Сейчас поясню.
Работа преподавателя (а это, пожалуй, важнейшая профессия на свете) не только не ведет к финансовому благополучию, но часто бывает довольно однообразной. Каждый год учитель истории рассказывает в сотый раз очередному потоку, что вот были такие финикийцы, или вот Вторая мировая война разразилось потому-то и потому-то, а учитель математики объясняет интегралы и производные, а учитель латыни объясняет, как просклонять существительные и как перевести поэмы Горация, и так далее, и тому подобное. Частенько преподаватели устают, и им становится скучно. И это делает их скучными для остальных, и потому их предмет уже не вызывает интереса. Другими словами, они уже не так хороши, как прежде. Паола, прекрасно понимая такую опасность, придумала оригинальный способ побороть скуку и монотонность профессии: каждый год она становится «новым» преподавателем. Да, для каждого курса она выбирает новую манеру поведения, начинает иначе одеваться и говорить и не выходит из роли, пока студенты не сдадут экзамены. Однажды она разыгрывала противную старую деву, в другой раз строила из себя спортсменку, потом изображала гиперактивную юморную девчонку и, наконец, злобную и капризную тетку. Студенты, видя, как она меняется из года в год, с ума от нее сходят. Преподавательница-актриса стала их кумиром, хотя и могла поставить на зачете не слишком хорошую оценку. Декан факультета завидует популярности Паолы у студентов и потому недолюбливает ее. Но Паола невозмутимо продолжает свою актерскую деятельность вот уже пятнадцать лет и добилась результатов, о которых мечтает любой актер: неизменного внимания и верного признания со стороны партера (в данном случае партер – около сотни студентов). Я хохотал, когда она приходила домой в образе сексуальной учительницы из фильмов 70-х годов или фройляйн Роттермайер. Я же сказал – гений, да и только. Если бы не любовь к студентам и предмету, она бы стала отличной актрисой. Страсть к преподаванию объединяет нас, хотя я могу научить только контрманеврам да брассу.
Паола – удивительная женщина, что отнюдь не помешало мне изменить ей всего несколько месяцев тому назад. Понимаю, вы уже были готовы проникнуться ко мне симпатией, а тут такое разочарование. Что я могу сказать в свое оправдание? Разве что показать фотографию той цыпочки, которая стала виной моего падения. Нет, боюсь, это только ухудшит дело. В общем, ребята, бессмысленно ходить вокруг да около: после одиннадцати лет совместной жизни я попал в банальную ловушку и изменил жене. Жаль, что так вышло, хотя есть кое-какие смягчающие обстоятельства. Но обо всем по порядку. Мы говорили о персонажах.
Лоренцо и Ева. Мои дети.
Волосы Лоренцо вечно торчат в разные стороны. Он ходит в третий класс, где его считают самым тупым. Учительница не знает, что с ним делать, и повторяет мне раз за разом классическую присказку: «На самом деле он может, но не старается». А кроме того, мой первенец еще и сорванец. Паола говорит, что это я виноват – вечно меня не бывает дома, то я в спортзале, то в бассейне. Я с ней соглашаюсь. Но правда заключается вот в чем: у юного Лоренцо совсем другие интересы. Ему нет ни малейшего дела до египтян и того, как они удобряли свою пустыню илом из Нила. Он знать не хочет, куда подевались вавилоняне и ассирийцы, – все время он посвящает своим любимым занятиям. У него их два: игра на фортепиано и разборка дорогих электроприборов. Два невероятно творческих занятия. Подчас довольно проблемных для окружающих.
Фортепиано принадлежало моим бабушке и дедушке, никто никогда на нем не играл, и они, разумеется, тоже. Возможно, оно досталось им по наследству невесть от кого.
Мы живем на окраине, от центра до нашего дома – целая вечность. Однажды в доме, где проживают две мирные семьи, послышались неуверенные звуки, отдаленно напоминающие аккорды. Звуки шли из подвала. Это Лоренцо решил попытать счастья и стать доморощенным пианистом. Сейчас он уже может воспроизвести на слух любую мелодию, доносящуюся из радио. Не стану утверждать, что в моей гостиной проживает сам Вольфганг Амадей Моцарт, но кое-какие надежды мальчик подает.
А вот его второе увлечение всерьез меня беспокоит. Едва научившись держать что-то в руках, Лоренцо принялся разбирать и производить вивисекцию, как заправский патологоанатом. Но свои вскрытия он обычно проделывает над теми предметами, которые еще можно прекрасно использовать. Он разбирает телевизор, посудомоечную машину, мотор моего автомобиля, ленту в столовой, по которой едут детские завтраки, – словом, все, начиная с миксера и кончая ближайшим к дому светофором. Ему действительно нравятся как механика, так и электроника. И вроде бы это полезное и поучительное увлечение, но основная беда как раз в том, что разобрать-то он разбирает, но не более того. Где бы он ни появился – после него остается ужасный бардак и полный хаос, а любой предмет становится деталями мебели ИКЕА, только вот инструкция не прилагается. Одним словом, очевидно, что времени на учебу не остается. Моя жена, как хороший и усердный педагог, очень обеспокоена. А я не очень. Гораздо больше меня тревожит (и очень огорчает), что Лоренцо до сих пор не умеет плавать – он до смерти боится воды. Его способность держаться на плаву не лучше, чем у затонувшего «Титаника». Едва он оказывается в воде, как тут же, без помощи со стороны айсберга, идет ко дну. Вот беда.
