Харитонов вошел и оказался в коротком коридоре, по полу которого также стелился пар. На стене висели два красных вымпела «Победителю ударного труда».
Из-за следующей двери донеслась матерщина, выпаленная на одном дыхании разъяренным мужским голосом. Харитонов набрался смелости и открыл дверь.
Воздух в помещении «плавал» из-за жары, расплавляя контуры и очертания предметов. Высоченный мужик стаскивал с раскаленной печки железный ящик. Видно, ящик был тяжелым и горячим и, хоть у мужика на руках были толстые тряпичные рукавицы, приходилось ему нелегко. Он, стоя спиной к Харитонову, еще разок поднапрягся и с очередным выдохом матерщины дернул ящик на себя. На этот раз попытка удалась, и черный железный ящик шумно грохнулся на деревянный пол. Харитонов подошел поближе и увидел, что ящик наполнен каким-то ярко-красным порошком.
– Ты куда? – удивился, увидев незнакомца, рабочий.
– Это часовой завод? – вопросом на вопрос ответил Харитонов.
– Ну…
– Я время пришел узнать, – Василий посмотрел просяще прямо в глаза работяге. – И, если можно, месяц и год…
– Ты что, чокнутый?! – На лице рабочего заиграла странная ухмылка. – Оно тебе надо?
– Я объявление читал, – заикаясь, говорил Харитонов. – Вам чернорабочие нужны?
Работяга провел ладонью по своему взмокшему лбу. Ухмылка исчезла с его лица. Он по-новому, пристальней осмотрел Василия.
– Чернорабочий нужен, да только странный ты какой-то, – задумчиво произнес мужик. – И хлипковат вроде. А ну оттащи ящик вон в тот угол! Стой, на-ка рукавицы надень.
Харитонов нагнулся и попробовал сдвинуть ящик с места, но тщетно – не по нему была эта тяжесть.
– Ну видишь, – мужик покачал головой. – Какой же из тебя чернорабочий!
Харитонов поник. Сделалось ему грустно оттого, что понял он: не от него более зависит его судьба и жизнь. Найдя людей и оставшись с ними, стал он просителем и выпрашивал у кого дружбы, у кого любви, у кого работы или времени.
– Ладно, пойдем, – позвал за собой мужик, которому вроде жалко стало незнакомца.
Зашли они в другую комнату, где стоял длинный стол, на котором аккуратно были разложены странные хромированные ложки и какие-то вещицы из стекла, и было их множество.
– Ну вот, садись! – мужик подсунул Харитонову табурет. – Бери этот деревянный кругляшок, вставляй в засверловку эту двойную колбочку… теперь бери трехминутную ложку, зачерпни вот так песок и сыпь в колбу… Засыпал? Теперь прижимай ее вторым кругляшком. Понятно?
Харитонов, четко исполнявший команды мужика, что-то закончил, но что он сделал – понять не мог.
– Ну, че молчишь? Непонятно, што ли? – переспросил еще разок мужик.
– А что это? – задрав голову, Василий посмотрел вопросительно на стоявшего за спиной мужика.
Тот обтер вспотевшие ладони о свой темно-синий халат и снова посмотрел на незнакомца как на чокнутого.
– Что, правда ни хрена не понятно?! – опять ухмыльнулся он. – Часы ты сделал! Песочные трехминутки! Давай еще разок…
И опять под команду мужика собрал Харитонов вторые часы из двух деревянных кругляшей и двойной колбочки, только на этот раз всунул ему мужик семиминутную ложечку. После этого взял мужик у него часы и, перевернув, стал внимательно следить за сыпавшимся в нижнюю колбочку песком.
– Чистый! – довольно протянул он. – Ох и намучился ж я, пока его таким сделал! Сначала прокалить, потом просеять и промыть, а после снова на прокалку… Ну что, чернорабочий, нравится часы делать?!
Харитонов кивнул, с любопытством осматривая комнату, уставленную множеством песочных часов различных размеров.
– Ну тогда возьму тебя учеником!
Проработал там Харитонов до вечера и остался очень доволен этой спокойной серьезной работой. Нравилось ему поддевать хромированными разноминутными ложечками песок из жестяной коробки и, следя, чтоб он не рассыпался, осторожно опрокидывать в стеклянные двойные колбочки.
Он бы мог так работать и до утра, но мужик решительно остановил его, прикрыл жестяную коробку с песком мешковиной, а поверх положил доску. «Чтоб не отсыревал! – объяснил он. – А эти вот возьми за работу. Хорошо потрудился! – он вручил Харитонову им же сделанные часы. – Таких ни у кого нет. Вот посмотришь ночью на песок!» Харитонов поблагодарил мужика, тот в ответ самодовольно улыбнулся. «Завтра не опаздывай! – сказал он Харитонову напоследок. – До гудка выходи, иначе не поспеешь!»
