Когда бывший помощник комиссара в полицейской машине был доставлен в тюрьму, он симулировал припадок и был направлен в лазарет, где его поместили вместе с двумя другими важными преступниками, тоже сказавшимися больными. Все трое легко нашли общий язык. Эта уступчивость тюремного начальства вызвала протесты, ибо, в то время как привилегированные арестанты спали на кроватях с простынями и одеялами, несколько туберкулезных больных ожидали приговора, находясь в карцере без воздуха и света.
В тюрьме Просперо предоставили полную свободу. Одетый в зеленый комбинезон, он беспрепятственно слонялся по камерам и коридорам. Пользовался телефоном, соединялся со старыми коллегами из полиции, а изредка в кабинете начальника тюрьмы даже принимал посетителей. В таких случаях он одевался по-праздничному и становился очень элегантным, казалось, у ворот тюрьмы ожидает машина, чтобы отвезти его в фешенебельную кондитерскую. Просперо провожал посетителя до двери, прощался с ним и, вернувшись в лазарет, снова надевал комбинезон. Во время прогулок по тюремному двору он нередко встречал заключенных, которых сам же когда-то арестовал. Но те не питали к нему злобы. В конце концов Просперо был их товарищем, как и любой другой. Дело его не было из ряда вон выходящим: полицейская летопись заполнена именами преступников, которые тем или иным способом поднимались по служебной лестнице на значительно более высокие должности, чем незаметный помощник комиссара полиции. В каждой эпохе есть свой король Пенакор, а в наш век их множество. Просперо повезло, он был счастлив, но он находился между молотом и наковальней: будучи полицейским, он оставался преступником, как и все остальные…
Однажды Просперо увидел Сухаря, выходившего из машины в сопровождении двух полицейских. Когда Сухарь проходил по двору, он подошел к нему и сказал:
– Нам нужно поговорить, слышишь?
Паренек отвернулся.
– Ты меня выслушаешь, иначе тебе будет плохо!
Сухарь рассмеялся.
– Где ты это спрятал?…
Только теперь оба они обратили внимание на человека огромного роста, с веснушчатым лицом и волосатыми руками – опираясь на метлу, он наблюдал за ними. Это был прославленный бандит по кличке Спиртяга, о котором много писали газеты. Сейчас он считался «президентом» арестантов, и этот пост не был плодом фантазии: в тюрьме предварительного заключения, как и в Катете,[23] президенты сменяют один другого… Развязной походкой он подошел к ним и со смехом, подобным треску бьющегося стекла, сказал:
– Не становитесь мне поперек дороги, Просперо, этот молодой петушок мой!
И он ущипнул Сухаря за руку. Паренек, потеряв самообладание, готов был впиться в него зубами. Но Спиртяга не рассердился, а, наоборот, заулыбался:
– Я велю Лысому поместить тебя в мою камеру! Идет? – И отошел прочь, делая вид, что подметает двор.
Просперо прекрасно знал обычаи тюрьмы и понял, какая тяжелая участь уготована этому худенькому пареньку. Вскоре, словно в подтверждение его догадки, в тюрьме поднялся шум. Заключенные четвертой камеры, соседи Спиртяги, словно сошли с ума: кричали, хохотали, стучали по решетке двери, колотили кулаками в стену, швыряли в нее тяжелые предметы. Через некоторое время шум прекратился, но только для того, чтобы возобновиться с еще большей силой. Спиртяга и его приятели заранее ликовали…
Когда стемнело, прозвонил колокол, и арестантов, которые по той или иной причине еще были во дворе, загнали в камеры. Надзиратель с двумя полицейскими провели по коридору Сухаря, намереваясь водворить его в одну из менее переполненных камер. Спиртяга и его друзья, прильнув к решетке, начали кричать:
– Сюда, Лысый!
– Нет, Спиртяга, он назначен в восьмую.
– А я говорю, сюда, в четвертую! Не заставляй меня повторять это дважды! Иначе пожалеешь…
Надзиратель заколебался. Спиртяга был вожаком и никому ничего не прощал. Ему было многое известно, и его побаивалось даже тюремное начальство. Надзиратель остановился, открыл решетчатую дверь четвертой камеры и, втолкнув Сухаря, закрыл ее на замок. Обитатели других камер сгорали от любопытства и, выглядывая из-за решеток, вопили:
– Спиртяга, у тебя сегодня праздник?
– Такого петушка Спиртяге мало!
– Прибереги мне косточку, Спиртяга!
