«Сокакукан» содержала бывшая гейша, выкупленная каким-то богачом. Курати ей покровительствовал, хотя отношения между ними были чисто дружеские. С ней Курати обо всем и договорился. По мере того как рикша приближался к гостинице, в душе Йоко поднималось смутное беспокойство, она испытывала какую-то непонятную враждебность к незнакомой женщине, с которой ей предстояло вскоре увидеться. Она оправила платье, привела в порядок прическу.
Рикша остановился у старинного, заново оштукатуренного массивного кирпичного здания на углу улицы. У ярко освещенного подъезда Йоко ожидали несколько женщин. Придерживая полы кимоно, Йоко сошла с коляски и тотчас определила, которая из женщин – хозяйка. Это была женщина лет тридцати, маленького роста, с некрасивым, но энергичным и умным лицом, очень опрятно одетая. Почувствовав к ней симпатию, Йоко хотела поздороваться особенно приветливо, но хозяйка остановила ее.
– Поздороваемся после. Вы, наверно, замерзли. Пожалуйте наверх.
Она пошла вперед. Горничные заторопились, стараясь всячески услужить гостье. На стене, у самого входа, висели огромные часы, больше ничего в вестибюле не было. Женщины поднялись по широкой массивной лестнице. Отделенный коридором от других номеров, номер Йоко состоял из трех смежных комнат. Комнаты были чисто прибраны, из железных чайников, стоявших на хибати, шел пар, разливая вокруг приятное тепло.
– Мне следовало бы проводить вас в гостиную, но вы, наверно, устали; пожалуйста, располагайтесь, как вам удобно. Все три комнаты приготовлены для вас.
Хозяйка провела Йоко в самую маленькую комнату, где стояло продолговатое хибати.
Здесь они обменялись несколькими словами – и знакомство состоялось. Затем хозяйка, как будто понимая состояние Йоко, быстро удалилась вместе с горничными. Йоко действительно хотелось хоть немного побыть одной. Она сняла хаори из плотного шелка, вытащила из-за оби какие-то мелкие вещи и с облегчением расправила затекшие плечи. Почувствовав вдруг сильную усталость, она уселась в непринужденной позе на циновке, опершись локтем на широкий край хибати. Из потемневшего от времени чайника, стоявшего на хибати, с легким шумом вырывался густой белый пар. В хибати тлели угли из очень ценного вишневого дерева. В стену был вделан небольшой изящный шкафчик, а рядом с ним находилась неширокая ниша, где висела тонкая фарфоровая ваза с белыми хризантемами. В воздухе стоял легкий аромат благовонных курений. Потолок из полированной криптомерии с прожилками, пилястры, украшенные отшлифованной корой, – все радовало глаз Йоко, вырвавшейся наконец из тесной, душной каюты, и она осматривала комнату с таким чувством, словно нашла наконец надежное пристанище. Придвинув к себе коробку из тутового дерева, Йоко положила туда сумочку, кошелек и другие мелочи и с удовольствием провела рукой по ее гладким лакированным стенкам.
Где-то весело играла музыка, которую обычно можно было услышать в этом районе. Праздник ощущался и здесь. Снаружи непрерывно доносилось постукивание детских деревянных башмачков и женских гэта. Йоко вслушивалась в их перестук и представляла себе, как спешат нарядно одетые гейши, невольно ускоряя шаг из-за ночного холода, покалывающего их густо напудренные лица. С шумом проносились большие двухместные коляски. И Йоко вновь подумала, что нашла себе наконец надежное убежище. Здесь, пожалуй, никто не станет коситься на нее.
Поужинав одной только свежей рыбой, Йоко приняла ванну и вымыла волосы, они стали шелковистыми, как новенькие ассигнации. На пароходе она их не мыла – не хватало пресной воды. Появилось приятное ощущение легкости. Хозяйка, поужинав, пришла побеседовать с нею.
– Приедет ли он сегодня? Уже поздно, – сказала хозяйка, словно угадав, о чем думала сейчас Йоко.
– Да-а… – неопределенно протянула Йоко и зябко поежилась.
Надо сменить юката на что-нибудь более теплое, подумала она и вдруг почувствовала отвращение ко всем своим нарядам. Ей не хотелось появляться перед горничными в ярких, кричащих кимоно. С выражением отчаяния на лице Йоко перевела взгляд на хозяйку:
– Поглядите на эти кимоно. Я рассчитывала, что зиму проведу в Америке, и нашила себе все это, а теперь видеть их не могу. Не найдется ли у вас лишнего будничного платья? Я была бы вам так признательна…
– Что вы? Посмотрите на меня! – И хозяйка с шутливым видом выпрямилась, чтобы показать, какого она маленького роста. Потом задумалась, хлопнула себя по колену, словно гейша в танце, и сказала:
– Хорошо. Я помогу вам удивить Курати-сан. У моей сводной сестры фигура точь-в-точь как у вас. Вы уж простите меня за такое сравнение. Да и ровесница она вам. Не взять ли у нее кимоно для вас? И прическу сделаем… Ну как, согласны?
Затея показалась Йоко очень соблазнительной, и она без колебаний согласилась.
