– Это не срочно, – возразила я, отклоняя звонок.
– Кто это был? – поинтересовался Эдвард. – Можешь не отвечать, если не хочешь.
Он, должно быть, решил, что у меня был другой ухажёр, который мог встать между нами. Чтобы избавить Эдарда от подозрений, я рассказала ему о Саре.
– Она слишком сильно напоминает мне о моей прежней жизни, – призналась я.
В данный момент Сара работала педиатром в больнице Святой Марии в районе Мэрилебон в Лондоне.
– Я чувствую себя виноватой, когда не отвечаю на её звонки. Но с другой стороны, я вижу, как ей трудно общаться со мной. Она не знает, о чём со мной говорить и как себя вести. Поэтому наша дружба забуксовала.
– Может быть, вам нужно время, чтобы привыкнуть к сложившейся ситуации? – предположил Эдвард. – Если ваша дружба достаточно крепка, она выдержит это испытание.
– Чарли говорит то же самое.
– Кстати, ты постоянно о нём говоришь.
– Правда? Что ж, просто, живя с ним, я очень хорошо его узнала.
– Конечно. В общем, он прав.
Я допила своё пиво.
– Я не знаю, что делать, Эдвард. Мне обидно, что у нас так всё сложилось с Сарой. Но мне намного уютнее и приятнее проводить время с Чарли и Фрэнки, или Домом и Гаем. – Я сделала небольшую паузу. – И с тобой. Никто из вас не знает меня прежнюю.
Эдвард закивал.
– У меня то же самое с моими друзьями из морской пехоты. Они делают то, чем бы я хотел заниматься всю жизнь. Но, Кас, ведь ты можешь вернуться в Королевский колледж.
– Закажем ещё по пинте? – указала я на свой пустой бокал, оставляя его вопрос без ответа.
В конце свидания я предложила Эдварду заглянуть ко мне на чашечку кофе. Если честно, я не была уверена, что именно я подразумевала под «чашечкой кофе», но Эдвард нежно поцеловал меня в губы и сказал, что ему пора домой.
– Кас, ты мне очень нравишься. Поэтому я не хочу никуда спешить и торопить события.
Я была в своей комнате и собиралась на очередное свидание с Эдвардом. Чарли и Либби сидели в гостиной. Последние несколько недель они проводили всё больше времени вместе, и, вполне возможно, Либби собиралась к нам переехать. Что касалось нас с Эдвардом, то мы встречались каждый день. А на прошлых выходных мы ходили на концерт на стадионе «О2 Арена». Эдвард купил для нас два билета на Кэти Перри. Я не могла не улыбаться, вспоминая, как после концерта мы ехали домой на машине, и я во всё горло распевала песню “Last Friday night”[22].
– Певица из тебя никудышная, – заметил тогда Эдвард с хитрым блеском в глазах.
В отношениях с Эдвардом мне нужен был совет, поэтому я позвонила человеку, который точно мог мне помочь.
– У нас ещё ничего не было, – призналась я Фрэнки.
– Совсем ничего?
– Ну, мы много целовались, но решили не торопить события.
– До сих пор? Я, конечно, понимаю, что всё это очень романтично, но, может, пора переходить на новый уровень?
– Он пригласил меня к себе на ужин.
– Это же замечательно!
Я молчала.
– Разве, нет? Кас?
– Да, да, замечательно.
– Неужели, ты струсила? Он же идеал! К тому же романтик.
Сквозь слегка приоткрытую дверь моей комнаты я увидела, как Чарли прошёл мимо моей спальни.
– То, что ты нервничаешь, абсолютно нормально, – заверила меня Фрэнки. – Перед первым разом все нервничают.
– Да, наверное.
Чарли заглянул в мою комнату.
– Фрэнки, мне пора, – сказала я, когда она настойчиво советовала на всякий случай взять с собой зубную щётку. Я спешно прервала разговор.
– Всё в порядке? – спросил Чарли, присев на край кровати.
– Ага. Какие у вас с Либби планы на вечер?
Чарли сказал, что они пойдут на день рождение её подруги.
– Если честно, я не в восторге от такой перспективы. Я там никого не знаю и вообще… А ты что будешь делать?
И вдруг мне страшно захотелось, чтобы мы забыли о существовании Либби и Эдварда и просто провели вечер вместе. Я скучала по Чарли. Я скучала по нашей дружбе.
– Я иду на свидание с Эдвардом, – сообщила я. – Он пригласил меня к себе.
– У вас всё хорошо, судя по всему.
Я кивнула.
– Скорее всего, я останусь у него на ночь, – сказала я, внимательно наблюдая за его реакцией.
