Я направился нехотя, зная, что ничего хорошего пришедший нам не принес, а скорей всего наоборот. И за дверью — Джон.
Они очень друг на друга похожи. Оба одинаково невысоки, ширококостны, крепки в походке, у обоих короткие русые волосы, оба предпочитают темные тона одежды; оба в общении обычно сдержанны, почти сухи… И сейчас, в момент беды, выражение их лиц тоже было схожим — и Джон, как и Володька, ошарашенно-мрачен, убит, шрам на его щеке сделался заметнее, розовее, чем обычно. Движения тоже будто у обваренного — вялые, в каждой мелочи чувствуется усилие. Так и кажется, что вот-вот целые куски мяса начнут отслаиваться, отваливаться от костей…
— Привет. — С невольной брезгливостью и, кажется, даже презрением я посторонился. — Проходи.
Джон тяжело перешагнул через порожек, потопал в офис.
Потом они с Володькой долго и нудно выясняли отношения. Не орали, не бесились, для этого у них, наверно, не было уже энергии, но их как бы спокойный тон пугал больше крика. Я сидел в уголке, пил чай, стараясь не чмокать; хотелось курить, и было страшно встать, пройти по помещеньицу обнаружиться… Волей-неволей приходилось слушать.
— Есть шанс, что его найдут? — вроде совсем равнодушно спрашивал Джон.
Володька таким же голосом отвечал:
— Дали понять: если найдут, тем более с деньгами, то можно считать, что они на нас с неба упали.
— А как это все получилось? Как вот так он мог взять двести с лишним тыщ и уйти?
— Я перевел сумму в один банк, а он должен был снять ее и отнести в другой, буквально через дорогу. Я переводил ведь как физическое лицо, а этот банк принимает только от фирм… С ним был мой человек, и прямо у дверей банка этот… араб прыгнул в машину, и водила тут же рванул. Было все подготовлено. Человек сразу заявил, стали искать…
— Тэк-тэк… В общем, Вэл, я хочу, чтоб ты вернул мои семьдесят тысяч.
— Хм… — Володька на секунду покривил губы. — Я теряю почти в три раза больше… С таким же успехом я мог бы у тебя требовать мои двести.
— Но ты меня втянул в это дерьмо.
— А кто ж знал, что так получится?
Теперь усмехнулся Джон и тоже коротко, картонно:
— Вэл, мы не в детском саду.
— Слушай, я тебя не тянул. Предложил, дал расклад по этому делу, ты согласился. Вложил четверть суммы. Теперь начались напряги — и я у тебя стал крайним. У тебя своя голова есть.
— Да, ты меня убедил, что дело стоит того, что без палева. А получилось, что сразу…
— В любом случае мое положение в три раза хуже твоего. Я должен вон людям почти сорок тысяч, полякам — тридцать.
— Я тоже должен…
— Ладно, в общем-то, ничего пока на сто процентов не ясно. Завтра я лечу туда, буду разбираться на месте.
Джон скептически покачал головой:
— Давай, давай. — Потом вдруг прищурился: — Слушай, а почему у тебя склад пустой? Где товар? Сейчас же самое время торговать. И осень не за горами…
— А что? — И Володька тоже сузил глаза; оба они теперь напоминали зеркальное отражение друг друга — они вглядывались один в другого, стараясь что-то уловить, прочесть, разгадать. — Избавился от старья, освободил место. Все деньги вложил в это представительство, за офис там дал залог, за квартиру…
— Да? — Кажется, Джон не поверил ни слову. — Ты смотри, я тебя, если что, и под землей найду. Ловко ты придумал, кажется…
— Что — придумал?
— Так, посмотрим, — отвел Джон взгляд, покрутил головой, точно бы запоминая обстановку, затем поднял руку, сбросил из глубины рукава на запястье часы на свободном стальном браслете. — Поговорили.
— Поговорили… — Володька переменил позу, кресло жалобно поскрипело. — И, слушай, не надо меня ни в чем подозревать, выдумывать там… Мы оба попали в большое дерьмо и как-то будем выбираться.
— Ну-ну.
Володьку, кажется, вывело из себя это угрожающее нуканье, но он промолчал, лишь лицо его напряглось сильнее и глаза стали еще колючее.
Я мысленно торопил Джона уйти, ведь очевидно было — им обоим уже нет сил сдерживаться. А Джон продолжал сидеть, молчание затянулось, и казалось, оно обязано кончиться или дракой, неуклюжей, беспощадной, искренней дракой, или же улыбкой и таким же каким-нибудь искренним: «А помнишь, как повеселились мы в этом Дубае! Как на водном мотике рассекали! А Макс-то, помнишь, ха-ха!»
