- Привет малыш. – ответил он. – Давно тебя не слышал. Как ты?
- Я хорошо.
Скоро я научусь лгать более уверенно. Ведь не могу же я каждому встречному спрашивающему как дела – отвечать – Все отлично, но скоро я умру.
- Голос у тебя не очень веселый.
Вот подлец, он до сих пор помнит все мои интонации. Когда мне грустно, когда мне весело, но как так? Неужели так сильно любил?
- Тебе показалось. - Вновь солгала я. – Оставим. Я по делу.
Митя усмехнулся.
- Ого… спустя столько лет. Наверно очень важное дело.
- Очень важное. Мы можем поговорить?
- Да. Когда ты хочешь.
- Через час. На нашем месте.
Митя минуту молчал. Наше место это уединенная лужайка на берегу озера, скрытая от посторонних глаз диким кустарником. Именно там мы впервые познали страсть. Там я стала его женщиной, в его машине, на заднем сидении.
Я почувствовала, как он напрягся. Думает. Решает, идти или не идти.
- Хорошо. – вдруг выдохнул Митя. – Через час.
Вот так легко я ворвалась в свое забытое прошлое. Он меня помнил. Он меня ждал.
Через час я уже парковала машину в лесочке, в стороне от дороги.
До нашего места, пешком идти было не более пяти минут. Сложность была лишь в том, что для этого надо было пройти по краю берега, круто обрывающегося вниз, и я точно знала, что именно в том месте дна не было, что всегда так тревожило меня. Я шла и боялась даже представить что могу упасть вниз, могу оказаться в воде, одна и никто мне не поможет.
Еще один мой страх из детства, который я никогда даже не буду пытаться побороть, просто потому, что он связан с моей умершей сестрой, и мне кажется эта фобия, мой способ сохранить ее в сердце.
Мы были совсем девчонками, когда она решила научить меня плавать. Мы доплыли на старом надувном матрасе до середины озера. Как сейчас помню ее задорный смех.
- Ты готова?
- К чему?
- Сейчас я научу тебя плавать. – Улыбнулась Наташа.
- Я не хочу учиться плавать. – Буркнула я.
- Ну как это не хочу. Вода это же стихия. Из нее все зародилось. Ты должна уметь плавать, иначе не сможешь почувствовать полную свободу.
Она всегда была такой умной. Мама говорила, что когда Наташа вырастет она станет философом. Она много читала, а затем по навеянному пыталась записать свои мысли в тетрадь. Я до сих пор храню ее - старая, потрепанная, она как частичка Наташиной души. Давно угасшей, но всегда живой.
Наташа писала стихи и постоянно витала в облаках. Она была нашим ангелом.
Но в то время я жутко ненавидела ее. Мне казалось, что некоторые вещи, которые происходили в нашей жизни, она делает мне назло. Вот и тогда. Не думала она о моем умении плавать, она хотела лишь доказать самой себе, что старше, мудрее, и опытнее, а я всего лишь маленькая глупая девочка, которая должна во всем ее беспрекословно слушаться.
И вот мы дрейфуем с ней на легких волнах, посредине черного озера. Она смотрит на меня улыбаясь, и вдруг берет мои руки, и сталкивает в воду.
Что испытала я в тот момент? Ужас? Страх? Панику? Нет! Я испытала лютую ненависть. Ненависть такую, что закипела во мне черной кровью, затуманивая сознание. Но вместе с этим я ощутила дикое желание жить. Говорят что у детей нет инстинкта самосохранения, они не боятся опасности. Но во мне он был. И в тот момент я отчетливо поняла, что если сдамся, то темные воды глубокого озера поглотят меня навсегда. Безжалостно утянут в пучину бесконечного мрака.
- Плыви, - смеясь подбадривала меня Наташа.
И я поплыла. Отчаянно работая руками и ногами. Задыхаясь и отплевываясь.
Наташа плыла рядом и продолжала меня подбадривать. Но я не слышала ее. Вернее сказать не слушала. Мне было не видно, рядом она или нет. Мне было все равно.
Изредка я останавливалась и пыталась осмотреться, далеко ли до берега. Пыталась коснуться ногами дна. А когда понимала что плыть еще далеко, а дно подо мной не менее пятнадцати метров, меня охватывало новое чувство ненависти, вновь тело наполнялось силами и я принималась яростно грести, еще быстрее, еще отчаяние.
И вот долгожданный берег. И вот долгожданное дно. Вымотавшись без остатка, я, выползла на берег, и упала навзничь, зарывая лицо в грязь и ил. Меня разрывало от отчаянных рыданий, но сил не было даже закричать.
Наташа вышла из воды и остановилась рядом.
- Ты молодец. - С гордостью сказала она. – Я знала, что ты сможешь.
