— Кобылок объезжают, а женщин завоевывают, — тихо, словно, на опять подсевшей батарейке, подсказала Ларисина мозговая „автономия“. — Что ж ты не попытался меня завоевать, раз уж я тебе так давно нравлюсь?
Спросила искренне, устало и без всякого намека на кокетство.
— А как? К тебе ж ни с какой стороны не подъедешь, — вздохнул мужчина.
— Такая бешеная?
— Нет, — улыбнулся Аристарх. Ты же знаешь, наверное, как тебя называют коллеги-мужчины? „Такая вредная московская штучка“.
— Знаю. Но так они меня раньше называли. Ты слукавил, — сказала женщина. — Сейчас они меня называют одним коротким, но емким словом — стерва.
— Но… — начал было мужчина.
— Да чего уж там. Раз так считают — будем соответствовать, — вздохнула Лариса. Это у меня сегодня день какой-то такой, что я раскисла…
— Просто карта не так легла?
Она кивнула.
— Надо пережить этот день, а завтра всё будет иначе…
(„А я хочу, чтобы сегодня не кончалось, потому что боюсь этого завтра, где всё может оказаться иначе“, — подумал мужчина.)
— У тебя случайно не найдется таблетки от головной боли? — неожиданно спросила Лариса и приложила руку ко лбу.
— Стучит, как молот по наковальне? — сочувственно спросил он.
— Хуже, у меня тут невырубаемая „ЭВМ“ разбушевалась, — ответила Лариса.
— ЭВМ? — удивленно переспросил Аристарх.
— Представь себе…
— Таблетки у меня нет, — сказал мужчина, но у спортсменов много чего в арсенале есть, и я тебе быстро помогу.
(„Ой, что ж ты такое брешешь на ходу, идиот“!)
— Ты сейчас должна будешь, сидя в кресле расслабиться, закрыть глаза и ни о чем не думать.
Лариса тут же послушно последовала совету.
— А я еще чуть затемню свет, — мужчина встал и наполовину задернул штору.
Он видел, как она отчаянно трет виски.
(„Идиот, пойди попроси у кого-нибудь таблетку. Не мучай человека. Пока я буду искать таблетку, она уйдет“).
Взгляд его неожиданно упал на графин с водой.
— А твою „ЭВМ“ я сейчас вырублю, не волнуйся, — сказал он. — Это проще простого. Мы так в детстве баловались. Если на какой-то электроприбор капнуть водой, он зашипит, а потом обязательно вырубится.
(„Что ж я такое плету“!)
Лариса удивленно открыла глаза.
— Ну, это я так образно выразился. Я тебе сейчас компресс сделаю холодный, — сказал он, доставая из ящика стола небольшое льняное полотенце, расшитое когда-то вышивкой-оберегом и принесенное из дома. Он обильно смочил его водой из графина.
— А-а-а, — вздохнула женщина и закрыла глаза.
(„Неужели поверила“?)
— Вот, готово, — Аристарх помог коллеге водрузить компресс на лоб.
И в момент, когда его руки коснулись ее лба, про себя проговорил: „Пусть твоя головная боль перейдет на меня“.
— Сеанс релаксации будет успешным, если пациент уснет, — сказал атлет серьезным тоном. — Но даже, если в твоем случае это не произойдет, спазм сосудов головного мозга всё равно должен пройти, а с ним — и головная боль…
— Спасибо тебе, Аристарх, ты действительно для меня сегодня психотерапевт, — искренне сказала Лариса.
— Всё. Разговаривать не нужно, расслабься, — сказал он строго и добавил, — да вот еще, ты полотенце чуть на веки натяни, тебе так легче заснуть будет.
— А это надолго? — поинтересовалась журналистка.
— Минут на двадцать, самое большое — полчаса. Я тут рядом буду, книжку почитаю. Всё — время пошло, — строго сказал он, как спортивный тренер, засекающий время старта.
Молодой мужчина развернулся в кресле и, наконец, вздохнул полной грудью.
(„Ну, ты и брехло. И глаза ей залепил, чтоб не видела, как ты смотреть на нее будешь, лжетерапевт и релаксатор хренов. Тебе б самому сейчас на прием к психиатру. Чувство такое, словно я две тренировки подряд отпахал“).
Аристарх чуть развернулся в кресле и глянул на обожаемый „объект“.
„Вот мы какие, значит, при ближайшем рассмотрении. При всем очаровании: некоторый дефицит массы тела, пониженное давление. Короче, весь букет вегетососудистой дистонии на фоне зашкаливающих эмоций, которые глушатся сигареткой с алкоголем. Но всё это можно подкорректировать. Правильным питанием, беговой дорожкой с бассейном и элементарными валерьянкой и пустырником. Плюс — элеутерококком.