Харитонов кивнул и вышел на порог, который уже успел покрыться наледью из-за того, что пар больше не выползал из коридора.
На улице было темно. Сжимая часы в руке, Василий заспешил домой. В какой-то момент бросив взгляд на свою руку, он заметил, что песок в часах светится, и это по неизвестной причине придало ему силы, и зашагал он в сторону дома еще быстрее.
Уже подходя к двери в парадное, обошел стоящий под домом открытый легковой автомобиль. Сердце почуяло что-то недоброе, и он сунул песочные часы в карман пальто. Бегом поднялся по скрипящей лестнице и вошел в квартиру.
Казалось, и не было у них столько вещей, чтобы, сваленные на пол, они образовали кучу, но сейчас весь пол комнаты был усеян тряпками, коробками, старой обувью и разворошенными газетами. На кушетке сидел коротко стриженный худощавый молодой человек и что-то записывал на листе бумаги бледной дрожащей рукой. За ним в углу комнаты, где раньше лежала пачка газет, стоял неподвижный спешенный всадник в белой форме с ружьем за плечом.
Евдокия сидела на кровати, уставившись в пол замутненным взглядом.
– Вы к кому? – не отрывая глаз от своей бумаги, спросил молодой человек, одетый в темно-синий плащ, явно недостаточно теплый для этой зимы.
– Я живу здесь, – выдохнул Харитонов, все еще ничего не понимая. – Я муж…
– А-а, ее муж, это хорошо, – безразлично протянул человек в синем плаще. – А я ее следователь. Что ж вы, муж, не уберегли-то ее?
Он наконец поднял голову и укоризненно уставился в глаза Харитонову.
– А что? – спросил Харитонов, сглотнув слюну.
– Вот подпишите протокол обыска, – следователь протянул ему лист бумаги и ручку.
Василий машинально подписал.
– И ты черкни тоже! – подозвал следователь человека в белой форме.
Тот медленно подошел, долго примерялся к ручке, потом поставил-таки какую-то закорючку.
– Увозим мы ее от вас, – следователь покачал головой, косясь на Харитонова. – Доигрались…
– Ой, да за что ж! – негромко зарыдала Евдокия, словно уже устала от рыданий и силы ее были на исходе.
– И вот еще подпишите! – подсунул следователь стоящему Харитонову бумажку поменьше. – Подписка о том, что вы на время следствия обязуетесь не выходить из своей квартиры. Понятно?
Харитонов подписал и эту бумажку.
– Ну все, до скорой встречи! – Следователь встал и кивнул человеку в белой форме.
Тот подошел к Евдокии, дернул ее за плечо, чтобы вставала.
Еще долго не уходил из ушей шум автомобиля, увезшего из дому жену. Горела лампочка, освещая мягким светом сваленные на полу вещи. Весь уют этой комнаты, поразивший когда-то Харитонова, исчез. Стены, обклеенные газетами, смотрели на него враждебно, как на чужака. Он присел на кушетку и тут же вскочил, вспомнив, что именно там сидел следователь.
Подошел к кровати и, накрыв ладонью тяжелый литой шар, увенчивавший ближнее ребро спинки, наклонился к окну, задернутому намерзшими узорами.
За окном было темно. Слышалось шелестящее движение снега.
Харитонов снял крючок, державший окно закрытым, и что было сил надавил на раму. Она скрипнула, подаваясь, и распахнулось окно. Ворвался с улицы мороз и, неожиданно ударив Харитонова, обжег ему лицо.
Он выпрямился и стал перед кроватью, смотря на улицу, на виднеющуюся темень дома на противоположной стороне.
Летел мелкий снег, почти не подталкиваемый ветром. И потому он летел не спеша и прямо вниз, к земле. Может быть, даже не летел, а падал.
Почему-то снежинки, падавшие перед открытым окном, залетали в комнату, словно она затягивала, всасывала их своим теплом. И куда-то улетучивалось это тепло, потому что на место первых залетевших снежинок, упавших и растаявших на бледно-зеленом покрывале кровати, опускались все новые и новые и таяли они уже не так быстро, а некоторые и не таяли вовсе.
Холод окружал Харитонова, и задрожал он, еще не осознав, а только лишь почувствовав, что все обрушилось, все погибло, и снова так и не превратившиеся в жизнь мечты остались позади, в уже пройденном прошлом.
Он отыскал свой вещмешок – благо он так и лежал затолканный под кушетку, откуда его даже при обыске не вытащили. Проверил крепость узла, которым к лямке был привязан шнур, и вышел, не закрыв за собою двери. За спиной еще горела лампочка и кружился вокруг нее, как белая мошкара, мелкий пушистый снег.
