Далась Востоку эта девственность! Помню, на смотрины моей жены мама пригласила двух подруг — литературных дам — и известного азербайджанского писателя, человека интеллигентного и современного. Он по-светски ухаживал за моей невестой — редактором «Совписа», развлекая рассказами о Швеции, откуда только что вернулся, а когда мы с ним курили на кухне, понизив голос, строго спросил: «Она девушка?»
…За атеизм Бободжана пострадал я: на его 90-летии в 1998 году руководство Таджикистана во главе с президентом пало на колени в молитве, я остался стоять, и в результате — на кладбище меня везла «Чайка», обратно — ржавые «Жигули».
В 51-м меня за карточную игру на чердаке МГУ из университета выгнали, и доучивался я в Сталинабаде. Стал работать в издательстве. Поступил в аспирантуру — занимался восточными именами. Потом мне все опротивело, я уволился, пропил расчетные деньги и готов был влиться в невеселую братию безвозвратных алкоголиков. Но Господь меня спас — я попал на телевидение, где работала журналисткой восхитительная девушка с каштановой косой — Сура. Мы вместе с ней пили кислое вино в ларьках, я читал ей стихи, порол чепуху. Получилась любовь. Я изменил преферансу, в котором жил. Выяснилось, что Сурочка, мало того что красавица, еще и еврейка в придачу. Меня забавляло ее имя Сура — так называются главы в Коране, отнюдь не в еврейском литпамятнике. Тогда я Коран по традиции чтил, и имя Сура мне было приятно вдвойне. В моем переводе Коран разбит на «главы» не из чувства протеста, а для удобства русскому глазу.
Еврейская родня, узнав, что Сурочка выходит за мусульманского пьяницу, пришла в ужас, за исключением незабвенной тети Хавы, которая меня почему-то жалела и кормила на убой роскошными свиными отбивными (еврейка мусульманина!).
В 70-м я обнаглел — задумал переезд в Москву. Снова помог Бободжан. Меня взяли на работу в издательство при Верховном Совете СССР. Это был кошмар моей жизни. От этой работы подымались болотные миазмы. Не отравился окончательно только потому, что под прикрытием книжного стеллажа с инвентарным номером писал в затишке книжку «Имя и история». И конечно, пьянствовал. Сура терпела, а Бободжан был недоволен.
Я всегда понимал, что великая лихва — начиная с золотой школьной медали и кончая работой, квартирой в Москве и пр. — перепала мне от брата незаслуженно. И потому был на него в вечной обиде. За что мне теперь очень стыдно. А вот дочку мою его венценосность изуродовала вконец: она и по сей день считает, что всемогущий дядя ей недодал. А посему в Израиль я к ней на доживку не поеду — она мне не нравится все больше и больше. Сережа, дорогой, мне стало так муторно от этих мыслей, что, наверное, пойду приму «успокоительного».
Сура упала и под натиском инсульта, совокупленного с Альцгеймером, скоро умерла.
На тахте Суры лежала одинокая мрачная Соня, нечесаная, в колтунах. Я присел рядом — она зарычала.
Тимур переселился в Кащенко на постоянно. А Алим ушел в двойное равнодушие: обычное стариковское и в особую восточную отстраненность. Я стал тормошить его пуще прежнего, чтобы не увяз в одиночестве: «Пиши больше, подробнее: ты же уникальный человек, Курская магнитная аномалия. В тебе смыкнулись Восток и Запад». На что он горестно усмехнулся:
— Восемьдесят лет — ничего нового, все по кругу, надоело. — И сказал неправильную фразу: — Оптимист отматывает клубок с начала, а пессимист — с конца.
…В 89-м году издатель попросил меня прочитать таджикский перевод Корана. Перевод мне не понравился. Я подумал, что мог бы предложить свое прочтение неудачных мест. Взял арабский текст, русский перевод Крачковского и — матушки мои!.. Как мог такой известный арабист сделать такой плохой перевод. И никто из его учеников не заикнулся, что это недоделанная работа, по сути, подстрочник. Тут в журнале «Памир» стал печататься перевод Османова, намного лучше Крачковского, но тоже дефектный (я насчитал пятьдесят несоответствий). Беда переводчиков — слепое следование за средневековыми комментаторами. Не хочется смаковать ошибки коллег, но, если ты настаиваешь, пожалуйста. Моисей, Авраам, Саул стали Мусой, Ибрахимом, Талутом. Переименовались все вплоть до Иисуса. Зачем? Согласись: «И сказал Моисей…» — не то же самое, что: «Вот сказал Муса…» Ладно бы только это, часто вообще терялась здравая мысль. Например, Соломон-Сулейман любил коней. Вечером ему пригнали табун прекрасных скакунов. Он, чтобы определить их стати, в темноте начал оглаживать лошадей по шеям и ногам. В переводе же Сулейман «рубит коням шеи и ноги». Я обратился к средневековому комментатору, а мудрый толкователь кивает головой — все правильно: так царь выражает свое почитание Аллаха. Или — «в раю сады, реками омовенны…» А в саду ручьи текут, а не реки. Это по-арабски ручей и река — одно и то же: нахр. Откуда на Аравийском полуострове реки!
