У Бертранда, впрочем, были некоторые основания для ироничной, вернее, всезнающей улыбки; но на сей раз это была всего лишь доброжелательная усмешка.
Днем ранее Бертранда проведала Элизабет. Она приехала в клинику и попросила, чтобы он вышел в приемную, Невзирая на боли, он сразу же спустился вниз. Это был странный визит, который определенно не вписывался в рамки принятого; но Элизабет и не утруждала себя тем, чтобы как-то завуалировать это нарушение принципов общественной морали; явно взволнованная, она без обиняков сказала: "Иоахим просит моей руки".
"Если вы любите его, то в чем проблема?" "Я не люблю его".
"В таком случае тоже не вижу проблем, ибо тогда вы ему просто откажете",
"Значит, вы не хотите мне помочь?"
"Боюсь, Элизабет, что сделать этого не сможет никто",
"Мне казалось, вы могли бы",
"А мне не хотелось бы больше встречаться с вами". "Вы не испытываете дружеского участия ко мне?"
"Я не знаю, Элизабет".
"Иоахим любит меня". "К сожалению, составной частью любви является определенное благоразумие, почти что мудрость. С вашего позволения, я бы все-таки рискнул усомниться в такой любви. Я уже однажды вас предостерегал""Вы плохой друг"
"Да нет, просто бывают мгновения, когда следует быть абсолютно искренним".
"Можно ли тогда быть для любви слишком глупым?"
"Именно об этом я и говорил"
"Наверное, и я слишком глупа для этого..."
"Послушайте, Элизабет, нам не стоит забивать себе голову такими соображениями, это не те мотивы, исходя из которых принимают решения относительно собственной жизни".
"Может быть, я люблю его... было время, когда я не думала об этом замужестве с такой неохотой".
Элизабет сидела в широком больничном кресле в этой маленькой приемной, устремив застывший взгляд в пол.
"Зачем вы пришли, Элизабет? Ведь не затем же, чтобы услышать совет, который никто не в состоянии вам дать".
"Вы не хотите мне помочь".
"Вы пришли потому, что не можете смириться с тем, что кто-то от вас ускользает".
"Мне очень тяжело... И вы не смеете этим пренебрегать.., слишком тяжело, чтобы вы опять пытались говорить мне злые вещи. Мне казалось, что я могу надеяться хоть на какое-нибудь сочувствие с вашей стороны..."
"Но я должен сказать вам правду. Вы пришли, потому что чувствуете, что я в какой-то мере нахожусь где-то там, вне вашего мира, потому что считаете, что в этом "где-то там" наряду с банальной альтернативой -- я его люблю или я его не люблю--может существовать и еще какая-то возможность".
"Может быть, и так; я уже больше ничего не знаю".
"И вы пришли, потому что знаете, что я люблю вас -- я сказал вам об этом достаточно откровенно,-- а также потому, что хотели мне показать, куда ведет меня моя несколько абсурдная форма любви,-- он смотрел на нее сбоку,-- может, и для того, чтобы проверить, насколько быстро можно избавляться от странностей в сознании,.."
"Это неправда!"
"Будем откровенны, Элизабет, для вас и для меня речь здесь идет о том, смогли бы вы выйти за меня замуж. Или если уж выражаться абсолютно правильно, то любите ли вы меня".
"Господин фон Бертранд, вы не смеете так злоупотреблять этой ситуацией".
"Да об этом вам и говорить не стоит, тем более, что вы прекрасно знаете, что это не так. Вы стоите перед жизненно важным решением, а значит, не можете позволить себе запутаться во всех этих традиционных условностях. Естественно, все просто сводится к тому, желает ли женщина иметь мужчину любовником, а вовсе не к тому, хотят ли они вместе вести домашнее хозяйство. Если я что-то и ставлю в вину этому Иоахиму, так это то, что он единственно существенное обстоятельство не выяснил с вами, а опустился до того, что обратился с так называемым сватовством прямо к родителям. Будьте спокойны, за этим непременно последует еще и падение на колени".
"Вы опять намерены мучить меня. Мне не следовало приезжать сюда".
"Да, вам не следовало бы приезжать сюда, потому что я не желал вас больше видеть, но ты не могла не приехать, потому что ты меня..."
Она зажала уши руками. "Вернее, находясь далеко, вы полагали, что могли бы любить меня".
"Зачем вы мучите меня, неужели я еще недостаточно настрадалась?" Запрокинув голову, закрыв глаза и прикоснувшись руками к вискам, она откинулась в кресле; обычно так она сидела и в Лестове, и эта привычная поза заставила его улыбнуться с какой-то даже нежностью. Он стоял у нее за спиной.
