— Я не могу так больше!!! — завопил я. — Не могу-у-у!!! Ты мерзкая сука, ты курва! Будь проклят тот день, когда я встретил тебя!
— Он целовал меня и трогал. Его пальцы устремлялись в меня — он вводил их во влагалище и в анальное отверстие. Шевелил ими и удовлетворённо посмеивался. Посмеивался, потому что торжествовал своей беззастенчивостью над моей покорностью и наготой.
— Тварь! — скрипел я зубами. — Гадкая ненавистная тварь!
Я повернул руль и съехал на обочину. Остановился, заглушил мотор, потом выскочил из машины и, обежав её, открыл дверцу со стороны жены.
— Он стал лизать меня! — крикнула она, широко открытыми глазами следя за моими движениями. — Слюна текла по его языку, по губам, по подбородку, и он обмазывал меня ей.
Я схватил её за волосы и рывком вытащил из машины. Она упала на землю, прямо у моих ног. Я прицелился и ударил её ногой в голову. Жена охнула и уткнулась лицом в траву. Я стал бить её по бокам и голове.
— Ты не заслуживаешь человеческого отношения! — шипел я, нанося удары. — Ты — животное! Ты грязное и мерзкое животное!
Жена стонала и робко пыталась закрываться руками. По хлюпающему звуку, с которым ботинки опускались на её лицо, я понял, что оно полностью покрылось кровью.
— Сука! — выкрикнул я последние звуки своего возмущения и, обессиленный, повалился на траву.
Меня душили слёзы. Я не пытался их сдерживать. Зарывшись лицом в грунт, я заплакал.
По дороге мимо нас проезжали машины. Из них доносилась музыка, а из некоторых — громкий смех. Пустая пивная банка, выброшенная кем-то, задребезжала по камням и остановилась в метре от меня.
Жена приподнялась на руках и переместилась в сидячее положение. Тяжело подползла ко мне.
— Перестань, — провела она ладонью по моим волосам. — Не плачь.
— Что ты со мной делаешь?! — всхлипывал я. — Я слабый, я не могу так. Ты издеваешься надо мной!
— Что ты, что ты! — гладила она меня. — Как ты можешь думать такое?
Я привстал и потянулся к ней губами. Она не отстранилась. Наши рты сомкнулись, мы стали всасываться друг в друга. Я чувствовал языком её кровь — какой вкусной была она! Я слизывал её с лица жены, а она вытирала мои слёзы.
— Ты не любишь меня, — горестно выдавил я.
— Неправда! — тут же возразила она. — Я люблю тебя больше всего на свете. Я никого и никогда не любила так, как тебя. Да ведь и ты меня любишь, да?
— Я безумно люблю тебя! — всхлипнул я.
— Это и есть любовь, — сказала она. — Любовь мужчины и женщины. Просто любовь.
На заднем сиденье лежал баллон с минеральной водой. Мы умылись ей.
Сели в машину. Я завёл мотор.
— А потом, — мечтательно улыбнулась жена, — мы встретились с ним ещё раз…
Муж купил набор ножей. Сталь гладкая, рукоятки удобные. Семь штук — от небольшого ножика для декоративной нарезки фруктов до огромного мачете, которым удобно разделывать мясо. Вика глядела на них, трогала. Ножи повесили в кухне над столом, на небольшом деревянном щите. Они смотрели остриями вниз, такие холодные, ожидающие. Каждый раз, заходя в кухню, она проводила пальчиками по чарующему металлу, и холод его заставлял её сердце замирать.
Когда в гости пришли Головачёвы, стол решили накрыть в зале. Алина держалась молчаливо, супруг её напротив — был весел и многословен. Вместе с мужем Вики он изрядно выпил, они рассказывали анекдоты, истории из трудовых будней и всячески демонстрировали друг другу расположение.
На балконе, куда они выходили курить, смех делался громче — видимо истории, которыми они делились наедине, приводили их в совершенный восторг своей запредельной пошлостью.
Вика положила ладонь на коленку Алины и приблизила губы к её щеке. Алина смутилась.
— Они увидят, — пыталась она отстраниться.
— Один поцелуй.
— Не здесь. Позже.
Уводя пошатывающегося мужа домой, на пороге Алина стрельнула в Викторию беспокойным взглядом и едва заметно кивнула.
Вечера проходили в тишине и скуке. Поджав ноги, Вика сидела в кресле и читала под свет настенной лампы. Муж пытался играть в воровскую игру — водил ножом между расставленными пальцами. Разделочная доска под его ладонью покрывалась вереницей игольчатых отметин.
— Порезался! — усмехнувшись, приподнял он руку.