Коран я знал слабо, и завелась у меня шальная мысль: самому перевести Коран.
И решил вообще игнорировать средневековых комментаторов: они искали в Священной Книге потаенный смысл, а кроме того, каждый хотел застолбить себе место среди мудрых толкователей Всевышнего. А Коран — средневековый сборник проповедей и наставлений неграмотным людям — должен быть ясным и понятным. И русскоязычный читатель не должен спотыкаться о непонятные арабские термины да еще в комических сочетаниях. А то получается нелепость: «кто уверовал, должен совершить салат и платить закат». А «салат» — всего-навсего молитва, а «закат» — сбор для бедных.
Короче говоря, я бросил работу, вышел из партии и сел за перевод Корана. Сел на десять лет.
После взрыва башен-близнецов тихий Алим стал творить угары. Опубликовал в «Известиях» статью «Я знаю, что такое ислам». «… Ислам правит на Востоке более тринадцати веков и не принес ему ничего, кроме упадка, одичания и деградации… Это не религия, а особая организация с жесточайшей дисциплиной, которая ставит своей целью подчинение всего рода человеческого. Ислам в переводе с арабского — подчинение, покорность…»
Мама Алима Гафурова работала учительницей у девочек в таджикском кишлаке.
В интернете разразилась буря. На сайте «ислам, ру» появилась статья «Где похоронят гафуровых?» и т. п. Одни предлагали Алиму за блистательный перевод Корана поставить памятник, другие — посадить на кол. Вторых было больше. На него подали в суд за поношение религии. Защитников ислама набился полный зал — Алима хотели порвать. Он был один, в качестве охраны — Сура. Он заявил, что он — переводчик Корана — с ответственностью утверждает, что Коран сформулировал, утвердил и инициировал военную доктрину ислама — войну с неверными, а неверных три четверти человечества. По Корану, тот, кто противится войне, не только впадает в грех ослушания, но и лишается рассудка, ибо не может понять справедливость и мудрость предписанного Аллахом. Мир на земле приведет только к плохому — тесноте и голоду. И потому он, Алим Гафуров, «считает ислам ошибочной религией». Что же касается божественного происхождения Корана, то здесь Мухаммад, мягко говоря, лукавил, и тому есть неоспоримые научные доказательства.
Алим суд выиграл.
Я спросил его, как он на такое решился, помнит ли он про Салмана Рушди?.. Он процитировал себя: «Думай, прежде чем делать; делай, прежде чем испугаться».
Но кислород ему перекрыли. Саудовская Аравия, Иран и Арабские Эмираты единодушно раздумали печатать его перевод массовым тиражом. А узнав, что у него вдобавок и жена еврейка, раздумали вдвойне.
…Не догадался я вовремя скромный гарем завести на две персоны: Сурочка — для души и тихая мусульманка — для прикрытия. Никто не подсказал. Хотя, нет, вру, Сурочка предупреждала, что будет помехой. Кстати, ее очень любил Бободжан…
Я переводил Коран и очень надеялся найти в нем сокровенную разгадку бытия. Не нашел. Работа совпала с трезвым восемнадцатилетним периодом моей жизни. Много интересного прошло мимо меня, но я считал, что цель оправдывает средства. Зря считал. Трезвость ведет по прямой, ровной и скучноватой дороге. До пункта назначения доезжаешь быстро. В 2004-м умерла моя сестра, я полетел в Душанбе, не удержался и с тех пор наверстываю упущенное. По-моему, если человек начал свой путь с вином, с ним он должен и закончить. И религия не всегда мешала питию. Считается, что мусульмане не пили. Они попивали будь здоров и при халифах. А уж при саманидах, чья власть простиралась на Среднюю Азию, Афганистан, пол-Ирана (IX — Х вв.), пили в открытую. Дворцовая знать ужинала без вина, а потом сходилась во дворце правителя и пьянствовала до петухов. У Мухаммада на свадьбе с первой женой Хадиджой вина было — залейся. Поворот наступил с упадком культуры и усилением суфизма. Это когда знаменитый Ходжа Ахрор, глава суфийского ордена Накшбандиев, повел одуревших от ненависти к ученой знати нищих мусульман на штурм обсерватории Улугбека, последнего из могикан мусульманской науки. Потом пришли узбеки и вино запретили окончательно, заменив его на опиум. Я заметил, что все дурное начинается с запрета вина.
