллегорические, поэтические, малокровные
ужужжжает меня в сон тепло смутно меня шатает
013299
под сияющим небом цвета испорченных фруктов, по колено в снегу, стекла его очков ослепли, распались, его куртка в клочья, лоб кровоточит, мурун заблудился, меня не ищет, в нем пули и стрелы, все снаряды изо льда, он меня позабыл, и наниди, и мару, всё вокруг для него только бег только страх только раненый одинокий
лир
дуй, ветер! дуй, пока не лопнут щеки!
лей, дождь, как из ведра и затопи
верхушки флюгеров и колоколен!
вы, стрелы молний, быстрые, как мысль,
деревья расщепляющие, жгите
мою седую голову! ты, гром,
в лепешку сплюсни выпуклость вселенной
и в прах развей прообразы вещей
и семена людей неблагодарных!
ему нечего есть нечего знать, у него ни одной ни одного он
я просыпаюсь и хватаюсь за шею, на месте ли она, могу ли я еще чем-нибудь глотнуть воздух, вздрагиваю и чертыхаюсь, агрегат из японии делает воздух теплым, но и вонючим, электрически сухим, и то, что мне сейчас снится шекспир, отвратительно, конечно я все придумала, потому что не помню, чтобы читала это место — где я, вот, точно, листаю и нахожу: в самом начале, страница двадцать один, старикан нигде еще так не шумел, дуй, ветер! ясное дело, навеяло haarp, из-за погоды, да и очень прозрачная символика, чтобы мурун мне
но вот оно, дословно, в точности как только что: дуй, пока не лопнут щеки! диалог между лиром и его шутом, на странице шестьдесят пять, я закрываю глаза, массирую большим и указательным пальцем виски: я его наизусть знаю? да, и после семян людей неблагодарных: шут говорит, в моем черепе, в моей эхокамерке: «да, дяденька, святая вода светского общенья в сухом доме куда приятнее этой дождевой вне ограды», и когда я открываю глаза, на бумаге то же самое, и еще больше, вот и всё, я рехнулась.
потому что никогда я этого текста не учила, это уж точно, тем не менее я это знаю: слово в слово знаю пьесу Шекспира, которую читаю впервые в жизни, она преследует меня в снах, и я
с ума сошла, да? наниди. книга от нее. и предупреждение, что там она говорила? доверять не Константину, а самой себе? как же я могу, простите, пожалуйста, доверять себе, если я очевидно знаю вещи, о которых я не знала, что я их
у меня все плывет, не только перед глазами, но и в голове, покачивает не вестибулярно, а в животе, во внутренностях, я пошатываясь ползу, после того как выключила обогревательного чёрторобота, в туалет, коленями чувствую холодный пол, пока все, что я знаю и не понимаю, плачущей рвотой
все снаружи будто взяла обратно Ваша рука, тихо и ласково, будто для того, чтобы была ночь, не нужна темнота, а только спокойствие, благодарю Вас, благодарю. смотрю через москитную сетку, глотаю, давлюсь, но потом всё в порядке, всё, всё снова в порядке.
что мне делать? пять часов утра по местному времени. семенить к Константину? будить его? смотреть телевизор, кричать, топать, выть? лира убираю прочь, будто это яд, потом пробую, потому что еще вчера он меня так убаюкал, еще раз мастера кили.
fuck, черт: и чем мне только вчера эта мутотень понравилась? это сперва перевести надо, что он там своим инвесторам и прочим легковерным впаривал под видом науки: «все когерентные агрегаты постоянно вибрируют с периодом-частотой, которая гармонически соотносится с основным тоном вибрирующего тела; этот тон кратен тону атомоля»[129], так вот звучит «закон гармонических вибраций», и
скрип половиц, гуляет ветер по
я схожу с ума, стопудово, folie ä deux[130]: томас когда-то мне рассказал, что некоторые люди, дабы побороть свои бзики, культивируют какой-нибудь сдвиг по фазе вдвоем или группой, это их стабилизирует — сектанты или отъехавшие парочки, все это убогие формы попыток исцеления, и со мной то же самое: я вижу себя раздвоенной, растроеннной, наниди, мара, я серьезно ранила человека, возможно, убила, я не лажу ни с кем, трахаюсь со своим учителем и, чтобы не съехать от этого всего с катушек, чешу с дедушкой на поиски грааля, ползу по подлескам аляски и
стучится, тук-тук: рука, не привыкшая к этому, редко бывавшая кулаком — «сейчас, господи боже», не надо злоупотреблять Вашим именем, знаю, меня и саму пугает, как я в одно мгновение могу озаботиться своим душевным здоровьем, а в следующее веду себя так, будто все знаю, госпожа своих чувств своих дел
но никого за дверью, только неночь и ненужный янтарный свет в окне второй хижины, так что можно как в банке с медом различить чей-то медленный силуэт за решеткой: мальчишеская фигура потягивается, согнув над головой руки, потом они падают на узких плечах, бедра немного шире, зачатки груди, это женщина это девушка это я она у нее
ерунда, я очень сержусь на него, на старого: haarp вообще неопасен, вероятно, на самом деле просто обсерватория для изучения северного сияния, я ни одного доказательства не получила, что это не так, и то, что Константин не видит надобности представить мне такое доказательство, дабы убедить меня в его идеях-фикс, однозначно подтверждает, что на чем-то он там помешался: он уже не сомневается, а только пока сомневаешься, не сбрендил ли ты, можно быть уверенным, что здоров.
захлопываю дверь, сбитая с толку молниеносным осознанием всего идиотизма, и запускаю внутрь несколько москитов, которых потом четверть часа гоняю по крохотной комнатке, будто воюя, со злостью, хлоп, шлеп, снова один ускользнул, и при этом в раковине течет вода, потому что каждый летучий трупик мне надо сразу же смыть с ладоней, трахтарарах, я топаю и ношусь, прыгаю и бешусь, семь и девять и дюжина, а потом, после битвы, падаю на кровать, устав еще больше, чем пару часов назад от чтения, я больше не хочу не могу, мне надо домой к психологу надо хочу помощи
**9***
электрически, электрически
вглубь до глубей земли
все вещества из атомов
их оболочки: электроны
электрически
яркоянтарно
я пекло они зима все мы вниз по течению
по электрореке тока
013311
следующий стук вырывает меня из потока, течения, и когда я кричу «черт подери, что там еще?», поскольку ожидаю ту же выходку, что и недавно, который час, собственно говоря? — смотрю на часы: прошло три часа, — Константин покашливает: «клавдия? что случилось, ты?..»
