— Эти герои еще и собирались! Однополчане! Припадочные! Чуть что, сразу: «Ах вы суки! Мы кровь за вас проливали! Да-а-армоеды-ы-ы!» А сами-то работяги, тяжелее хуя ничего не поднимали! Надо было рожать других героев! Для других походов!
Я их помню. С безумными глазами. С залитыми водовкой зенками. Они думали — все! Победа! Придурки! Как раз именно теперь и началась настоящая война! Она только-только начиналась! А они- то думали — все! Победители! Хуй в нос! Победители! Но ни хрена они не понимали! Ни черта. Никто. Только самые-самые падлы понимали. Самые большие пиздоболы-задушевники. Кто и фронта не нюхал. Они-то и пели громче всех! У-у-у! Всегда так! Всегда! Я в рот ебал! Кабул я брал! Я кровь мешками проливал! Я пули ведрами гло-о-та-а-ал! Вот и вся песня! Каждый свой город вставит! Всем места хватит! Уррра! Надо было им всем по ордену! Каждый день выдавать! По утрам! Встал, а тут на подушечке орден! И какао! Орден Почетного Пиздобольства третьей степени! Медаль за победу в первой, второй, третьей и четвертой мировых войнах! И далее со всеми остановками! А кто, думаешь, разбил Мамая? Они! А на Чудском озере? Что?! Не угадал! Тоже они! Ебаное бессмертное племя! Мюнхгаузен?! Да он был недостоин им портянки вязать! В сравнении с ними он был правдив до мозга костей! У него-то никто не додумался спросить: а шрамы? шрамы-то покажите, ваше высочество! А у этих все было в шрамах! Все! Они сами были жирные коллоидные швы! Говорящие шрамы! И не только говорящие! Бухающие, жрущие, срущие за пятерых! И все-то детям поют свои сказки! Зеки и герои нуждаются в детях! Еще и пророки! Эти тоже! Прощелыги двухвостые! Комедианты! Кривляться перед нами! Перед детьми! Мы же легко верим! Мы же искали героев! Таких они нам баллад напоют, что мы слезами горючими умываемся! А как же! Герои! А они еще больше! Как соловьи! Все выше и выше! Как жаворонки! Ворье! Они у нас украли сердца! Мы рты поразинули! А сердца наши уже с ними! В небесах! В небесах их войны! Их героизма! Ворье! Падлы! Они нас готовы были раздеть! Разуть! Мы им хлеб воровали! Да! Не веришь?! Да еще за счастье было! А знаешь, какое было ругательство? А? «Еб твою душу-мать». Понял?! А? Они наши души ебали! Им подавай души... Им было мало жизни. Мало жара! Мало баб. Им нужны были души. Вот такочки! Как я их ненавидел! Их всех! Этих героев! Этих вояк! Этих вонючих убийц! И чем больше перед ними ноги раздвигали, тем больше я их ненавидел! Чем больше бабы их любили, тем больше от них воняло! Сплошная ложь! От их правды меня мутило! Вот именно! Они говорили правду! Да! А меня трясло от одного только звона медалей! Если б я смог, я бы их всех облевал в самый героический момент! Когда они взбираются на вдовушку! Так деловито! Насупившись. На них в этот момент даже мухи не садились! Ни одна не смела! Конечно, это ведь были герои! А наши герои — самые героические из всех героев! Они переврут всех других героев! Наши врут лучше, кучней и правдивей! Наши плюют дальше всех! Перепьют, пересрут, пережрут всех, кого хочешь!
И самая пакость — над ними нельзя было смеяться! Они-то могли! А над ними — ни в коем случае! Ни-ни! Полнейшая серьезность! Как залезать нашим мамкам под юбки — у них смеха полна коробочка! Все вещмешки набиты смехом! Красными платочками, синими, в горошек! Смех мелкий, с подмигиванием, крупный, раскатистый, героический, романтический, томный! Да! «Ну, как настроение, хозяюшка?! Хорошее? Боевое? А где ты его хранишь? В погребе? На льду? Пр-р-авильно поступаешь! В такую жару настроение надо в погребе хранить! Скажи-ка... Там рядышком с хорошим настроением квасок не стоит? А? Есть? Да-да! Не откажусь. Я все люблю. Все».
О-о-о! Меня от них тошнило, как от качелей! От их смехуечков! Они-то могли! А вот над ними — ни-ни! Только попробуй! Они тебе прикурить не дадут без подъебки, а чтоб над ними!.. Сразу в атаку! И давай свои жопы в шрамах заголять! «Это — Киев! А это — Прага! Будапешт!» Точно! И водят пальцем! Как по карте! Показывают героический путь! Ха! Герои кверху дырой! Уж точно, я потом от них держался подальше. От их мерзостных требований!
«Жрать! Жрать! Бабу! А ты любишь героя?! А ты?! В очередь, бабы! Девушки, девоньки, не все сразу! Не все! Я щедрый, но не сразу! По очереди!» За сорочку! За браслетик! Раздача трофеев! У-у-у! Вонючки! А бабы знай только подолы заворачивают! И вазелином себе за ушами! Чтоб воняло получше! И глаза! Глаза закрыть! Ничего не видеть! Одну минутку счастья! Только одну! Содрогание! А потом снова горбить. Да. С новой силой. Пока плуг не остыл. Пока от хомута не отвыкла.
