Пиджер вдруг нанес ему короткий, сильный, злой удар кулаком в ребра.
— Почему бы тебе не купить время для выступления по Общенациональному радио? Обратись с воззванием ко всем американцам — от одного побережья до другого!
Раск метнул на него короткий убийственный взгляд и, наклонившись к Фитциммонсу, хрипло прошептал, тыча в него длинным, согнутым пальцем:
— Не хотите ли, чтобы я воткнул вот этот палец вам в рот?
— Что все это значит?! — громко воскликнула Элен. — Что это за такое странное выражение — «воткнуть палец в рот»? Зачем ему втыкать палец в твой рот?
Раск метнул в нее взгляд, полный невыразимой ненависти, но, не в силах вымолвить ни словечка от охватившего его сильнейшего гнева, повернулся и отошел. За ним следом устремился Пиджер. Двое у двери, в серых шляпах, молча наблюдали за происходящим, не двигаясь с места ни на дюйм.
— Ну, что скажешь, Клод? — начала снова заводиться Элен.
— Совершенно очевидно, — понизив голос, стал объяснять ей муж, — что мистеру Раску ужасно не хочется, чтобы кто-то взглянул на отпечатки его пальчиков. Без такой процедуры он явно чувствует себя значительно счастливее.
— Самый подходящий вечер ты выбрал для всего этого! — покачала головой Элен. — Почему бы нам сейчас не встать и не уйти отсюда?
Раск и шествующий рядом с ним Пиджер вскоре вернулись; большими шагами подошли к Фитциммонсу, остановились перед ним.
— Послушайте, я ведь человек семейный! — Раск состроил соответствующую физиономию. — Прошу вас, сделайте мне одолжение — поговорите с этим упрямым русским!
— Мне пришлось посетить модный магазин Бергдорфа Гудмана, — вмешалась Элен (у нее у самой полно хлопот, будет она еще беспокоиться об этом Раске), — и купить там дорогой туалет, чтобы провести в нем целый вечер в полицейском участке! Можно представить себе, что напишут завтра газеты: «Миссис Клод Фитциммонс вчера вечером блистала в своем великолепном бархатном голубом платье, с серебристой лисой на плечах, в приемной полицейского офицера Крауса в восьмом полицейском участке. Среди гостей выделялись всем хорошо известный Лепольд Тарлоф, а также мистеры Пиджер и Раск, в серых шляпах. Были также русский посол и два знаменитых итальянских офицера-артиллериста, тоже в серых шляпах».
Пиджер вежливо засмеялся.
— Ваша жена — очень остроумная женщина, — заметил он.
— Да, этого у нее не отнимешь, — согласился Фитциммонс, мысленно спрашивая себя, уж не потому ли он на ней женился.
— Ну, спросите вы его, ради Христа, что вам стоит? — убеждал Раск. — Вас от этого не убудет.
— Мы со своей стороны сделали все, что могли, — отметил Пиджер. — Мы даже привели с собой русского, чтобы обсудить все детали на его родном языке. Не пожалели ради этого никаких усилий.
В пустом желудке Фитциммонса вдруг громко заурчало.
— Видите ли, — смущаясь, объяснил он, — я ничего не ел с самого утра.
— Вот видите! — подхватил Пиджер. — Все вполне естественно.
— Ну да! — присовокупил Раск.
— Может, сходить купить тебе бутылку молока? — холодно предложила Элен.
Фитциммонс направился к стене, где сидели Тарлоф с другим русским. Остальные пошли за ним следом.
— Вы все еще намерены, мистер Тарлоф, — задал вопрос Фитциммонс, — выдвинуть обвинение?
— Да, совершенно верно, — ни секунды не задумываясь, ответил тот.
— Десять долларов, — предложил Раск. — Я плачу вам десять долларов. Может ли кто-нибудь сделать для вас больше?
— Деньги — это не цель. — Тарлоф фуражкой вытирал нос — оттуда все еще сочилась кровь; он ужасно опух, лицо окривело, и вообще вид у таксиста был ужасный.
— Какова же цель? — захотел узнать Раск.
— Цель, мистер Раск, — это принцип.
— Поговорите-ка вы с ним! — обратился Раск к Фитциммонсу.
— Так, теперь можете все подойти! — объявил офицер Краус.
Все столпились у письменного стола — лейтенант возвышался над ним на своем стуле.
Тарлоф рассказал, как все было, — дорожное происшествие, наглый удар по носу.
— Да, все верно, — подтвердил Пиджер. — В самом деле — произошло столкновение, а потом — небольшая потасовка. Но все — по ошибке. И этот человек не так уж пострадал — небольшая припухлость возле носа, больше ничего. — И актерским жестом указал на Тарлофа.
