Она ласкала мне шею.
В основном шею.
Она меня почесывала.
Она скреблась ноготками.
У нее были замечательные ноготки на руках и восхитительные ноготки на ногах.
Прелестные были ноготки, прелестные!
Это она приучила меня к эпитафиям.
"Смотри, котик, что здесь написано, - говорила она, поднося меня к очередному надгробию: - "Когда бы не рези, единственным его испытанием была бы совесть!" А вот еще: "Он предпочитал чтение, бедняга. И читал он всякую чушь".
О, как мне нравились эти мгновения.
И как я хотел бы, чтоб они длились вечность.
В эти минуты я наполнялся величием. В глазах моих ютилась нега, в членах - томность.
И я любил этот мир.
Даже среди могил.
Именно в такие моменты во мне зарождалась поэзия.
Именно тогда я мог написать: "Сочинение "На тень тернового венца", где в разделе "Попутное" было:
Лаца, лапца, кам бирука
И чавана лапив зука
Си ко катипава трака
Теки мака суки дака
Лак! Типона тики тук
Лакаврона ка ми шук
Шакава сыпона как
Жупирона таки чак
И вдруг мимо меня проскочило с десяток крыс. Они лопотали что-то по-своему - никак не разобрать. Меня они совершенно не замечали. Потом проскочил еще десяток, а затем хлынуло-хлынуло - одни только крысы-крысы - хлынуло, заполонило-заполонило, но вот и иссякло, и стихло.
Меня это насторожило.
– Калистрат! - позвал я и сейчас же обнаружил его рядом с собой. - Что происходит?
Калистрат тяжело дышал.
– Точно не знаю, - вымолвил он, - но с первого отсека передали: "Спасайтесь!" Теперь все бегут в корму, мой любезный друг, и я вынужден к ним присоединиться, - добавил Калистрат и тут же исчез.
Внутри меня нарастала тревога.
– Дух! - позвал я.
– Ну!
– Что происходит?
– Как щ-щщас трахнет!
– Где трахнет, где?
– Да в первом же. А потом и в третьем. Ох и пожар будет!
– Ты устроил?
– Нет. Короткое замыкание в силовой сети. Удар, как взрыв, потом пожар. Корабль обесточится. Лодка всплывет. В первом погибнут все. Из третьего уйдут в корму. Ты, твой хозяин и двое его друзей - останетесь во втором. Вы будете отрезаны от всего корабля. Вас причислят к мертвым на долгие дни, пока лодку не обнаружат, не возьмут на буксир и не приведут в базу. Во втором вы быстро съедите все запасы. Все, что найдете. Вы будете страдать без воды. Хотя… впрочем… да, со стен можно будет слизывать конденсат. В темноте твои приятели найдут фонарь и устроят настоящую охоту на крыс, которые не успели удрать. Берегись, Себастьян, они и тебя захотят съесть. Это все, друг мой. Удачи. Я должен быть в третьем.
Дух исчез. В кишечнике у меня похолодело.
– Наполеон! - вскричал я.
– Это великий миг гибели мира! - появился Наполеон. - Он потрясает сердца. Все ради великой империи - и обман, и подлог, и кровь, и страдания. И вот выясняется, что все это зря. Все напрасно, мой маршал. Все гиблое. Все пустое. Империя, ради чего ты была?
– Трах!!! - раздалось в тот же миг где-то там впереди. Лодку встряхнуло, и Наполеон исчез.
– Аварийная тревога!
Все, кто был рядом, убрались в третий, после чего раздался взрыв в третьем: трах!!!
Мой хозяин, Юрик и Шурик не успели выскочить из второго - дверь задраили перед их носом.
Шурик и Юрик кинулись и быстренько оказались у двери в первый.
А оттуда уже неслись крики, вопли, и я вдруг увидел, как в первом бушует пламя, как горит все-все, - кажется, даже воздух, и в нем мечутся люди, люди, они что-то пытаются делать, хватаются за все подряд руками и кричат - ох, как же они кричат, как кричат…
Видение пропало.
У Шурика и Юрика в глазах стояли ужас и слезы и пот струился по лицу. Они застыли у носовой переборки, а мой хозяин - у кормовой.
А в первом кто-то все еще бросается на дверь - еще и еще раз, пытаясь повернуть кремальеру, но Шурик начеку - он закрыл переборку на болт, который сунул в специальную дырку, и теперь он - этот болт - прыгает в своем гнезде, и кажется, вот сейчас выскочит, но нет - крики стихают.
Свет гаснет - мы в темноте. Кончено. Вторая часть.
Вот так и начинается вторая часть: крики, гарь, смрад и чад, но вот обломки, налетавшись по воздуху, приземляются, пыль успокаивается, свет гаснет, наступает тишина.
