Вячеслав Бутусов - Виргостан

. . .

Зэй умеет добывать воду из воздуха, и это нам очень помогает.

Я сразу же представляю себя с чашкой чая. Мне становится очень уютно. Я слышу плеск волн и пение песка. Волны взбираются по моей спине. Вода давит на плечи, плечи становятся покатыми, голова заостряется, тело покрывается серебром. Мы начинаем превращаться.

Воды Вои приближаются с такой скоростью, что не слышно даже звука. Интересно, кем нам предстоит стать, когда пойдет лава? Я передергиваюсь и плыву вверх по теченью. Рядом плывут Зэй и Радекка. И никто не задумывается о том, что нас ждет там – впереди. Мы ведь не представляем себе даже миллиардной части многообразия мира насекомых.

Сначала идут внешние воды, затем потоки расплавленного камня, и все это покрывается внушительным слоем снега. Огромный раскаленный шар окутывается паром и превращается в баню. Туман рассеивается, и явление Вои растворяется в мировом океане. На интерактивном экране появляется унылая, но долгожданная надпись «Конец».

Мы заканчиваем смотреть картину с собственным участием. Радекка отвечает на вопросы. Все как обычно, только легкое чувство пустоты. Когда я видел это воочию, у меня не было чувства героизма, потому что в финале звучала другая музыка. Особенно меня поразило желтое небо, цвета омлета. Тот, кто смешивал краски, явно не пожалел свинцового молока.

. . .

Радекка светится в темноте, поэтому ватзахеллы не приближаются к ней ночью. Тем не менее нам приходится жечь костры, хотя они привлекают внимание. Мне нужно греться, а Зэй поглощает много огня, когда не спит.

– Они соединили время воедино, – произносит Зэй вслух.

– Как им это удалось?

– Удалили все межсекундные паузы.

Зэй говорит сдержанно, и потому дым из него выходит равномерным столбом. Можно определять направление ветра. Ватзахеллы не терпят огня, но тянутся к дыму. Я этой антизакономерности не понимаю, да и не хочу понимать. Как говорит в таких случаях наша радость Радекка: «Терпение долгожданное, словно утренний чай».

– О, чай! – невольно восклицаю я.

Зэй смотрит на меня сочувствующим взором.

– Ну, или что-нибудь тепленькое, – смущаюсь я его строгого луча.

Мы стараемся выбирать тихомирные места, с коралловыми деревьями. Когда они мерцают в пустоте, чувствуешь себя уютнее. В детстве мы собирали гнилушки, которые светились фосфоресцирующим светом.

Стоит особо заметить, что Зэй умеет красиво браниться. Редкое удовольствие наблюдать, как он бесстрастно валяет ватзахеллов по траве. А они плачут в бессилии, и из слез их образуются прозрачные камни.

Ххэк! Это я отхаркиваюсь после переправы.

Из меня вылетают клочья шерсти, щепки, водоросли, кожаные ремни вперемешку с казеиновым клеем и шишками. Это опять чудо, что мне удалось выбраться.

Река Воя стремительно несется по поверхности земли. Слышны завывания ватзахеллов. Воды Вои смывают поверхность каждый раз с приходом весны. Но люди, как и все остальное, каждый раз появляются заново. Вот и на этот раз все будет по-другому, по-новому.

Честно говоря, я и не надеялся спастись. Думал, что это и есть спасение – утонуть или быть разорванным всякими паразитами.

Мой напарник рассуждает конгруэнтно:

– Чепуха! Меня выносило и не из таких передряг. – Зэй говорит громко и целенаправленно.

Он оглоушен. Его терзают смешные сомнения, так как возле стоянки он обнаружил залежи муравьиного масла. Зэй механически глотает огонь, и в ответ из его недр валит дым. Жуткая картина даже для подготовленных. Радекка не одобряет этого баловства, хотя всякого ей пришлось уже натерпеться.

. . .

Всем нашим очень любопытно было бы знать, кто же такие эти пять мудрецов. Ведь известно, что мудрецы исчезли много лет тому назад. И почему у них в городе так тихо и спокойно. Сейчас это уже не имеет значения, но все равно интересно.

Зэй в очередной раз рассказывает мне, каким образом ему удалось спастись. Мне это удивительно, потому что я все равно этого момента не помню. Знаю точно, что это произошло накануне дня без сомнений. Утверждает, что чудом спасся. Точнее, не спасся, а спасен был. Я тоже до сих пор не понимаю, как я тогда за эту скользкую луковицу удержался. Да и не удержался я вовсе. Я ведь падал уже, когда…

…Сознание с плеском перекатывается справа налево.

– Когда, что? – спрашивает Зэй, глядя на меня, застывшего с разинутым ртом.

