Она затянулась, закрыв глаза. На губах легкая улыбка. Дым медленно выходит из ноздрей. И это меня особенно взбесило.
— Твою мать! Чертова гордячка! Тебе детей кормить надо, а ты тут что из себя изображаешь?! — зашипел я на нее злобно. — Ты в зеркало себя видела? У тебя кости торчат, кожа прозрачная! Ты на мумию похожа! Тебе нечего жрать! А ты в гордость играешь?! Я пожалуюсь на тебя и заберу детей! Мы заберем детей! Ты моришь их голодом!
Она чуть повернула голову и тихо, почти шепотом произнесла:
— Билл не признал детей.
Почему-то когда это же сказала мама, я совершенно не придал услышанному значения. Мне казалось это бредом. Я сомневался. Сомневался до последнего пока ехал к ней. Билл не мог не признать своих детей. Если он их не признал, значит тут что-то не так. Билл никогда ничего просто так не делает, если он сомневался, то... А сейчас… Это наши близнецы. Наши! Это не нагулянные дети, они наши, родные! И теперь я смотрел на нее и не мог поверить в услышанное. Я ущипнул себя за ляжку, желая как можно быстрей проснуться. Я не спал. Я обеими руками прочистил себе уши, в надежде, что ослышался.
— Билл не признал детей? — переспросил на всякий случай.
Она качнула головой.
— Он в своем уме?
Пожала плечами.
— Он охуел? — Бред! Бред! Ну это же бред! Самый настоящий бред! Как он мог не признать собственных детей?! — Я ничего не понимаю, Мари. Ничего… Мне кажется, что у меня бред, что я сплю, что это все не про меня… Я был у Билла… Я привез вам подарки, я таскал их через всю Азию, через полмира. Я думал, что меня разыгрывают. Я все ждал, когда же дверь откроется, и ты появишься. Ты и эта чертова съемочная группа, которая расскажет, что меня снимала скрытая камера.
— Успокойся. Такое бывает. Зря что ли все сказки заканчиваются свадьбой. И никто не знает, каково это жить принцессе рядом с ее принцем.
— Мари…
— Когда я спросила, как Билл хочет записать детей, какое имя дать, он ответил, что я могу дать им имя их отца, а он никакого отношения к ним не имеет и иметь не собирается. — Она говорила спокойно, без эмоций, как говорят о давно умершем родственнике. — Я забрала детей и переехала в первую попавшуюся квартиру, спасибо Гордону, что помог с машиной, и твоей маме, что приютила нас на несколько дней. Билл заблокировал мою кредитку, потому что не собирался более содержать нас. Ты ведь знаешь — у меня ничего и никогда не было своего. Все было куплено им — квартиры, дома, машины, счета в банках — всё принадлежало ему, он зарабатывал, он распоряжался…
— Он всегда называл тебя женой!
— Я никогда ею не была. Я даже не могу подать на раздел имущества и алименты — я ему никто.
— Можешь! Куча народу подтвердит, что вы жили вместе! Вы вместе уже тринадцать лет! — От бессилия хотелось выть. — Да это же доказать в суде, как нечего делать! Можно же провести генетическую экспертизу и установить отцовство!
— Я не хочу… Ничего не хочу…
— Но, Мари! Ради детей!
— Я ничего не хочу ему доказывать, Том. Ты видишь, чьи это дети?
Я кивнул, опуская взгляд. Мари нервно повела плечом. Тихо повторила:
— Он зарабатывал — он распоряжался, а мы ему никто. После этого у меня пропало молоко. Совсем пропало. Вечером были полные груди, а ночью ни капли… Мне действительно, Том, нечем кормить моих детей. Мне надо дотянуть до начала следующего месяца. У меня будет первый гонорар. Еда у близнецов есть… Спасибо твоей матери.
Мари бредила! Она сошла с ума! Спятила! Мой брат никогда бы не сделал такого!
— У нас все хорошо, — устало терла она виски. — У нас. Все. Хо-ро-шо, — по слогам, как гипноз.
— Ни хуя у тебя не хорошо! Почему? Почему? Объясни мне! У вас же все было хорошо! Меня не было три месяца, а как будто три года где-то шлялся! Всего три месяца! Что произошло за это время?! ЧТО?! Скажи, что произошло?! — Я схватил ее за плечи и тряхнул. Хотелось сжать руки и раздавить ее. Скомкать, выбросить эту жалкую копию моей Мари. — Что произошло за три месяца моего отсутствия? ЧТО?! Я же звонил! Я звонил тебе несколько дней назад, и ты говорила, что у тебя все хорошо! Ты мне лгала? Мне все лгали? Зачем? Что произошло, Мари?!
— Я не хотела тебя расстраивать, Том. Я же знаю, что такое гастроли, не хотела, чтобы твоя голова была еще чем-то забита, кроме работы. К чему тебе все эти сложности?
