– Позвони моему адвокату, Света... Вот мой мобильный... Не урони только... – И телефон вместе с ошметками мокрой грязи полетел мне в руки.
От вокзала вместе с водителем маршрутки уже бежала пара милиционеров, и, оценив ситуацию на глазок, один из них защелкнул на руке Бениамина Марковича наручник.
– Надо вызвать «Скорую», – наклонившись к лежащему в грязи Сулейменову, буркнул другой. – А с тобой, голубчик, мы разберемся в участке, – и беззлобно отвесил Бениамину Марковичу удар под дых.
– Забавно-забавно, – охнул Баблосов, сгибаясь пополам.
– Чего вы бьете-то?! – набрав воздуху в легкие, завопила я. – Я с ним в отделение поеду! Этот вот, который в луже, на него напал, и водитель маршрутки видел, вы спросите-спросите. – Я оглянулась на водителя, который молча курил в сторонке.
– Я спиной не видел, – отговорился тот.
– А ты сама кто такая? А ну-ка, предъяви документы! Что за чмо в обносках колошматит наших почетных горожан, ась? – переглянулись милиционеры.
Часто самый лучший ответ – это молчание, и я промолчала, вытащив из сумки паспорт.
– Света, не езди со мной, а лучше позвони моему адвокату. – И Баблосов продиктовал мне короткий московский номер.
Через считаные минуты к остановке подъехали «Скорая», а за ней зарешеченный ржавый «бобик». В первую на носилках загрузили из лужи Сулейменова, а «бобик» принял в свое чрево упирающегося Баблосова и парочку разбитных вокзальных пьяниц... Я было ринулась за ними, но мой чемодан как раз выкидывали из маршрутного такси, и я, схватив его, успела втиснуться в маршрутку в самый последний момент.
– Только что задержан милицейским патрулем города Дракина Баблосов... Бениамин Маркович! Задержан неправомерно, – передала я информацию об аресте на автоответчик московского номера, и телефон отключился.
Похоже, у него банально села батарейка.
Не помню, как я тогда доехала до своей остановки, помню лишь, как в очень плохом кино, вылезла под проливной дождь и огляделась. Моя заброшенная лачуга на отшибе, до нее надо было еще дойти триста метров, и я быстро пошла по обочине, прыгая с асфальта в грязь. Я уже начала спускаться вниз к своему дому, когда меня осветила фарами притормозившая машина. Оттуда высунулся нестарый еще мужичок с заурядным лицом, рядом с ним на пассажирском сиденье уютно зевала женщина моего возраста.
– Не знаете случайно, в этом городе гостиница есть? – спросил водитель.
Его усы под дождем сразу намокли.
– На Нагорной улице есть мотель со стоянкой для машин, – и я пояснила, как проехать туда.
Пара в авто переглянулась, и машина, смешно подпрыгнув, резво помчалась в сторону Нагорной улицы.
«Чужое счастье, как машина с яркими фарами в кромешной темноте, медленно проехало мимо тебя... И машина-то обычная, да и пассажиры в ней: он – лысый, она – с морщинками у глаз, а фары сияют в ночи, как костер!»
И, сжав губы в нитку, я скатилась по мокрой траве к своему темному дому. Подняв проволочный круг, я вошла в калитку и прислушалась, потому что в темноте ничего не видела, кроме силуэтов дома и деревьев.
«Как воры не боятся заходить в чужие дома? Там так страшно...» – открывая замок, думала я, представляя одинокую ночевку в сыром доме.
В центре комнаты стояли два ведра, наполненные водой с крыши, и старый таз... Я вылила воду из них прямо с крыльца и поставила на прежнее место. Расстелила кровать, которую догадалась оттащить с утра в относительно сухой угол, и, кое-как устроившись на почти сухих простынях, легла. Я долго не могла согреться. Кто-то вздыхал в доме, но я заснула, закрыв уши подушкой, чтобы не слышать вздохов. А вскочила уже утром от густого солнца...
Выгоревшая шторка на единственном окне сбилась, и солнце светило прямо в тот угол, в котором я спала... Вспомнив вчерашнюю драку и арест Баблосова, я с ужасом взглянула на свое вытянувшееся лицо в зеркале... С крыши в ведро снова натекло воды. Я умылась, нафуфырилась и поспешила в милицию.
Тихо бряцал к заутрене церковный колокол на соседней улице, я перекрестилась на золотой крест и огляделась. После дождя город стал похож на причесанного старика, склонного пожить еще немножко, раз уж лето пришло...
Обычно утром я испытываю сильное чувство голода, но сегодня у меня ком стоял в горле, пока я шла мимо открытой закусочной «Мистер Блин», а меня обгоняли и шли навстречу мои знакомые. Обычное дело в маленьком городке, где полгорода знает тебя, а остальных знаешь сам.