— С физической точки зрения, — Тарлоф сдернул с головы фуражку и гундосил, нос забила свернувшаяся кровь, — я сильно не пострадал. Но с психологической… — и пожал плечами, — мне нанесено серьезное увечье.
— Мистер Раск предлагает ему компенсацию в размере десяти долларов, — возвестил Пиджер. — К тому же приносит свои извинения. Ему жаль, что так произошло.
Лейтенант устало посмотрел на Раска.
— Вы в самом деле об этом сожалеете?
— Да, конечно, сожалею! — Раск поднял правую руку. — Могу поклясться на Библии, если нужно.
— Мистер Тарлоф, — обратился к пострадавшему лейтенант, — если вы хотите возбудить судебное дело против этого джентльмена, вам придется прежде предпринять кое-какие шаги. Нужны ваши письменные показания под присягой. У вас есть свидетели?
— Вот они. — С робкой улыбкой Тарлоф, глазами указал на чету Фитциммонс.
— Они должны будут постоянно присутствовать, — продолжал сонным голосом лейтенант.
— О Боже! — застонала Элен.
— Потом будет суд.
— О Боже! — еще громче возопила Элен.
— Вопрос заключается в следующем, мистер Тарлоф. — Лейтенант зевнул. — Готовы ли вы взять на себя все эти хлопоты?
— Факт налицо, — не уступал несчастный Тарлоф. — Он ударил меня по голове без малейшей провокации с моей стороны. Он виновен в совершении преступления против моей личности; нанес мне оскорбление; несправедливо обошелся со мной. Подобные проступки предусмотрены законодательством. Никому, ни одному человеку не позволено наносить побои другому человеку на городских улицах безнаказанно. За это полагается наказание на законном основании. — Тарлоф энергично размахивал руками, убеждая всех в своей правоте: чету Фитциммонс, лейтенанта, Пиджера. — Все дело в принципе — в человеческом достоинстве, в справедливости. От дурного поступка одного страдает другой. Очень важно, чтобы…
— Я человек легко возбудимый! — заорал Раск. — Ну, если тебе так хочется, — ударь меня по голове!
— Нет, это не выход, — отказался Тарлоф.
— Этот джентльмен, — лейтенант сонно растирал глаза, — выражает сожаление, предлагает вам компенсацию в размере десяти долларов; чтобы привлечь его к суду, потребуется длительная и утомительная процедура; в результате будет потрачена куча денег налогоплательщиков; к тому же вы причиняете массу беспокойств этим приличным людям, у которых есть множество своих дел. Какой в этом смысл, мистер Тарлоф?
Таксист медленно шаркал ногами по грязному полу, печально, с надеждой глядя на чету Фитциммонс. Муж уставился на жену, а она бросала на Тарлофа испепеляющие взгляды, нетерпеливо, все громче постукивая по полу каблучком. Фитциммонс снова перевел взор на Тарлофа — маленький человечек стоял в своем рваном пальтишке перед столом лейтенанта; седая шевелюра, усталое, перекошенное, ужасно распухшее лицо, умоляющие, глубоко запавшие глаза — и лишь печально пожал плечами.
Тарлоф весь ссутулился, устало покачивал головой, недоуменно пожимал плечами; теперь, казалось, он один стоял перед столом лейтенанта, покинутый всеми, раз и навсегда, — один на своей твердой скале принципа.
— О'кей, — выдавил он.
— Вот, держи! — Раск жестом фокусника извлек из кармана десятидолларовую купюру.
Тарлоф оттолкнул его руку.
— Убирайся отсюда прочь! — грубо выпалил он, не поднимая глаз…
В такси, по дороге к дому Адели Лоури, все молчали. Тарлоф, открыв дверцу, глядел прямо перед собой, покуда его пассажиры вылезали из машины. Элен поскорее направилась к двери дома и позвонила. Фитциммонс протянул Тарлофу плату за проезд. Тот покачал головой.
— Нет, не нужно. Вы были так добры ко мне… Забудем об этом.
Фитциммонс нерешительно засунул деньги обратно в карман.
— Клод! — раздался крик Элен. — Дверь заперта-а!
В это мгновение, как ему показалось, он ненавидел свою жену, — даже не повернулся на ее крик. Протянул руку Тарлофу, тот устало ее тряхнул.
— Мне ужасно жаль… Я хотел бы…
Тарлоф пожал плечами.
— Ничего, все в порядке. Я все понимаю.
Его лицо, при тусклом свете лампочки в машине, — изможденное, старое, хранящее глубоко въевшиеся следы усталости от езженых-переезженых вдоль и поперек нью-йоркских улиц, — казалось кладезем скорби.
— Нет времени, — засмеялся он, пожав плечами. — Нет времени на отстаивание принципа. Сейчас у нас нет ни для чего времени… — И переключил скорость.
Такси медленно отъехало, тарахтя разлаженным двигателем.
