– Жантий, ты знаешь, когда я тебя полюбил?
– В тот вечер, когда предложил подвезти меня до дома.
– Нет, с самого первого дня. Было шесть часов утра, и твоя стажировка только начиналась. Я заказал омлет, а мне принесли глазунью. Я хотел бекон, а мне подали окорок. Но я не видел ничего, кроме твоей крепкой, дерзко обтянутой блузкой груди и твоей попки, которую, казалось, изваял гениальный скульптор, и не хотел расстраивать упреками такую красавицу. Когда я встал, ты испугалась, как газель, почуявшая запах льва, и прошептала: «Господин, я сегодня первый день на стажировке. Надеюсь, вы меня простите. Я перечитала заказы. Вы хотели бекон и омлет. Почему вы ничего не сказали? Спасибо». Ты говорила не поднимая глаз. Ты так искренне раскаивалась и так стеснялась, ужасно стеснялась. Я ничего не сказал. Я был парализован твоей красотой, твоя честность меня восхищала. С этого момента я стал присматриваться к тебе. Я знал твой график работы. Когда ты приносила мне пиво, я благодарил тебя, и теперь уже я трепетал.
– А я, когда я тебя полюбила?
– После того случая с фальшивым парижанином, который заказал тебе чай.
– Нет, с первого дня стажировки. Когда поняла, что есть кто-то, для кого я важнее моих ошибок.
– Зачем же мы так долго ждали?
– Не знаю, но я ни о чем не жалею.
Несмотря на крики, громкие разговоры и плач детей, доносившиеся со стороны бассейна, в полночь они погрузились в глубокий и мирный сон.
В этот самый час, согласно показаниям соседей, представители президентской гвардии убили их друга Ландуала, Елену, его жену из Квебека, и их двоих детей. Тело Рафаэля нашли в десяти метрах от дома Элизы, где он пытался укрыться. Через полгода после геноцида Валькур присутствовал при эксгумации нескольких тысяч разложившихся тел из братской могилы, тянувшейся вдоль больничной стены, в двух шагах от центра по выявлению СПИДа, где работал Андре, скромный музыкант, который зарабатывал на жизнь, раздавая презервативы. Валькур узнал футляр его гитары; но тело опознать было уже невозможно. Семья решила похоронить гитару. Мужу Мари удалось спрятать свою жену и шестерых из девяти их детей в двойном потолке дома хуту, друга семьи. Они провели там почти два месяца. Самого его убили, когда он пытался спасти остальных детей. Трех его сыновей также забили насмерть мачете и дубинками. Страттон и еще пятнадцать тысяч беженцев отражали атаки военных и ополченцев в течение недели. Их перебили почти всех. Из трехсот двадцати членов семьи Страттона выжили семнадцать. Ему самому удалось бежать, под покровом ночи он преодолел сто километров, пробираясь полями и болотами, и укрылся в доме отца Жантий, который медленно умирал от туберкулеза, пожиравшего его легкие.
Выйдя на следующее утро к завтраку, Валькур и Жантий из обрывков разговоров узнали, что их мир рушится. Несколько сотен человек разбили лагерь вокруг бассейна, на автомобильной парковке и в коридорах отеля. Водоснабжение было прекращено, телефонные линии отключены. Виктора, владельца ресторана, человека глубоко верующего, врага политики, встретили как героя - он привез в отель несколько десятков булок хлеба, бутылки с водой и все яйца, что нашлись в его большом холодильнике. Он уже раз десять проделал путь от своего ресторана на проспекте Правосудия до отеля. Человек сто укрылось у него в подвале. По четверо он отвозил их в «Тысячу холмов» на своем сверкающем бежевом «пежо», размахивая пачками денег перед носом у ополченцев и жандармов. Он быстро сориентировался в ситуации: благодаря присутствию белых экспертов и специалистов из зарубежных стран, а также нескольких солдат из ооновского контингента отель, к тому же собственность компании «Сабена», был более надежным убежищем, чем церкви. Виктор попросил Валькура сопровождать его в поездках. Его присутствие могло оказаться полезным.
Валькур сел в машину вместе с Виктором, тот одной рукой держал руль, а другой перебирал четки. Присутствие белого с бумагами министерства информации должно было облегчить ему задачу. У первого же блокпоста Валькур побледнел, едва не упав в обморок. Вдоль проспекта Правосудия тянулся длинный ряд тел. Ополченцы и жандармы приказывали пассажирам выходить из машин. Один удар мачете, и подростки оттаскивали еще вздрагивающее тело на обочину дороги: трупы мужчин издалека напоминали черно-белые пятна, женщины лежали с раскинутыми ногами, обнаженной грудью, розовые, красные от крови трусы стянуты до колен. Многие были еще живы. Валькур видел, как они дрожали, слышал их хрип и стоны. Мужчин убивали одним точным выстрелом или ударом мачете. Но женщины не имели права на мгновенную и легкую смерть. Их калечили, мучили, насиловали, но не приканчивали, как раненых животных. Их оставляли истекать кровью, чувствовать приход смерти в последних хрипах, чтобы наказать за то, что они нарожали столько тутси, а еще - за высокомерие, потому что всем этим молодым убийцам-хуту внушили, что женщина-тутси считает себя слишком красивой для них.