Она давит, она просачивается, она входит в поры.
Самое время проверить, на месте ли собственный хвост?
Собственно, наверное, конечно… но, все-таки…
Осторожно оборачиваемся - вот ведь темень какая - по-моему, да.
На месте.
– Что будем делать? - это спросил не я.
– Сначала найдем фонарь, - это ответил не я.
Я вообще ничего не говорю. Я хочу раствориться в темноте. Помните, что сказал Дух? Сначала они сожрут припасы, потом крыс, а затем будут играть со мной в гастрономические прятки.
– Я нашел фонарь.
Ну вот, теперь у них есть фонарь. Интересно, на сколько он рассчитан?
– Горит?
– Горит, - загорается фонарь.
– Погаси. Аккумуляторов в нем хватит только на сорок восемь часов.
Досадно, что не на восемь.
Нельзя сказать, что мне совсем не было жаль погибших людей.
Я их жалею конечно, не без того, но во время трагедии, когда вокруг летают обломки и ты сам от них ничем не отличаешься, тебе никого не жаль.
Разве может обломок кого-то жалеть?
Это чувство приходит позже и только в том случае, если на тебя не организуется охота.
А на меня она скоро будет организована.
Я же чувствую. И Дух говорил.
Так кого мне жалеть?
– Вот он!
Господь Вседержитель!
– Где?
Царица заступница!
– Да вот же!.. Вот он!.. Нашел!.. Еще один фонарь!..
Фу-ты… люди… вы меня… ну надо же… бля, как здесь говорят… вы бы… это… проще лицо делали что ли, когда фонарь находите… я же…
– Не горит, сволочь.
Действительно! Действительно! Скотина, сволочь, мерзость, срам - не горит - а я уже испереживался весь.
Я уже… Господи… я с ними совсем изведусь…
– Надо проверить носовую переборку.
Да! Да! Давайте! Давайте проверим! Да! Ее! Носовую переборку!
– Шурик, постучи.
Это мой хозяин. Похоже, я начинаю успокаиваться и различать их по голосу. Шурик стучит в носовую переборку - в ответ ему тишина.
– Никого… Теперь стучим в кормовую…
Постучали - тоже ничего.
– Все отлично, мы в отсеке, а с обеих сторон людей нет. Связь! Надо проверить связь.
Проверили.
– Связи нет. Глубиномер!.. Надо отыскать глубиномер!..
Отыскали глубиномер. Не знаю, что он сказал им, но, после того как они в него вперились, они как-то успокоились.
– Лодка, судя по всему, на ходу.
Интересно, как они это поняли, глядя в глубиномер.
– Слышите?
Да! Что? Что слышите?
– Вода.
Где вода? Где?
– За бортом переливается… Журчит… Значит, мы на ходу и в корме люди есть.
Господи, как я рад!
И как здорово, что все, о чем говорил Дух, сбывается!
Да нет, не здорово… они же сейчас начнут еду искать.
– Надо найти еду.
А воду они будут слизывать со стен.
– А воду?
– Можно слизывать… со стен…
Сейчас они за крыс примутся.
Спокойно. Не сейчас. Сначала они обычную еду найдут.
– Есть!
Что есть, что?!
– Есть еда! Я нашел хлеб.
Поздравляю вас, люди… вы необычайно положительно умны…
Пора успокоиться.
И тогда ко мне вернутся все мои способности.
Мои способности восхищать и предвосхищать.
Восхищать самого себя, а предвосхищать события.
Чтоб успокоиться, я буду смотреть, как люди едят. Они едят хлеб. Мой хозяин - медленно, тщательно пережевывая каждый кусок, Юрик - жадно и быстро, Шурик - совершенно отрешено.
– Надо проверить воду в умывальнике, - подал голос Шурик, - по-моему, перед аварией была нагружена цистерна пресной вода первого отсека, а если это так, то воды у нас будет навалом.
Юрик немедленно бросился к умывальнику и проверил:
– Есть вода!
Все сейчас же напились.
Это хорошо. Хорошо, что вода есть. Дух ошибся, нам не придется слизывать ее со стен. Может быть, он ошибся и насчет всего остального, и они впоследствии, поедая крыс, чему я лично не великий противник, тем и ограничатся, оставив мой хвост при мне.
Увидим. Не будем спешить.
– Надо постучать по трубопроводам, идущим в корму, вдруг нас услышат, - проговорил мой хозяин, и Юрик немедленно бросился по ним молотить.
Мне иногда кажется, что все они трое теперь единый организм. Причем, если Шурик и мой хозяин - это голова и верхняя часть туловища, то Юрик - прежде всего руки и ноги. Только они заикнулись - он уже побежал.
