Близнецы снова появились в кухне, чтобы забрать свои коробки с едой. Одеты они были в джинсы, выцветшие футболки и полукеды и теперь выглядели чуть чище и опрятней.
— Вы с мамой попрощались?
Небрежно крикнув «пока, Дезире!» и получив в ответ невнятный возглас, они вышли из дома. Филипп поставил на поднос кофе, апельсиновый сок, подогретые пончики и мед и понес все это в спальню Дезире.
— Привет, — сказала она. — Ты точен как часы.
— Чудный день сегодня, — ответил он, поставил поднос, подошел к окну и опустил жалюзи, так что солнце стало пробиваться в комнату длинными полосками. Рыжие пряди Дезире загорелись огнем на темно-оранжевых подушках исполинской кровати.
— Это что, вертолет нам чуть крышу с дома не снес? — спросила она, со смаком приступая к завтраку.
— Да, я как раз был в саду.
— Вот гады. Дети в школу ушли?
— Да. Я сделал им бутерброды с арахисовым маслом. Прикончил последнюю банку.
— Надо сегодня в магазин зайти. У тебя какие планы?
— С утра мне надо в университет. Преподаватели нашей кафедры сегодня проводят бдение у главного здания.
— Что проводят??
— Мне тоже кажется, что это не то слово, но они так это называют. Бдение обычно всенощное, так ведь? Я думаю, мы просто постоим на ступеньках часок-другой. В знак молчаливого протеста.
— И ты думаешь, Дак призовет Национальную гвардию, если члены английской кафедры на пару часов перестанут трепать языками? Конечно, это будет большое достижение, но…
— По-моему, наш протест направлен против Байнда. Его надо уломать, чтобы он выступил против Дака и О'Кини.
— Байнда? — Дезире презрительно хмыкнула. — Двуликий ректор.
— Ну, ты понимаешь, он в трудном положении. Что бы ты сделала на его месте?
— Я на его месте никогда не окажусь. За всю историю Эйфорийского университета ректором ни разу не была женщина. А вечером ты будешь дома? Если нет, придется просить кого-нибудь посидеть с детьми. У меня сегодня тренировка по карате.
— Меня допоздна не будет. Сегодня надо идти на эту идиотскую передачу с Чарлзом Буном.
— Ах да. О чем вы будете говорить?
— Мне кажется, я должен буду поделиться своими впечатлениями об эйфорийских делах с точки зрения британца.
— Ну, это тебе раз плюнуть.
— Но я себя уже не ощущаю британцем. По крайней мере, не так, как раньше. «Блуждаю между двух миров, один уж мертв, в другом нет силы для рожденья…» [20]
— Ну, по крайней мере, будет масса вопросов о Саде. Ты ведь прославился как его защитник.
— Но ты же прекрасно знаешь, что все это было совершенно случайно.
— В мире не бывает ничего совершенно случайного.
— Но я испытывал к защитникам Сада всего лишь умеренное сочувствие. И нога моя туда не ступала. А теперь люди, даже совершенно незнакомые, подходят ко мне, жмут руку, поздравляют с арестом. Прямо в конфуз вводят.
— В делах людских есть свои приливы и отливы, Филипп. Тебя накрыло волной исторического процесса.
— Я чувствую себя настоящим шарлатаном.
— А зачем тогда идешь на это бдение?
— Если я не пойду, это будет выглядеть так, будто я поддерживаю другую сторону, а это, конечно, неправда. Вдобавок я за то, чтобы с кампуса вывели войска.
— Смотри, чтобы тебя снова не арестовали. Может, в следующий раз не так просто будет освободить тебя под залог.
Дезире доела пончик, облизала пальцы и откинулась на подушки с чашкой кофе в руке.
— Знаешь, — сказала она, — тебе очень идет этот халат.
— Где они продаются?
— Возьми его себе. Моррис ни разу не соизволил надеть его. Я его купила ему в подарок на Рождество два года назад. Кстати, ты Хилари написал? Или надеешься, что еще одна анонимка все за тебя решит?
— Я не знаю, что ей сказать. — Он зашагал по комнате, стараясь, непонятно почему, не наступать на солнечные полоски. Троица его собственных зеркальных отражений заспешила навстречу ему в триптихе зеркал над туалетным столиком Дезире и демонстративно отпрянула, когда он повернул назад.
— Расскажи ей о том, что произошло и что ты дальше собираешься делать.
— Но я не знаю, что собираюсь делать дальше. У меня нет никаких планов.
— Но ведь твой срок здесь подходит к концу?
— Да знаю, знаю, — с досадой сказал он, запустив пальцы в шевелюру. — Но все это так для меня непривычно. У меня нет опыта супружеской измены. И я не знаю, что будет лучше для Хилари, для детей, для меня, для тебя…
— Обо мне не беспокойся, — сказала Дезире. — Не обращай на меня внимания.
