Ощущаю свое одиночество. Оно не только пугает меня, но словно мешает думать и дышать. Одиночество – состояние, которое находится не только во мне, но и вокруг меня.
Ищу жалости. Хочу, чтобы меня жалели. Шептали тихие бессмысленные слова. Гладили по голове.
Кто меня пожалеет?
28
- Сегодня вечером я не смогу с тобой увидеться, Сережа.
Я отвечаю, ничуть не испугавшись:
- Что ж, ладно.
Мне нечего возразить. Вечер вдребезги.
Я в оцепенении смотрю на мобильный телефон и пытаюсь заглушить в себе обиду. «Почему ты не меняешь своих привычек, - думал я, - ведь ты не одна, мы же вдвоем! Что мне планировать на вечер? Ты обещала, что позвонишь, когда освободишься, но телефон молчит, а на мои звонки ты не отвечаешь. Сколько раз может повторяться одна и та же ситуация?»
Мне тоскливо. Очень и очень тоскливо. Еще один самый длинный день в году.
Я всего лишь обычный человек, который будет жить и умрет, забытый всеми, незаметно. Обыденно. Не такая уж и трагедия.
29
Чтобы так плохо - такого у меня еще не было.
Я думаю: надо бы ее разговорить, послушать ее, разговорить. Наташа стоит, прислонившись к стене. Молчит.
- Где ты была весь день?
Делает шаг в мою сторону. Поднимает глаза.
Я смотрю, как она идет ко мне, и сразу понимаю: что-то изменилось. Не в ней. Она остается прежней.
- Я так больше не могу, - говорю я. - Не могу. Что ты от меня хочешь?
- Сказать правду?
- При объяснениях что-то теряется? Если бы ты получше объяснила, я бы, наверное, понял. Ты знаешь, который час?
- Половина восьмого.
- Я не это имел в виду.
- Мне казалось, что полвосьмого - это рано.
- Ошибаешься. Не рано, а поздно. Где ты была? Что там могло тебя так задержать?
- Я была на работе, работа и задержала.
Врет. Я сразу понимаю это.
Наташа тяжело вздыхает. Раньше она была честной и прямолинейной. Мне нравились эти качества.
- Почему у тебя такой вид, как будто твою любимую кошку задавила машина?
- Неужели я действительно так выгляжу?
- Пожалуй, еще хуже. В чем дело?
- Ни в чем.
Раздраженности в ее голосе не слышится, однако настроение у нее никак не романтическое.
- Ты уверена?
- Да, конечно. А что может случиться?
- Не знаю, потому и спросил.
- На твоем месте, я не стала бы даже пытаться.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты отлично знаешь, что я имею в виду. И перестань меня дурачить.
Кажется, я понимаю, к чему клонит Наташа: что я слишком зациклен на своем внутреннем мире и не желаю замечать его внешних проявлений.
В ее напряженном взгляде читается сила и решимость, и мною вдруг овладевает непонятная слабость, а во рту пересыхает.
- А что меня может тут не устраивать?
- Не знаю.
- Может, поговорим? - предлагаю я.
Она с застывшим лицом запускает длинные пальцы в густые черные волосы.
- Тебе это все равно не понять.
Я с трудом глотаю ком в горле.
- Я могу попробовать.
- Незачем.
Странное напряжение охватывает меня. Зверек. Вот кем она заставляет меня ощутить себя. Затравленным и пойманным. Я чувствую себя уязвленным.
- Раньше между нами происходило совсем другое.
- Между нами всегда происходит одно и то же, - возражает она. - Ты рассчитываешь, продумываешь, манипулируешь мной и всегда добиваешься того, что тебе нужно.
- Ты это серьезно?
- Нет. Просто решила тебя поддразнить.
Нахмурив брови, я стараюсь уследить за ее мыслями, но стоит мне приблизиться к пониманию, как недоверие отбрасывает назад. Наташа смеется. Есть в ее смехе что-то, не связанное со словами. Насмешливость тона вызывает во мне желание ответить дерзостью. Понимая, что это небезопасно, я делаю глубокий вдох, пытаясь совладать с волнением, гордый тем, что могу контролировать себя, и спокойно говорю:
- Если тебе хочется так думать, у меня нет никакого желания с тобой спорить. Я следую своим правилам не без причины, - сам не знаю, что именно хочу сказать. Мне трудно сосредоточиться.
- Ты упрямый и невозможный, и твои правила глупые.
- Это только твое мнение.
- Правда? Сережа, ты определенно зануда.
- Возможно. Но менять что-то уже поздно. Я слушаю тебя. - Мой голос звучит спокойно и твердо. - Как ты все это объяснишь?
- Что ты хочешь от меня услышать?
- У тебя кто-то есть.
- Да есть.
- И давно?
- Разве это важно?
- Ты неподражаема.
- Нет. Я невыносима.
- Я так не думаю.