Сухарь впервые попал в тюрьму – все это было ему незнакомо. Правда, в свое время товарищи рассказывали ему о тюремных нравах, но он не верил им. Поэтому, войдя в камеру, Сухарь спокойно направился в угол. Снаружи крики не прекращались; внутри камеры, обжигая юношу горячим дыханием, на него стали надвигаться тени. Спиртяга – он узнал бандита по росту, мускулистым и волосатым рукам – подходил все ближе, все ближе…
Когда начальник тюрьмы уже вызвал машину и надевал шляпу, намереваясь уходить, перед ним появился надзиратель.
– В чем дело? Что, бунтуют?
– Это на них луна влияет. С самого вечера буйствуют. Но, должно быть, скоро успокоятся.
На следующее утро в тюрьме предварительного заключения царила суматоха. Пришел врач, недовольный столь ранним вызовом. Вскоре из четвертой камеры вынесли носилки, на которых лежало завернутое в простыню истерзанное тело; его внесли в машину скорой помощи. Врач распорядился:
– В клинический госпиталь!
Машина выехала, ворота закрылись, и часовые неподвижно застыли на своих местах…
С тех пор как Марио оказался в заключении, он был озабочен только одним: как бы связаться с Каролой, которую отправили в тюрьму одновременно с ним. В первый день ничего не удалось сделать. На второй и третий – тоже. Он надеялся найти часового или надзирателя, который согласился бы только за одну его благодарность отнести арестованной записку. Но в тюрьме такая монета не была в ходу. Марио был очень удручен этой неудачей… Однажды кто-то, прильнув к решетке, окликнул его:
– Куика!
– Это вы, Бимбо? – с радостью откликнулся уже было отчаявшийся Марио.
– Карола в женской тюрьме. Она просила передать эту записочку…
– Как я вам благодарен!
– Вам везет. Карола – это неисчерпаемый источник наслаждения, вакханка!
– Разве вам не нравилась Нисия?
– Что Нисия? Это не то, о чем я мечтал. Я разочаровался в ней.
– Как она теперь?
– Ясное дело, шляется ко мне в полицию, обивает пороги…
Бимбо отошел. Марио прочитал записку. В ней говорилось об одиночестве, тоске и надеждах на будущее. Она была написана карандашом на клочке бумаги, вырванном из тетрадки, но для Марио эта записка имела большую ценность, чем неизвестно кем украденная шкатулка Базана.
В конце письма девушка предлагала, чтобы в случае их оправдания и освобождения из этого ада тот, кто будет выпущен первым, ждал другого у ворот тюрьмы. Марио улыбнулся. Закончив при скудном свете, проникавшем через железные прутья, чтение этой помятой и грязной бумажки, он впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему счастливым.
Против Каролы не было улик, и никто не собирался заставлять ее признаться в преступлении. В тюрьме она встретила Тьяну. После перенесенных мучений прачка выглядела совсем другой; она выплакала все слезы, и глаза ее были сухими. Немало дней провела она в тюрьме. Ее пытали каленым железом. Ожоги от сигарет, которые палачи прикладывали ей к шее, превратились в черные волдыри, похожие на оспенные гнойники. Спина была исполосована – электрические провода провели по ней глубокие, переплетающиеся между собой фиолетовые рубцы, на месте которых, когда отпадала корка, обнажалось живое мясо. При одном воспоминании об электрическом токе – этой наиболее изощренной и мучительной пытке, доводящей жертву до безумия, – у Себастьяны волосы вставали дыбом. И даже после того, как ее перевели в тюрьму предварительного заключения, у нее все еще продолжались припадки панического страха. Общение с Каролой оказало на Тьяну благотворное влияние.
В женском отделении содержалась также некая Глоринья, искренне сочувствовавшая горю Тьяны. У Глориньи было доброе сердце. Она ухаживала за Тьяной, как преданная сиделка. В тюрьме она находилась в ожидании приговора за то, что, как говорили, пыталась задушить хозяина дома, выселившего ее из комнаты.
Эти три женщины провели здесь в мучительной неизвестности – между свободой и осуждением – долгие месяцы. Наконец наступил радостный день: все трое – Тьяна, Глоринья и Карола – были оправданы. И освобождение не заставило себя ждать.
На следующий день, когда Карола с узелком под мышкой вышла из ворот тюрьмы, она увидела человека, курившего под деревом…
– Куика, любимый!
Они нежно обнялись.
– Что теперь? – спросила Карола.
– Отправимся в Жундиаи, я подыскал там работу в баре…
– Смотри, как бы ты не пожалел! Едва только вышел из тюрьмы и опять собираешься на такое несолидное место!
– Я выклянчил кое-что у дяди… Немного, но на дорогу хватит. А там видно будет…