Но вместо того чтобы поблагодарить ее, я подняла к ней измученное лицо и прошипела сквозь зубы, вложив всю свою злобу в одну только фразу.
- Я ненавижу тебя.
Наташа вздрогнула, но все же натянуто улыбнулась.
- В тебе сейчас говорит обида. Позже ты скажешь мне спасибо.
- Уйди. Я не хочу тебя больше видеть. Я не скажу маме, но не потому, что хочу оградить тебя от наказания, а лишь потому что не вижу смысла в ябидничестве. Жизнь потом накажет тебя. Ты за все ответишь.
Наташа отшатнулась от моих слов как от удара. Мне даже самой показалось, что в тот момент я ударила ее по щеке, и она вдруг стала багрово красная. Не выдавая все же истинных эмоций, Наташа тихо попросила прощения, и ушла. А я осталась один на один со своим пережитым кошмаром.
Несколько ночей я не спала. Мне все казалось, что я плыву, плыву, и вдруг кто-то начинает тянуть меня ко дну. Тянуть меня в бездну. Точно так же как тянет меня в бездну моя нынешняя болезнь.
Через год Наташа заболела. Она угасла прямо на глазах. Никто не мог ей помочь. Она не плакала и не жаловалась на судьбу. Она обречено ждала. Так же как и я сейчас.
Тогда она и отдала мне свою тетрадь. И даже сейчас, перечитывая исписанные красивым почерком страницы, мне кажется что я слышу ее голос. Милая, моя, родная сестренка. Как я жалею о своих словах. Как хочется забрать их обратно, но время украло у меня эту возможность.
Время прошло, но сердце до сих пор сжимается в тиски, когда я вспоминаю как вбежала к ней в комнату, под впечатлением от написанных ею последних стихов. Она будто спала. Я бросилась к ней, села на край кровати и крепко, крепко обняла. Она не пошевелилась. Тогда я поцеловала ее в висок и тихо сказала:
- Я прочитала все. Ты мой гений. Ты мой свет.
Наташа оставалась неподвижной.
Как я поняла все своим глупым не созревшим мозгом? Не знаю. Я потрогала ее руку, она оказалась холодной. Я поцеловала ее губы, они оказались сухими.
- Наташ. – жалобно простонала я. – Ты хочешь оставить меня? Почему? Ты разозлилась на мои слова? Но ты же знаешь, это не правда. Я люблю тебя. Очень люблю. И мама любит… И папа… И все, все… очень любят! Открой пожалуйста глаза! Если ты хочешь я научусь плавать! Я научусь всему, что ты пожелаешь…. Только проснись… Проснись!
Я обнимала ее и трясла за плечи, а она не реагировала.
На мои крики в комнату вбежала мама. Увидев, как я рыдаю над сестрой, она громко крикнула папу, Он вбежал, молча схватил меня в охапку и вынес из комнаты. А я выла, визжала и брыкалась изо всех сил, пытаясь вырваться и вернуться обратно. Я знала, что должна быть с ней. И понимала, что больше никогда ее не увижу.
Наташа больше не проснулась. В тот день она уснула навсегда… В тот день, наша семья опустела. Словно из здорового тела кто-то безжалостно вырвал скелет, и все вокруг вдруг превратилось в бесформенную массу, живущую без цели, без смысла. Тогда я поняла, что она была нашей путеводной звездой. Без нее мы все опустели.
И вот спустя много лет, я иду вдоль берега. И вероятно мои сегодняшние мысли схожи с ее мыслями. О чем она думала в свои последние дни. О чем мечтала? Хотела ли жить дальше? Или была так измучена, что жаждала лишь покоя? Я никогда не ходила к ней на могилу. Родители оберегали меня от встречи со смертью. Меня не было на похоронах, и на то время пока дома шли приготовления, меня отправили к двоюродной бабушке. А тот день, когда я плакала у ее постели, остался для меня последним проведенным рядом с ней. Для себя я решила – я не видела как ее похоронили, значит она жива. Так было легче. Так не было больно.
Я шагнула на узкую тропинку, и глянула вниз. Несколько мгновений я пыталась вспомнить знакомое чувство паники, но его не было. Я видела только темную гладь воды. Кривые, уродливые корни, торчащие из земли и переплетающиеся между собой в хаотичном порядке.
Митя наверняка уже ждет меня. Интересно, что он подумал, когда я позвонила? Подумал наверно что я сумасшедшая, или еще хуже, что отчаявшись от одиночества, бросаюсь ему на шею в своей самой последней надежде.
Быстро прошмыгнув между деревьями, я оказалась на нашей поляне. Я оглянулась. Вокруг все оставалось неизменным. Те же кустарники, плотным забором окружали наш уютный кусочек забытого рая. Три березы, растущие посередине. Только наш шалаш, который Митя соорудил собственными руками, значительно пострадал от времени. Крыша его давно сгнила, остался только ветхий каркас.