- Ладно, что-то среднее между этими двумя крайностями.
- Ты использовала меня.
- Ты не имеешь права высказываться в таком тоне.
- В каком - таком?
- В пошлом, и потому - в неприличном.
- Я тебе вот что скажу, я тебя люблю и принимаю тебя такой, какая ты есть.
- Я уже слышала это раньше.
Я не могу думать, не могу говорить, могу только стоять.
- Ну и как он?
- Это имеет значение? - Она говорит таким безразличным тоном, что меня переполнила обида.
- Не имеет.
- Я разочаровываюсь в женщинах.
- А в любви?
- В любви пока нет.
- Ну не хмурься.
- Я и не хмурюсь.
- Я ведь вижу. Ты забыл сегодня побриться.
- Не забыл. Просто не вижу необходимости.
- Тебе это не надоело?
- Что именно?
- Строить из себя обиженного с табличкой «Не беспокоить» на шее.
- Нечего опекать меня.
- Никто и не пытается. У тебя слишком всего намешано в голове.
- И что же у меня в голове?
- Не цепляйся к словам.
- А ты не говори со мной таким тоном.
- Опять истерика.
- Нет у меня никакой истерики. Ты довела меня до этого. Ты дурачишь меня на каждом шагу.
- Чем же я дурачу тебя?
Нет никакого способа это выяснить. Все до последней мышцы лица у меня напрягаются, но я не произношу ни слова, боясь, что голос дрогнет, не решаясь встретиться с ней глазами.
Наташа говорит не отводя взгляд. Тем не менее она обращается вовсе не ко мне. Кажется, она говорит сама с собой.
- Ты же меня не любишь,- наконец говорю я.
- Я и мясо не люблю, но съела.
- Хорошенькая аналогия.
- Нормальная. Раньше тебя почему-то не заботила моя любовь. Ты оставался - и все.
- Теперь все по-другому.
- Почему?
- Сам не знаю. Оказывается, не все можно объяснить словами.
- А мы и не будем словами.
- Ты должна понять, насколько я себя неудобно чувствую.
- Почему ты себя неудобно чувствуешь? Меня тошнит от этих разговоров. Не думаю, что в данную минуту я что-то тебе должна. Не будь таким обидчивым.
- Если мне нравится, то буду обидчивым. У меня никого нет, кроме тебя.
- Думаешь, я у тебя есть? Меня тоже нет.
- Ты мне не нравишься в таком настроении.
- Если ты ждешь извинений…
- Не жду. Я ничего не жду от тебя. И никогда не ждал.
Когда люди ругаются - они нелогичны. Ощущение такое, как будто дотрагиваешься до оголенного нерва. «Ну ладно же, - сердито думаю я, - я получил доказательства, правда, пока их недостаточно».
- Скажи, что не так. Ты меня разлюбила?
- Ты мне нравишься, ты же знаешь.
- Ты меня больше не любишь?
- Прости. Мне тоже жаль. Но это не от меня зависит. Мне бы самой хотелось, чтобы было иначе. А вышло так. Я не понимаю, что ты от меня хочешь.
- Не знаю. Я как-то все по-другому себе представлял.
- По-другому? Что представлял?
- Сплошной обман.
- В чем обман-то?
- Прекрати. Что мне надо сделать?
- Одолжение. Это просто.
- Прости меня, Сережа.
- Чего ты у меня прощенья просишь? Ты ни в чем не виновата.
- Но я же знаю, каково тебе, вот и прошу. Тебе от этого легче?
- Да не особенно. Опять иронизируешь?
- Господи, надеюсь, что нет.
- Довольна?
- Нет.
- Я понял.
- Ничего хорошего, да?
- Почему ты плачешь? - спрашиваю я.
- Мне просто грустно. Ты не поймешь. Говорят еще, что нельзя войти дважды в одну и ту же реку, - неожиданно говорит она.
- Сможешь, если захочешь.
- Это не так.
- Нет, так. И всегда было так.
- Не злись.
- Я и не злюсь. Просто я умею за себя постоять. Обычно иллюзии рушатся.
- Ты циник.
- Что ты со мной делаешь? Почему?
- Мы слишком разные.
- Ты изменилась.
- Вот это я и пытаюсь тебе объяснить.
- Не надо ничего объяснять.
- Безнадежно. Я знала, что так будет.
Наташа смотрит на меня без жалости. Она всегда держала себя в руках, старалась скрывать свои чувства. Люди, дающие выход гневу, теряют власть над ситуацией. Такие просчеты были не в ее натуре. Или мне так казалось.
Эгоистичная, зацикленная на себе - без угрызений совести.
- Тебе смешно? - спрашиваю я.
- Я смеюсь над забавной стороной того, что сегодня происходит.
Интересно, где же эта забавная сторона.
- Попытайся во всем видеть забавную сторону! Юмор - вот основа основ.