Но ни тот, ни другой не решились разрядиться. И вот Джон медленно, с выдохом встал, с минуту, в последнем раздумье, повозвышался над Володькой. Наконец пожелал:
— Ну, удачной поездки. Жду положительных результатов.
Володька ответил бессмысленным:
— Мгм…
Джон еще постоял. Я был уверен — вот сейчас мой шеф поднимется, подаст руку партнеру. Нет, он остался сидеть, Джон повернулся и, развалисто, крепко ставя на пол ноги, вышел из офиса. «Иди проводи», — взглядом сказал мне Володька.
Выпуская Джона на улицу, я опять невольно посторонился, будто имел дело с заразным больным…
Поездка Володьки в Дубай ничего не дала. Араба там искали и без него, помещение, которое он собирался снять под представительство — пять комнат в тридцатипятиэтажном небоскребе, — уже сдали другим, вернув Володьке какую-то часть залога… Он прибыл подавленный и молчаливый, тут же сменил мобильник на пейджер, чтоб не донимали звонками, нашел покупателя на «мерседес», стал все чаще поговаривать о продаже однокомнатки на Харченко.
— Может, не стоит? — осторожно отговаривал я, — все-таки недвижимость.
— А как по-другому… — вздыхал Володька. — Башли нужны. За трехкомнатку на полгода вперед заплачено, а там, может… Ничего, — он делал вид, что бодрится, — бог дает, бог берет. Прорвемся!
Из Польши прислали каталог обуви на сезон «осень — зима 1998 год» и напоминание, что «Торговый Дом «Премьер»» неполностью рассчитался за прошлые поставки. Это напоминание снова вывело Володьку из себя:
— Везде долги, сука, весь в говне! — рычал он, мечась по офису, как волк в зоопарковской клетке. — За два дня из человека в лоха превратился! Теперь я Макса понимаю — тоже тянет наркотой торгануть. При удаче можно через месяц со всеми геморроями развязаться.
— Не надо, — тихо, голосом младшего братика просил я.
— Да ясно, не надо. Туда только сунься, хрен вылезешь… Но надо что-то придумать, дело такое, чтоб быстро…
Он стал редко появляться в офисе, рыскал по городу, вел, как объяснял, переговоры с людьми, искал, наверное, это спасительное дело. «Чтоб быстро»… Зато мне приходилось сидеть на телефоне с утра до вечера, на все звонки я должен был деловито отвечать: «Владимира Дмитриевича сейчас нет. Уехал на встречу. Будет позже». И не просить человека представляться видимо, Володьке было все равно, кто его ищет…
Дни моего торчания в офисе тянулись бесконечно, и каждая минута, каждый телефонный звонок жалили ожиданием новых неприятностей. Звонков за день было множество, некоторые люди, казалось, только тем и занимались, что набирали наш номер, спрашивали, появился ли Вэл, требовали передать ему, что это такой-то, такой-то, и волей-неволей к вечеру набирался внушительный список. И интересно, что звонили в большинстве совсем мне незнакомые, а Андрюха и другие Володькины друзья куда-то исчезли.
Слегка развлекался я, играя на компьютере в брутальные игры: бродил с дробовиком в руках по канализационным пещерам, истребляя бандитские группировки, пробирался в секретную фашистскую лабораторию и сражался там с монстрами, пытаясь добраться до создавшего их профессора — злого гения.
Играть я как следует за эти месяцы так и не научился, поэтому ставил «бессмертие», набирал код доступа к любому оружию и ничего не боялся… Иногда вставлял диск купленной в Апраксином дворе эротической игры, гладил мышкой красивых женщин, а они в ответ шептали мне нежные слова по-английски и постепенно раздевались, раздвигали свои длинные, гладкие ноги, готовые заняться со мной, «самым опытным мужчиной на свете», любовью. Но этой фразой все и кончалось, а потом следовали новые испытания: причесать женщине волосы и не сделать больно, побрить лобок и не порезать кожу, обцеловать ее всю, не пропустив ни одной эрогенной точки…
Предвидя скорые напряги и с зарплатой, я старался тратить как можно меньше. Сто пятьдесят долларов положил под обложку паспорта на черный день, питался пельменями и тушенкой, по клубам, конечно, теперь не ходил, с соседом с тех пор, как дал ему по губе, не пил. В квартирку я приходил лишь поспать — там становилось все неуютней, пахло холодным сигаретным дымом, чем-то уксусным; странно, что при Маринке эти запахи не чувствовались, хотя я и курил так же, и выпивал, и носки грязные, бывало, неделями прятались под диваном. Но духи, крема, сам, наверное, запах девушки побеждал, а теперь, стоило только открыть дверь, нос щипало от вони холостяцкого жилья, вспоминалась армейская казарма, дешевый пивной павильон…