В двенадцатом часу ночи в «Сокакукан» в сопровождении четырех рикш приехал Курати. По совету хозяйки Йоко не вышла его встречать. Лукаво улыбаясь, она старалась сохранить спокойствие, но от охватившей ее робости дрожали колени. Курати не стал дожидаться, пока хозяйка проводит его, и с шумом ввалился в комнату. Он был изрядно пьян. Взглянув на Йоко, он, видимо, решил, что ошибся комнатой, слегка смутился и хотел было ретироваться, но вдруг в сидящей перед ним женщине с высокой прической, в кимоно с черным воротником узнал Йоко, и обычно хмурое лицо его расплылось в улыбке.
– Ты что это дурачишься? – проворчал он и тяжело опустился напротив нее на циновку.
Вошедшая вслед за ним хозяйка с минуту смотрела то на него, то на Йоко, потом рассмеялась и, усевшись вместе с ними, весело затараторила:
– Ну, ну… Забавно… Вы как кукольные принц с принцессой.
Все трое громко расхохотались. Вдруг хозяйка с серьезным видом обратилась к Курати:
– Вы сегодняшнюю «Хосэй-симпо»…
Йоко бросила в ее сторону быстрый предостерегающий взгляд, и хозяйка осеклась.
– Что вы хотели сказать? – повысив голос, спросил Курати, глядя на хозяйку посоловевшими глазами.
– Глухой хорошо слышит то, что не нужно, – как ни в чем не бывало отпарировала хозяйка. И все трое опять рассмеялись.
Курати и хозяйка некоторое время болтали о том, что произошло с тех пор, как они расстались, потом Курати повернулся к Йоко и бесцеремонно сказал:
– Иди спать.
Йоко внимательно посмотрела на Курати и хозяйку, поняла, что им надо решить, как лучше уладить все дела, и послушно встала.
В большой комнате была приготовлена постель на двоих. Из маленькой комнаты временами довольно ясно доносился разговор Курати с хозяйкой. И хотя их отношения не вызывали у Йоко ни малейшего подозрения, она не могла не прислушиваться.
Йоко показалось, что Курати все время роется в карманах, ему, видно, вдруг что-то понадобилось. Потом он сказал: «В саквояж положил, что ли». Йоко вздрогнула. Ведь там спрятана вырезка из «Хосэй-симпо». Бежать в ту комнату было поздно.
– Разве она знает об этом? – слегка повысив голос, с удивлением спросил Курати. Он, несомненно, обнаружил заметку.
– Конечно, ведь она сделала мне знак молчать, когда я начала разговор. Видно, не хотела вас расстраивать. Какая милая, правда? – Это сказала хозяйка, затем наступило молчание.
«Может быть, пойти к ним?» – подумала Йоко. Но тут же решила, что пока лучше оставить все на усмотрение Курати и хозяйки, и с головой залезла под одеяло. Когда спустя долгое время пришел Курати, Йоко спала легким, спокойным сном.
Все утро прошло в разговорах с хозяйкой и торговцем тканями, а когда Йоко собралась наконец выйти из гостиницы, солнце уже стояло довольно высоко. Курати, хотя и лег очень поздно, чуть свет уехал в Йокогаму. Досадливо морщась, Йоко надела раздражавшее ее яркое кимоно, а поверх накинула еще одно – из черного шелка с гербами, взятое у родственницы хозяйки. Стоял погожий осенний день. Йоко нарочно не стала вызывать рикшу из гостиницы, а наняла его, когда вышла на мощенную камнем соседнюю улицу, причем выбрала самого опрятного и велела ехать в Икэнохата. С замиранием сердца мечтала она о встрече с Садако, о том, как будет гладить ее ручки, перебирать мягкие, как шелк, волосы. Когда коляска миновала мост Мэганэбаси и стали видны большие часы в конце улицы, нетерпение Йоко достигло предела, ей казалось, что рикша бежит слишком медленно и никогда не доберется до места. В волнении она то вертела в руках игрушку и шляпку, которые везла в подарок Садако, то впивалась пальцами в толстый матерчатый полог коляски, тщетно пытаясь успокоиться. Наконец рикша добрался до Икэнохата и побежал по узким улочкам. Йоко указывала ему дорогу, заставляя сворачивать то вправо, то влево. На углу маленького переулка за усадьбой Ивасаки Йоко вышла из коляски. Она была здесь всего лишь месяц назад, но ей казалось, будто с тех пор прошел год, даже целых два года, и ее удивляло, что все осталось по-прежнему. Она пересекла двор небольшого храма, обнесенный прогнившим дощатым забором, протянувшимся вдоль канавки с водой. На арендованном у храма участке стоял небольшой домик. Здесь жила старая нянька Йоко. Перед кухней росли две зонтичные сосны с безжалостно подрезанными кронами. Между ними был перекинут шест. На шесте под теплыми лучами солнца сушились детские кимоно и теплые вещи, не распоротые, как это делалось обычно перед стиркой. Эти маленькие вещички так растрогали Йоко, что она едва не расплакалась. Голоса Садако не было слышно.