Веснушчатая Ева ходит в первый класс. Учителя ее обожают. Когда она вырастет, то запишется в «Гринпис». Она заставила нас взять кучу животных, и теперь мы радостно делим пространство с хромым и косолапым волкодавом (мы зовем его просто Волк), невоздержанным и кусачим белым хомячком (Аличе) и тремя ленивыми и совершенно бесполезными котами, подобранными на улице, которых, разумеется, зовут в точности так, как в диснеевском мультике: Мари, Берлиоз и Тулуз.
Ева – просто настоящий кладезь всевозможных слов. Она ни на секунду не умолкает. Перед тем как перейти к сути вопроса, она напичкает свою речь таким количеством «как» и «почему» и описанием подробностей и обстоятельств, что даже адвокат Перри Мейсон, персонаж известного детектива, не сможет составить ей конкуренцию. Столько пыли вокруг основной мысли не сможет пустить даже он. Уверен, что когда Ева вырастет, она станет политиком или телеведущей, что, в принципе, одно и то же. Ее любовь к природе проявляется во всем: она заставляет нас сортировать мусор настолько тщательно, что в итоге получается гербарий, в котором представлены всевозможные материалы, формы, запахи и цвета. Ева – чудесная, красивая девочка, но не умеет этим пользоваться. Она подключает свою неподражаемую улыбку и восхитительные голубые глаза цвета августовского неба только для того, чтобы убедить ближнего способствовать ее гражданским порывам. Вместо «чао» она обычно говорит «мяу», что дает ей право утверждать, что в прошлой жизни она была кошкой.
Иногда она все-таки вспоминает, что ей всего шесть с половиной, и залезает на меня, пока я лежу на диване, и ластится и смотрит мультфильмы. В такие моменты время замедляется и, наконец, останавливается совсем. Говорят, что никого на свете не любишь так, как собственного ребенка. Ради детей сворачивают горы, о них пишут песни. И это правда. Когда Ева бежит мне навстречу или залезает к нам под одеяло, потому что за окном гремит гром, мое сердце поет, морщины разглаживаются, и я снова чувствую себя, как двадцатилетний мальчишка.
Это лучшее лекарство на свете.
Еву обожает еще один герой этой истории. Самый внушительный герой. Мой тесть Оскар.
Несложно представить, как выглядит Оскар: он безумно похож на Альдо Фабрици[3] – те же округлые формы, та же походка, он точно так же ворчит и бормочет себе под нос. Его жизнь поделена на две половины: до и после несчастного случая. Лет десять назад его тишайшую и милейшую на свете жену, Витторию, сбил какой-то придурок. Она как раз вывела пописать вечно голодного домашнего любимца, лабрадора Джанлуку.
Оскар не может простить себе, что не отправился в тот вечер на прогулку сам: застрял перед телевизором, смотря футбольный матч, и, между прочим, Италия тогда проиграла Дании со счетом 2:0. Он часто об этом вспоминает.
С тех пор мой тесть сильно изменился. Первые несколько месяцев он сильно переживал, а затем стал более общительным, начал читать романы и превратился из обычного пекаря в настоящего философа, политика и проповедника. Каждый вечер он обращается к своим покупателям, точно кандидат в депутаты, выступающий с кафедры:
– Друзья мои! Я расскажу вам, как наладить нашу жизнь! Я понимаю, как поднять Италию с колен, лучше всяких политиков. Только дайте мне точку опоры, и я вам покажу. Пункт первый: упорядочим государственные счета. Все проще простого: захватим Сан-Марино и Ватикан. Это будет бескровное вторжение. Все равно у одних только-то и есть, что четыре солдата с гигантскими перьями на головах, а другие только и могут, что собирать марки. Вторжение займет всего пару минут: освободим собратьев и нацепим на купол Святого Петра итальянский флаг. Папе отведем роль представителя, придумаем для него какое-нибудь бесполезное министерство, вроде Министерства по религиозным делам. А сами конфискуем все Божье добро, что лежит в Ватикане. Немного поделимся со странами третьего мира – так мы станем популярней, – а остальное пополнит финансы нашей страны. То же провернем и в Сан-Марино. Оформим его в собственность и сбагрим китайцам. Собор Святого Петра выставим на аукцион и посмотрим, кто больше предложит. Представляете, сколько бабок заработаем? Но самое главное, чтобы Италия потом опять не села в лужу. Купим железные ошейники и будем их надевать на всех, кто не платит налоги. Так, глядишь, все и наладится. Потом перейдем к переустройству Рима. Непростой городишко, что и говорить. Сначала придется с пробками разобраться. Но и тут есть отличное решение – можно же Тибр заасфальтировать! И почему до сих пор никто до этого не додумался? Ведь это так просто! Сделаем хорошую дорогу да пустим вокруг Тибрского острова окружную, и все дела!