Я бессильно взвыл и треснул кулаком по столу. Чай пролился.
— Как ты думаешь, мне много дадут, если я его убью?
Она усмехнулась.
— Не думаю, что он того стоит.
Я нервно закурил, заметался по кухне.
— Ты ведь знаешь, что он последние несколько лет гулял? — спросила бесцветно.
Я смотрел ей в глаза, не зная, что ответить. Я знал, что Билл гулял. Он крутил романы с каждой проплывающей мимо юбкой. Я знал, что он стал агрессивным, даже мне временами было неприятно с ним общаться. Я все ждал, когда же он перебесится, пытаясь защитить его перед Мари и оградить ее от разочарования.
— Мы несколько раз пытались расстаться, — так и не дождалась она от меня ответа. — Сходились, расходились. На людях мы были все той же чудесной парой, а дома… Потом вроде бы все потихонечку наладилось. Психолог говорил, что у него кризис, надо переждать, поддержать, вытерпеть, это пройдет, просто сейчас трудное время и ему как никогда нужна поддержка. Я терпела… И вот вроде бы все начало налаживаться… Мы перестали ссорится, Билл стал нормально себя вести, перестал безостановочно пить, стал ночевать дома, он стал прежним, понимаешь, Том? Как-то я проезжала мимо студии и решила зайти… А там он и эта…
Она совсем не дышала. Голос дрожал. Мое сердце бешено колотилось в груди и кончиках пальцев. Она как будто была наэлектризована, меня трясло от нахождения рядом с ней.
— Тогда я вернулась домой, собрала вещи и уехала в гостиницу. На следующий день я узнала, что беременна. К вечеру пришел Билл, мы поговорили. Он был очень рад, просил простить, вернуться. Сказал, что мечтал о детях, что счастлив, что все в прошлом… Ты же знаешь, что во время беременности я несколько раз лежала в больнице? А в один непрекрасный день я неожиданно вернулась домой, а там голая девица в моей постели. Билл разорался… Как будто я не домой к себе вернулась, как будто подстроила… У меня на нервной почве начались преждевременные роды… Он опять пришел в больницу, упал в ноги, долго винился, я долго сопротивлялась, отказывалась… Говорила, что все кончено. По интернету я уже и квартиру себе подыскала, куда пойду после больницы… Но Билл уговорил меня… Двое суток, Том… Он выдержал только двое суток… Дети орут, Билл орет, я разрываюсь на части… Слово за слово, мы поругались. Он начал говорить, что я нагуляла этих детей, а теперь хочу повесить на него. Я не стерпела, дала ему пощечину. Он развернулся и со всей силы ударил меня по лицу. Я видимо от удара потеряла сознание. А когда пришла в себя, дети орали в две глотки, а в доме никого не было.
Она долила себе в чашку еще воды и насыпала немного кофе. Я, ошарашенный, смотрел на нее, как на приведение.
— А почему ты ничего не сказала?
— Потому что это очень унизительно и мерзко. Да и ты все отлично знал, только выгораживал его постоянно. Я пыталась все эти годы что-то сделать. Ходила к психологам, думала, что что-то не так во мне, что-то придумывала, старалась… Любовь проходит, Том. Такое бывает. Просто у Билла она прошла быстрее…
Я качнул головой.
Мы несколько минут сидели молча.
— Что ты молчишь? — спросила тихо.
— Слова подбираю, — буркнул я, глядя перед собой.
— Какие?
— Цензурные.
— Ааа, — протянула.
И снова наступила тишина.
Минут через пять она заторможено повернулась ко мне и жалобно попросила:
— Поможешь мне переехать? Там пригород, воздуха больше, парк через дорогу, квартира, правда, меньше…
Я еще раз обвел взглядом малюсенькую кухню.
— Тут пока будешь жить. Даже нет, не тут. Тут страшно и небезопасно для тебя и детей. Я найду для вас нормальное жилье.
— Том…
— Не спорь со мной, пожалуйста. Неужели ты думаешь, что я позволю своим племянникам жить в нищете после того, как сам из нее с таким трудом выбрался? Только, Мари, дай мне слово, что не уедешь никуда, не сбежишь и позволишь мне общаться с вами?
Она вздохнула.
— Я не возьму у тебя денег.
Я накрыл ее руки своими и улыбнулся:
— И не надо. Просто позволь мне заботиться о тебе. Ты мне все-таки не чужая. Ты мать моих… — Я запнулся, думая, как бы сказать. Потом меня осенило: — Ты мать моих мальчишек.
Она закусила губу, борясь со слезами. Фыркнула недовольно, отвернулась.
— Я сейчас в таком хреновом положении, что даже не могу тебе отказать.
Я, не выпуская ее ладони, обогнул маленький стол и опустился перед ней на корточки.
— Знаешь, вот теперь у тебя действительно все будет хорошо. Я вернулся, Мари. Я больше никому не позволю тебя обижать.