Да меня просто выворачивало от всего этого! От этой ебли с пляской. Воротило. Хоть на улицу не выходи. Ни гороху, ни редьки не пожрешь! Бзднешь, так в героя попадешь! Прямо в нос! А они?! Они чуяли! Как от них воняет! Весь их героизм, их улыбки, их смех! Ложь! Все это была ложь! Тупые актеришки! Фокусы нам показывать! Они только на это и годились! Рассказывать детям о своих подвигах! И хоть бы кто умел в карты играть! Хоть бы один из них соврал! Хоть бы выкинул что-нибудь! Вынул бы из кармана такое, что у всех перхоть бы послетала! Но не тут-то было! Нет! Только правду! Ничего кроме правды! Ни одного шулера. Ни одного.
А если их наебешь в картишки? Чуть-чуть. Они глаза закатывали: «У герр-р-о-оя украсть!» У героя?! Мудаки! Зачем они только вернулись? Зачем им жить?! Зачем? А мы? Умора! Дети фронта! Дети войны! Какого фронта?! Дети бойни! Мы родились из этих кишок! Из крови! Жить! Жить! Мы рождались готовые, как телята! Полуслепые, дохлые! Мы скользили на этой жирной от крови земле! Матери?! Да мы шли за любой! За любым, от кого пахло нашим, родным! Кровью и жратвой...
Да! И так все! Мы с братом были зачаты от плевка! И все из-за чего?! Ты спросишь, почему? Да потому что они, мать с отцом, не пригласили на свадьбу нашу будущую бабку!
Они, видите ли, забыли! И вот результат! Молодые пошли на речку. Мать полезла ловить раков, а отец курил себе на бережку. И тут на' тебе! Видит, земляничка под рукой! Прямо у локтя! Да такая! Красная как кровь! Он руку протянул и сорвал ее. И только в рот положил, а на ней паучок сидел! Отец поперхнулся и выплюнул его. Ну и все. Плюнул и забыл. Мать вышла на берег — и что?! И села на это место! На его плевок! Да! Вот результат! Молодые!.. Они уже были прокляты! И мы вместе с ними! И я, и брат! Оба! Оба...
А их еще и просили копать землю! Я не шучу! Вынут одного героя из ваты и говорят: «Ну, знаешь, Вань... Помоги, герой. Надо сажать картошку. Да нет, нет, что ты! Не копать! Ты просто брось первую картошку! А бабы наши все дальше засеют!» Этот Ваня... Смех. Он мог пуговицу бросить в землю, и она прорастает! Он ложку втыкал и все! Достаточно! Потом мешок картошки собирали!
Земля ведь тоже. Она любит героев... Мягкая. Она без них тоскует. Ей всегда мало. Всегда чего-нибудь свежего ей.
Вот в ту весну арбузов уродилось! Раньше на бахче с ружьем ходили, а теперь ловили прохожих и силой в них арбуз запихивали! Как мы их только не жрали! И с хлебом! Это хоть вкусно. А вот с кашей! С травой! С отрубями! С картошкой! Арбузы свежие. Арбузы соленые. Малосольные. На таком рассоле. На другом. К зиме мы все срали кругло! Из нас выходили эти арбузы еще года три! Я имею в виду нас, простых. Не героев. Им было и мясо, и капуста, картофан и теплая пустая баба!
Они бродили, звеня медалями видимыми и невидимыми. Они скучали. Сыто свирепо скучали. Конечно! Им только сладкой селедки не хватало!
У них в глазах не было ни смерти, ни жизни. Ничего. Только удушливая скука. Они никак не могли понять одну вещь. Одну очень тонкую вещь. Очень тонкую. Живые герои не нужны! Они все портят! Все запутывают. Герои нужны только мертвыми! Наверное, так же, как и отцы...
Мне было насрать на войну. Абсолютно. Я это перелистывал. Слушал вполуха.
Только жрать и слушать. И все. Не важно о чем. Какая разница, кто меня кормил? Я ничего не хотел. Никакого участия. Ни от кого. Ни в чем. Никаких мыслей. Ни одного человека. Только язык! Только он! Протеины! Жиры! И никакого человека! Никакого намека на человека! Черт! Ночами мне снились слова Мельника! Аппетитные, жирные! Они лежали все вместе и каждое отдельно! Я видел их сразу со всех сторон! Их зажаренные бока, эту корочку и запах! От них пахло так, что я просыпался от грохота в желудке! Он меня кормил словами! Даже во сне я думал только о жратве! Просыпаясь, я видел его, и вся свистопляска начиналась заново. В конце концов жрать и слушать слились в одно. Как только от его слов у меня щекотило в ухе — так сразу просыпалось брюхо!
— А жены? Ты спросишь, а как же любовь? Ненависть! В глазах тех, кто не дождался, стояла зависть! Они-то смогли бы накормить героев! Своих любимых! Лучшие куски! Свое дрожащее тело, свой мякиш... И спать на плече! Спать на груди... Да за это можно было отдать душу! За одно только плечо! За одну спокойную ночь на груди!
Вдовы как вошли в черное, так и остались. Они не раздевались. «Разби-и-ить все зеркала! В них нет тебя-я-я... А что за жизнь одной в них а-а-атражац-ца?!.. » Вот их гимн! Попробуй-ка смотреть на свое белое тело. На свое ненужное, гниющее от любви тело... Когда я впервые увидел монашек, я вспомнил этих вдов. Только те были еще и свирепы! Их глаза в окошках... за тюлем. Когда мужики шли с работы... По трое. «Девушка-девушка, прокукуй, сколько лет бедовать будешь? — Они ржали. — Эй! Ну-ка выходи! Поди, уж все у тебя паутиной заросло!.. Везде!»