Но есть еще и „ЭВМ“ — некое устройство, задающее движение и причиняющее головную боль самой обладательнице и, возможно, иногда чреватое для окружающих своей непредсказуемостью. Устройство взрывное, и вряд ли, поддающееся корректировке“.
Аристарх закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.
Разомкнув веки, он посмотрел на наручные часы. С начала „сеанса“ прошло пятнадцать минут. Он не поверил своим глазам: тихое посапывание, чуть приоткрытые уголки губ. Лариса спала.
Атлет глядел на нее с любованием и сочувствием.
„Какой же силы должна быть эмоция, от которой сбиваются даже обоняние и вкус! Как же хочется ее сейчас пожалеть, обнять, успокоить“…
В этот момент в коридоре послышались голоса, и Аристарх весь напрягся, но голоса „прошагали“, к счастью, мимо его кабинета.
„В моем распоряжении минуты, она вот-вот проснется. И если бы не случайная головная боль, ее бы здесь уже не было. Она сказала: „Пусть всё останется между нами“. И ясно, что простившись на этой ноте, завтра и после, она лишь вежливо будет здороваться при встрече в коридоре и делать вид, что не замечает его в буфете, куда пришла выпить чашечку кофе.
Он знает наперед: именно так и будет! Нет. Этого нельзя допустить! И потом: она, ведь, не шутила, когда сказала, что может, вообще, исчезнуть из агентства. Исчезнуть и — раствориться в бескрайних московских просторах“.
Аристарх снова посмотрел на спящую женщину и подумал, что похож сейчас, наверное, на преданного сторожевого пса. Но нужен ли он хозяйке? Насильно мил не будешь. Известно это.
Лариса была в такой доступной близости, в такой доступной… И это умопомрачало. Особенно, когда он видел эти перламутровые пуговицы на фоне глубокого выреза и знал теперь, как они легко расстегиваются, и что скрывается за ними.
„Это только женщины-дизайнеры могут придумывать такие садистские штучки, чтобы у мужиков крыша ехала“, — подумал Аристарх, неимоверным усилием воли заставляя себя не смотреть в сторону Ларисы. Так что же ему делать?
Думай. Соберись. Соберись, как перед разбегом, когда метаешь копье. Только одна цель, только одна мысль — победа. И сегодня его цель — Она. Вот эта спящая красавица. Но в спорте всё так просто и понятно. А здесь… Одни эмоции. И они не дают мыслить. А ты думай. Думай, что будешь говорить, когда она проснется.
Погоди, как это она сказала: „Что ж ты не попытался меня завоевать, раз я тебе так давно нравлюсь“…
И сказала как тихо, спокойно, без всякого намека на кокетство. Вот те слова! Вот та единственная соломинка, за которую я могу зацепиться! Завоевать. Попытаться. Ведь, он так ее любит! Эту вредную московскую штучку. За что? Логика тут бессильна. Да и вредность ее — всего лишь защитный окрас для выживания в кислотной среде мегаполиса.
Сегодня он увидел ее такой беззащитной, в тупике какого-то жизненного кризиса. А, может, это и хорошо, что в этот трудный момент именно он ей подвернулся под руку? Именно сегодня судьба так странно свела его с ней. И он так хочет, чтобы сегодняшний день не кончался»…
В этот момент Лариса, разбуженная своим собственным кашлем, проснулась.
Аристарх быстро глянул на часы и сказал бодрым голосом спортивного тренера (или психотерапевта?): «Общий сеанс релаксации длился 45 минут. Ты спала полчаса».
— Невероятно, — сказала журналистка, убирая полотенце со лба. — Аристарх, ты — доктор. Что ж ты раньше скрывал такие способности?
— Ну, я просто спортсмен, — сказал мужчина, потупив глаза. — А, вообще, если тебе понадобится помощь такого рода, обращайся. Как твоя головная боль?
— Прошла.
— А ЭВМ не беспокоит? — пошутил Аристарх, чувствуя, меж тем, как почва уходит из-под его ног.
Женщина покрутила головой в разные стороны, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Ой, не напоминай, — и Лариса, расслабленная и отдохнувшая, еще на минутку прикрыла глаза перед тем, как встать с уютного кресла.
«Вот если сейчас ты этого не скажешь, то уже не скажешь никогда», — молнией пронеслось в его разгоряченном мозгу.
— Спасибо тебе, возьми, — и журналистка протянула полотенце, с сакрально-вышитыми на нем оберегами любви, семьи, здоровья, которые она даже не заметила.
Полотенце, которое когда-то, возможно, вышивала юная Клавдия, пылко влюбленная в поляка Яна.
Мужчина ринулся к Ларисе и, принимая влажноватую льняную ткань, задержал ее руку в своей.
Он присел перед ней на колени и, целуя руку, попросил: «Ларочка, дай мне время тебя завоевать». И еще, понимая, что говорит, наверное, жуткую банальность, произнес: «Я… Я буду носить тебя на руках»…