Я вынимаю у Зэя из пальцев только что скрученную козеногу, еще не успевшую разгореться. Аккуратно высыпаю табак и разворачиваю бумажку от посадочного талона «2А»:

– Откуда это у тебя?

– У меня их много, – недоумевает мой товарищ, выворачивая прорезиненные внутренние карманы.

Какая-то смутная догадка аккуратно складывает мой лоб в гармошку. Дурная привычка быть крокодилом. Вот Зэй – другое дело. В нем нет ничего, что могло бы вызвать сомнения. Радекка же умеет в себе вызывать подъем духа, да и не только в себе.

– Тебя вытащила она? – продолжаю я разговор.

– Я ухватился за ее руку, и она унесла меня, как птенца. И самое главное – в ее взгляде не было испуга, она была совершенно невозмутима.

Зэй свидетель, я всегда восхищался Радеккой. Мне давно верилось, что она нам поможет. Помню, как я встретил ее, еще с красными, короткими волосами. Она тогда перебила полчище ватзахеллов и стояла в крови по самую макушку, рыдая, пока воды Вои не смыли все кругом.

Маркес написал о ней книгу. Это моя любимая книга.

– Зэй, а ты знаешь, как выглядят небожители?

– Вот, к примеру, – кивает Зэй на сестру.

. . .

Зэй напоминает о том, каковы суровые законы ватзахеллов. Если попался – капут. Поэтому они нам не попадаются.

– Странные они все-таки.

– Да, угораздило их, – говорю я, вздыхая.

Зэй смотрит на меня с упреком, но ничего не произносит. Продолжает глотать огонь. Пахнет паленым, и земля начинает низко вибрировать. Мы прижимаемся друг к другу спинами. Но это всего лишь шум Вои, катящей камни и деревья.

По утрам у меня мерзнет загривок, это означает, что моя биологика чахнет. Не хочу быть вечно корчащимся кощеем. Но и молодым я уже не умру. Хотя, кто знает. Говорят, бывали такие, которые впадали в детство и даже становились сыновьями полка.

Обидно все-таки самому щипать грибы и траву, а слепней кормить собственной кровью. Хочется мяса. Это означает, что грядут лютые времена.

Итак, у нас есть шансы. Это мне подсказывает инстинкт.

Скоро праздник, но это радует. Праздник нам в новинку. Да и сама по себе радость для нас является большой редкостью. Надо бы как-то подготовиться. Помыться – побриться. Цветов собрать.

То, что сейчас происходит, напоминает мне сцену из рассказа про скобельщика. Там описывается гигантский пресс для печатания фальшивых денег, под который попадает тот самый скобельщик.

. . .

Я помню, как увидел Зэя впервые. Это был слепой взгляд. Это был полумертвый взгляд. Я имею в виду наш совместный взгляд. До сих пор стараюсь не смотреть больше по сторонам.

Зэй раньше работал в больнице для душевнобольных. Я его спрашивал, можно ли излечить раненую душу. Он ответил, что можно, но только при желании.

Надо же! Ни одного поздравления с днем праздника. Кругом грязь – предвестник мерзости. Душно и противно. Час за часом выстраивается стена препятствий. Может, пора уже радоваться? Ведь все предрешено. Вечный пресс сомкнет свои плотные челюсти, и пропасть выдавит прощальную каплю жидкой жизни. Это будет последняя фальшивая монета в нашем неугомонном мире. Уже слышится шипение кипящей черты и зловонный запах пали. Наверное, я не смогу радоваться в такой обстановке. Чем больше я обгораю, тем больше я обрастаю шерстью.

. . .

– А где Зэй? Я нашел елочку, но рубить не стал, запомнил место. Думаю, нужно идти туда.

– Да, нужно.

– Скажи, Радекка, у тебя тоже есть клеймо?

– Нет, я не позволила.

– Просто не позволила и все?

Я восхищен этой девушкой. Я чувствую: она нам поможет. Кто бы мог подумать, что мы встретим в этой клоаке такую выдающуюся особу. Я начинаю радоваться. Надо идти отсюда. Мы зовем Зэя:

– Э-эй!

Хватит ему пялить свои красные воспаленные глаза на это чертово поле. Я ощущаю аромат хвои, и мне мерещится, что ее запах будет со мной вечно. Удивительно, но мне стало теплее. Утром я мечтал, чтобы мне на спину положили горящий уголь. Теперь я ко всему готов. Думаю, сейчас самое время воспользоваться открытием Зэя. Зэй вынимает из моей спины ядовитые иглы.

Река гнева полнится. Река гнева приближается, смывая все на своем пути. Усердная река к нам идет.

. . .

Вот она Воя! Вот она нас подхватывает и с легкостью несет к водопадам.

Мы летим вниз, проваливаемся сквозь землю, скоро нас начнет разрывать на части. Интересно тем не менее, что от меня останется. Что-то ведь от нас останется?