– Напиши мне, если решишь остаться, – попросил он, и глазом не моргнув.
– А чем вы питались в Афганистане? – полюбопытствовала я, наслаждаясь ризотто с лесными грибами. Мы сидели на небольшой кухне, стены которой были выкрашены в краску приятного фисташкового оттенка.
– Сухим пайком, – ответил Эдвард. – Кашами, которые надо было варить в пакетах. В Афганистане я похудел на двенадцать килограммов. Выглядел ужасно, как, впрочем, все наши ребята. Желудки у нас совсем усохли. На Рождество нам привезли шеф-повара, и он приготовил потрясающий рождественский обед, но мы почти ничего не съели. Осилили только по куску мяса, да выпили по банке пива. Кас, это было самое вкусное пиво, которое мне когда-либо доводилось пить. Амелия тоже присылала разные посылки с едой, – продолжал он. – Кофе, шоколад, холодные шкварки.
Эдвард улыбался, словно вспоминая эту Амелию.
– А кто это, Амелия? – не удержалась я.
– Моя бывшая подружка, – ответил он, и по его тону я поняла, что он не хочет о ней говорить.
– Расскажи ещё что-нибудь про Афганистан.
– Это был худший и одновременно с этим лучший период в моей жизни, если ты понимаешь, о чём я.
Я попросила его описать, каково ему там приходилось. Мне хотелось представить его прежнюю жизнь.
– Ох, Кас, это будет непросто. Здесь в новостях мы видим кадры с детьми без рук и ног, пыльные дороги, слышим истории о минах и людях, пострадавших от них. – Он глубоко вздохнул. – А когда я был там, это было моей реальной жизнью, это пугало и выматывало. Но в то же время я никогда не чувствовал себя лучше, чем там. Если я угрожал врагу оружием, то только для того, чтобы защитить свой отряд и себя. Так что представь такую жизнь, а потом возвращение к мирному существованию в городе. Мне было очень непросто. Сначала я держался на адреналине – я так хотел восстановиться физически после травмы, что не замечал вокруг себя ничего. А потом я вернулся домой, тут-то меня и накрыло. – Он замолчал. – Тебе правда хочется всё это выслушивать?
Я кивнула:
– Тебе полезно поговорить об этом.
– Я ходил на терапию, где мне сказали, что мне надо собраться в кучку.
– Собраться в кучку?
– Извини. – Едва заметная улыбка коснулась его губ. – Это значит, что мне надо было взять себя в руки, наладить свою жизнь. Многие солдаты, вернувшись из Афганистана, совершают разные безумные вещи.
– Например?
Эдвард подлил вина в мой бокал. Я поняла, что уже не смогу сесть за руль и мне придётся вызывать такси, но мы с Эдвардом ни словом об этом не обмолвились.
– Носятся на большой скорости, разбиваются на мотоциклах, угоняют машины. Многие страдают от посттравматического стресса. Некоторые становятся жестокими и агрессивными. Я же не хотел причинять боль никому, кроме себя, – тихо произнёс он, проведя рукой по волосам. – Я шёл по улице и всё время ждал нападения. Любой резкий шум или грохот приводили меня в ужас. Маме приходилось будить меня очень осторожно, потому что при малейшем толчке я впадал в панику. Мне казалось, что я больше нигде и никогда не смогу чувствовать себя в безопасности. Я думал, что никогда не вернусь к самостоятельной жизни. В одном госпитале со мной были парни, которые лишились обеих ног, поэтому я говорил себе, что мне повезло, что я легко отделался. «Повезло» – не самое уместное слово в такой ситуации, но ты меня поняла.
Я в свою очередь рассказала ему, как Джорджина всего через несколько дней после аварии сказала, что мне «повезло», потому что у меня травма нижних позвонков.
– Сейчас я понимаю, что она имела в виду, но тогда эти слова казались мне безумными. А кому пришла идея завести собаку?
– Маме. Как это не смешно, я никогда не испытывал особо тёплых чувств к животным. В детстве меня покусала противная такса по кличке Спайк.
Эдвард поинтересовался, как я узнала о программе «Друг человека», и я поведала ему о пятничных поездках с мамой.
– С этим нам не повезло, – сказал он, указывая на инвалидное кресло. – Но мы счастливчики, потому что нас поддерживают родные. А ведь среди наших ребят, много сирот и детей из неблагополучных семей. Армия – всё, что у них есть, а потом из-за взрыва самодельной бомбы они и это теряют. И дома их никто не ждёт. Им некому помочь.
– А что случилось с тобой… там? – спросила я.