Валькур и Виктор следовали за красным пикапом. В кузове стоя ехали трое гвардейцев и оператор, невозмутимо снимающий длинную разноцветную ленту. Они остановились перед женщиной во всем розовом, лежащей на спине. Рядом с ней сидели на корточках и плакали двое детей. Один из военных ногой перевернул легкое тело женщины, она протянула тонкую руку, словно взывая о помощи. Оператор суетился вокруг нее, продолжая снимать разные планы, с разных ракурсов, потом положил камеру на землю, расстегнул ширинку и взял женщину. Когда, вероятно, уже кончив, он поднял голову, Валькур узнал его. Это был Дьедоне[45], его лучший ученик. Виктор бормотал: «Пресвятая Дева Мария, Господь всемогущий…» Вороны и сарычи кружили над самой землей в предвкушении настоящего пиршества. Валькура выворачивало наизнанку. Они проехали мимо тюрьмы и полицейского участка, откуда в сопровождении полицейского то и дело выходили группы вооруженных ополченцев, которые рассаживались по машинам и отъезжали в сторону Ньямирамбо, Гикондо или Мухимы. Виктор свернул на улицу, где находилась больница, потом на бульвар Революции. Исчезли продавцы просроченных лекарств и торговки съестным, обычно собиравшиеся у входа в Больничный центр Кигали. Никаких врачей там не было. Раненых, приходивших за медицинской помощью, наскоро осматривали военные. Метод сортировки основывался на железной логике. Человек с ранением от мачете мог быть только мятежником тутси, и его приканчивали. Тело бросали в кучу трупов, которые выгружали из грузовиков, автобусов и легковушек. Ополченцы шарили по карманам, размахивали ценными находками и весело кричали.
Виктор предложил начальнику поста, установленного рядом с его рестораном, накормить его подчиненных. Он хотел внести свой вклад в дело республики. Несколько ополченцев, мертвецки пьяных, спали перед рестораном. Внутри двое жандармов удерживали с десяток перепутанных девушек. «Предатели, грязные тутси, мы найдем вам хороших хуту». Валькур узнал одну работницу с телевидения, с которой он никогда не говорил и даже не знал ее имени. Он машинально направился к ней. Девушка поднесла палец к губам, умоляя молчать, ее глаза лихорадочно забегали, и она отвернулась. Виктор заметил маневр Валькура и схватил его за рукав, продолжая перебирать четки.
Виктор слыл человеком предприимчивым. Разумеется, он был собственником этого весьма популярного ресторана и нескольких грузовиков, которые возили рыбу с озера Киву. Он всегда забирал большую часть груза, чтобы покрыть накладные расходы, это позволяло ему подавать самую вкусную и дешевую жареную тилапию в городе. В подвале ресторана он оборудовал механический цех и офис одной компании-импортера, которая вела дела исключительно с ЮАР. Виктор почитал двух пророков Иисуса и Нельсона Манделу. В руках Иисуса было будущее мира, в руках Манделы - будущее Африки. Если бывшему узнику острова Роббен[46] удалось без больших человеческих жертв отнять. страну у белых и отдать ее черным, при этом оставив белым право на существование, он смог бы спасти и Руанду, где большинство было таким же черным, как и меньшинство. Все предприниматели ориентировались лишь на Европу и США и насмехались над Виктором, этим набожным необразованным человеком, который желал вести дела с африканцами. Ему даже не приходилось давать взятки ни членам Аказу, ни таможенникам, чтобы ввезти в страну электромоторы, сделанные по израильской технологии, и легкую сельскохозяйственную технику. Естественно, заказать запчасти и необходимую диагностику оборудования,. которое он продавал, можно было только в его цехе. Он был обеспеченным человеком, но богатство его не интересовало. Он хотел лишь мирно жить со своей женой и шестью детьми, но более всего он желал попасть в рай.
Два ополченца открыли черные железные ворота механического цеха. Виктор въехал и попросил закрыть ворота. Перед ними простиралась красная аллея, которая выходила на улицу, ведущую к церкви Святого семейства, откуда можно было добраться до отеля, минуя заграждение на площади Революции.