— Да как это можно?
— Я вот что тебе скажу. У меня нет никакого намерения еще раз выходить замуж. В случае, если тебя посещала подобная идея.
— Но ведь ты собираешься разводиться?
— Собираюсь. И теперь буду свободной женщиной. Я буду стоять на собственных ногах, а пару яиц иметь исключительно на завтрак. — Возможно, это обидело его, так что она добавила: — Это к тебе не относится, Филипп, ты знаешь, что ты мне очень нравишься. И нам хорошо вместе. И детям ты понравился.
— Правда? Это мне трудно понять.
— Да-да, ты с ними в парк ходишь гулять и тому подобное. Моррис никогда этого не делал.
— Ты будешь смеяться, но это одна из тех вещей, от которых я надеялся избавиться, когда приехал сюда. Это, наверное, уже мания.
— Ты можешь жить у нас сколько хочешь. Если захочешь съехать, я тебя держать не буду. Ты волен делать все, что сочтешь нужным.
— Я именно так и чувствовал себя в эти последние недели, — сказал он. — Никогда в жизни я не чувствовал себя более свободным.
Дезире улыбнулась ему, что для нее было редкостью:
— Вот это хорошо.
Она вылезла из кровати и почесалась сквозь хлопковую ночную рубашку.
— Как было бы славно, если бы все это так и продолжалось. Ты, я и близнецы. А Хилари с детьми где-то там, и ничего не знают, и тоже довольны.
— Сколько времени у тебя осталось?
— Официально срок обмена заканчивается через месяц.
— А если бы ты захотел, ты бы мог остаться в университете? То есть смог бы ты получить работу?
— Никакой надежды.
— Кто-то мне сказал, что в «Бюллетене курсов» на тебя составили потрясающий отзыв.
— Это всего лишь Вайли Смит.
— Не скромничай, Филипп. — Стягивая через голову ночную рубашку, Дезире удалилась в ванную. Филипп с признательностью последовал за ней и, пока она принимала душ, сидел на крышке унитаза.
— А может быть, поискать работу в каком-нибудь из местных колледжей? — спросила Дезире сквозь шум льющейся воды.
— Может быть. Но возникнут проблемы с визами. Конечно, будь я женат на американке, таких проблем не было бы.
— Ну, это похоже на шантаж.
— Что ты, я и в мыслях такого не имел. — Он поднялся и встретился со своим отражением в зеркале над раковиной.
— Надо побриться. Ладно, все это фантазии. Конечно, через месяц я уеду. Вернусь к Хилари и детям. Назад в Раммидж. Назад в Англию.
— А ты этого хочешь?
— Вот уж нет.
— Я могу взять тебя к себе на работу.
— К себе?
— Домработницей. У тебя это здорово получается. Гораздо лучше, чем у меня. А я пойду работать.
Он рассмеялся.
— И сколько же ты мне будешь платить?
— Немного. Зато не будет проблем с визой. Ты не подашь мне из шкафа полотенце, милый?
Он распахнул полотенце и, когда она, блестя мокрой кожей, выступила из-под душа, начал проворно растирать ее.
— М-м-м, как приятно. — Немного погодя она сказала:
— Тебе все-таки надо написать домой.
— А ты Моррису уже сказала?
— Я не обязана ему ничего объяснять. К тому же он в два счета прилипнет к твоей жене.
— А я об этом не подумал. Конечно, они оба знают, что я здесь жил…
— Но они думают, что Мелани тоже здесь, в качестве надсмотрщика. Или это я должна присматривать за тобой и Мелани? Я совсем запуталась.
— Я уже давно запутался, — сказал Филипп, замедляя свои движения. Он стоял перед ней на коленях, вытирая ей ноги. — Ты знаешь, это возбуждает.
— Остынь, детка, — ответила Дезире. — У тебя сегодня бдение, забыл?
Дорогая моя!
Большое спасибо за письмо. Я рад, что ты избавилась от простуды. У меня пока нет моей обычной сенной лихорадки, и я надеюсь, что местная пыльца не вызовет аллергии. Кстати, у меня роман с миссис Цапп. Я все собирался тебе об этом сказать, но как-то забывал…
Здравствуй, Хилари!
Не «дорогая», потому что я утратил право на нежные слова. Не прошло и пары месяцев после романа с Мелани…
Моя дорогая Хилари!
Как ты верно заметила, мои письма стали веселее и непринужденнее. Если говорить без всяких прикрас, в последнее время Дезире Цапп укладывает меня с собой постель по три-четыре раза в неделю, и мне от этого стало гораздо лучше…