– Баблосов? Еще раз повторите фамилию, – переспросил меня дежурный милиционер. – Вы супруга? Паспорт при вас?
Я покачала головой, и дежурный, порыскав глазами в журнале, быстро захлопнул его.
– Извините, такого не задерживали.
«А у него противный голос», – отметила я.
– Дело в том, что я была свидетельницей этой драки и видела, как его задержали в половине первого ночи.
– Одну минуту, я проверю еще раз, – кивнул дежурный и снова углубился в журнал. – Значит, вы не жена, а кто же вы ему тогда? – поднял глаза дежурный, и оглядел меня с ног до головы. – Невеста?
– Ну, какая я невеста в сорок один год? – проворчала я.
– Тогда кто? – упрямо повторил дежурный, захлопнув журнал. – Мы посторонним справок не даем!
– Вчера ночью мы вышли из ресторана у вокзала, сели в маршрутку, и я своими глазами видела, как на него набросился гражданин Сулейменов. Они подрались, но мой спутник только защищался! Сулейменова увезла «Скорая помощь», а моего знакомого посадили в «бобик»...
– А что же вы не поехали с ним вчера? – ехидно перебил меня дежурный, и у меня мгновенно испортилось настроение.
Через три минуты я вышла из отделения милиции, так ничего и не узнав.
– Редкая свинья этот Сулейменов, – ворчала я, открывая магазин.
А к вечеру снова полил дождь. Разрядившийся мобильник Баблосова лежал у меня в сумке, но только к вечеру я догадалась позвонить со своего мобильного, вспомнив номер телефона его адвоката.
«Пожалуйста, оставьте свое сообщение после звукового сигнала. Благодарю вас, адвокат Эмир Варшавер свяжется с вами в течение дня...» – мелодичный женский голос показался мне очень знакомым...
Дождь кончался раз десять, потом снова начинался и лил с какой-то первобытной силой...
Я сходила в милицию дважды, но так ничего и не выяснила. Телефон Варшавера отбояривался дежурной фразой автоответчика, а на привокзальной площади снова визжал тормозами джип Сулейменова, и за ним бегал ничейный котенок. Я все время переживала за него, но озорник всегда успевал вымахнуть из-под колес.
В мою сторону Сулейменов больше не смотрел, а на попытку заговорить, громко цыкнул:
– Не добавляй мне неприятностей, дура, – и был таков.
Я постепенно распродавала обноски из Бельгии и вспоминала о предложении, которое сделал мне Баблосов в ресторане «Красный рояль».
– Пошутил или нет? – рассуждала я, меряя пиджаки, когда не было покупателей.
И не было у меня исчерпывающего ответа на этот вопрос.
И тут мне позвонил Варшавер.
– Здравствуйте, уважаемая, – прозвучал знакомый шепелявый голос. – Это из-за вас мой друг, Бениамин Маркович, участвовал в дуэли и избил до полусмерти почетного гражданина города Дракина? Хороша, нечего сказать.
– Да уж, – ехидно согласилась я. – А вы не подскажете, где он в настоящее время? Понимаете, Бениамин Маркович предложил мне замуж за него выйти и исчез, – посетовала я.
– Не скажу, потому что не знаю. – Эмир Варшавер помолчал. – Как вы там вообще?
– Жива пока, – вздохнула я.
– Жива, значит? Очаровательно. Не унывайте только. До свидания, Светлана Михайловна, и соглашайтесь, если любите!
Я уныло повертела в руках погасший телефон и навострила уши, потому что на улице кто-то надрывно кашлял, словно издевался надо мной...
Присев за прилавок, я щедро глотнула из пол-литровой бутылки коньяку «Московского» и выпрямилась, но мир закачался, как елочная игрушка, потому что в дверях магазина стояли две сестры Хвалынские собственными персонами и по очереди показывали на меня пальцами. У Марианны Юрьевны асимметрично свисали обе щеки в обрамлении седых буклей, а Эвридика Юрьевна энергично опиралась на костыль и выглядела, как всегда по утрам, когда хотела опохмелиться. При этом сестры были умыты, причесаны и одеты от кутюр.
– Света, знаешь что, – деловито начала Марианна Юрьевна, у которой язык был пришит куда следует, – мы к тебе...
– Рада вас видеть, – вырвалось у меня.
Сестры переглянулись.
– Похоже, ты одна и рада, – желчно пробормотала Эвридика Юрьевна и, помогая себе костылем, по-спортивному попрыгала к поношенным кофточкам. – А какое сегодня число, – обернулась она, – а то нам никто не говорит!