Болела рука на перевязи, делавшей его совершенно беспомощным. Но ему удалось наклониться и коснуться своими губами ее губ. Она прошептала: "Это безумие".
"Нет, это всего лишь прощание".
Ее лицо побледнело, и слабым бесцветным голосом она пролепетала:
"Вы не смеете, вы не..." ...
"А кому позволено целовать вас, Элизабет?"
"Вы не любите меня..."
Бертранд заметался по комнате. Сильно болела рука, и чувствовал, что его всего трясет. Да, она права, конечно это безумие. Внезапно он повернулся к ней, приблизился вплотную: сказанное мимо его воли прозвучало угрожающе:
"Я тебя не люблю?"
Она неподвижно застыла перед ним, руки свисали плетьми, она не сопротивлялась, когда он слегка запрокинул ее голову Наклонившись к ее лицу, он угрожающим тоном повторил: "Я тебя не люблю?" Ей казалось, что он сейчас укусит ее в губ но это был поцелуй. Непостижимым образом расплылись улыбке застывшие уста, ожили безвольно свисающие руки, он повинуясь порыву ее чувств, поднялись вверх и сомкнулись на его плечах, казалось, что это навечно. Но тут он выдавил из себя: "Не забывайте, Элизабет, я ведь все-таки ранен".
В ужасе она отпрянула: "Простите". Ее охватила слабость, и она бессильно опустилась в кресло. Он присел на спинку кресла, извлек шпильки из шляпки и начал гладить ее белокурые волосы. "Ты так красива, и я так сильно люблю тебя". Она молчала, не возражая, когда он взял ее руки в свои, ощутила жар его руки, ощутила жар его лица, когда он еще раз наклонился к ней. И когда он снова хриплым голосом прошептал: "Я люблю тебя", она слабо покачала головой, но не отвернулась, а позволила себя поцеловать. И только после этого по ее лицу потекли слезы.
Бертранд сидел на спинке кресла, легкими движениями гладил ее волосы; затем произнес:
"Я тоскую по тебе". Слабым голосом она ответила: "Это ведь не так".
"Я тоскую по тебе".
Она молчала, уставившись в пустоту. Он больше не прикасался к ней; поднялся и еще раз повторил: "Это невозможно выразить словами, как я тоскую по тебе".
Тут по лицу ее пробежало подобие улыбки: "И уходишь от меня?" "Да, ухожу".
Она метнулась к нему полным отчаяния взглядом, в котором сквозила мольба; он повторил еще раз: "Нет, мы с тобой никогда больше не увидимся".
Она никак не могла поверить в это, Бертранд улыбнулся:
"Ты можешь себе представить, чтобы я сейчас стоял перед твоим отцом и просил твоей руки? Чтобы я отрекся от всего того, что говорил? Это была бы в высшей степени жалкая комедия; пошлейшее надувательство".
Она немного пришла в себя, но все же никак не могла понять его слова.
"Но почему? Почему..."
"Я ведь не могу просить тебя стать моей любовницей, пойти со мной... конечно, я мог бы, и ты в конце концов тоже сделала бы это... может быть, из чувства романтики.,, может, потому, что я тебе сейчас действительно дорог.,, сейчас, конечно.,, эх, ты,..-- Их губы слились в длительном поцелуе,-- ...но в итоге я не могу ставить тебя в сомнительное положение, даже в том случае, если бы оно казалось тебе более приемлемым, чем,., будем уж откровенны до конца, брак с этим Иоахимом". Она удивленно уставилась на него: "Вы что же, все еще можете думать о том, что я выйду за него замуж?"
"Естественно, могу.-- И чтобы разрядить приобретающее невыносимый характер напряжение, он, посмотрев на часы, пошутил: -- Уже добрых двадцать минут, как мы оба об этом думаем. Мысль об этом должна была бы стать невыносимой двадцать минут назад, в противном случае она вполне приемлема",
"Вы не должны так сейчас шутить,,,-- а потом со страхом в голосе: -- Ты это серьезно?"
"Я не знаю... да и никто этого не знает",
"Ты уходишь от ответа или же тебе доставляет удовольствие мучить меня. Вы так циничны".
Сказанное Бертрандом прозвучало серьезно: "Я что же, должен обманывать тебя?"
"Ты, вероятно, обманываешь себя самого... вероятно потому, что ты.., сама не знаю почему,., но что-то тут не так,,, нет, ты меня не любишь".
"Я эгоист".
"Ты не любишь меня"
"Люблю". Она пристально, со всей серьезностью посмотрела на него: "Я должна, значит, выйти замуж за Иоахима?"