Вика молча достала из подвесного шкафа флакон с йодом, подсела к нему. Кровь набухала на пальце густо-багровой каплей, ещё мгновение — и скатится на пол.
— Слижи её, — попросил он вдруг.
Она не отреагировала. Положила клочок ваты на горлышко флакона. Перевернув его, пропитала вату йодом и прислонила к порезу.
— Нужен импульс, — оправдывающимся тоном говорил муж, — искра. Мы так завянем, растеряем очарование непосредственности. Угаснем, чёрт возьми!
— Не выдумывай! — встала Вика из-за стола. — Прижми и подержи какое-то время.
С Алиной они встретились в кинотеатре. Была середина дня, в фойе у игровых автоматов топталась кучка подростков, в зале же оказалось всего пара десятков зрителей. Они купили билеты на диван, свет погас, сеанс начался. Девушки целовались и трогали друг друга между ног.
На экране белокурой девочке связывали руки. Суровые мужчины распластали её на вращающемся диске, метатель ножей надел на глаза повязку, в руке его блеснуло лезвие, через секунду кинжал вонзился в дерево рядом с хрупкой девичьей шеей. Алина вздрогнула.
— Смотри, смотри! — шепнула она. — Сейчас он бросит ещё.
Вика перевела взгляд на экран. Ножи втыкались в древесину, диск вращался, девочка дрожала, метатель ликовал.
— Когда я была маленькой, — рассказала Алина, — у меня был перочинный ножик с инкрустированной разноцветными камешками рукояткой. До сих пор жалею, что потеряла его.
— Давай проведём отпуск вместе, — кусала её за мочку уха Вика. — Где-нибудь в Таиланде, в Малайзии.
— Муж не отпустит меня. Он даже в кино отпускает меня неохотно.
Встречаться становилось всё труднее. Вроде бы ничего особенного, вроде бы выйди на улицу и иди куда хочешь, но постоянно возникали препятствия. Мужья тянули их на какие-то мероприятия, где они не пересекались, ничтожные домашние заботы связывали руки, да и работа — она отнимала всё время. Глупая, бессмысленная работа.
В ресторане они сделали скромный заказ. Отпивали из бокалов вино, смотрели друг другу в глаза и смущённо отводили их. Чтобы не заметили окружающие.
— Мясо недожаренное, — жаловалась Алина, раздирая непослушные тягучие волокна.
— Ты неправильно пользуешься ножом, — подсказала Вика. — Смотри, как надо.
Она положила ладонь на руку Алины и уверенно провела ножом по мясу. Кусочек его отделился от бесформенной целостности и одиноко замер у края тарелки.
— Ножи любят уверенность и силу, — Вика отпустила ладонь подруги и подалась назад, прислонившись спиной к спинке стула.
Они шли по набережной. В мёртвой зоне между фонарями — несколько неосвещённых метров — целовались. Вика трогала подругу за ягодицы, обеими руками, грубо, алчно. Алина смущалась. Отношения с Викторией были первым искренним поступком в её жизни, эта искренность пугала.
Пугала и необратимо втягивала. Ласки мужа казались ей теперь вульгарными, ничтожными. Да и сам он, с капельками пота на лбу, со слюнявыми губами, с волосатой грудью и спиной, становился всё более неприятным.
— Какой из них тебе нравится? — спросила Вика, показывая на ножи.
Они с Алиной пили чай. Весь вечер — в кои-то века! — был свободен. Был их. Ни мужей, ни забот.
— Вот этот, — дотронулась Алина до одного из ножей.
— О, такой длинный! Ты любишь, чтобы было подлиннее?
Алина рассмеялась.
— Размер никогда не имел для меня большого значения, но этот длинный… он более самоотверженный, целенаправленный. Он словно демонстрирует всем своим видом готовность проникнуть в тебя.
— А мой любимый вот этот, — показала Вика на более короткий и толстый. — Длинные всегда пугали меня, а в этом толстячке я вижу что-то ласковое, игривое. Он такой весёлый, шаловливый, так и хочет задрать тебе юбку.
Ножи они взяли с собой в постель. Вылизали друг друга с ног до головы. Разгорячённые, водили холодными лезвиями по телам. Кожа прогибалась под нажимом стали, ножи поблескивали.
— Хочу любить тебя всю! — бормотала Вика, втыкая нож Алине в живот.
Та хрипела, смеялась. Извивалась на простыне, обильно окропляя её кровью, и заносила руку для удара.
— Я желала, стремилась… — нож входил Виктории в грудь.
Вика стонала. Стон переходил в вой.
— Быть с тобой всегда и не желать большего… — металл пронзал Алину.
— Ты пришла и будешь… Ты моя! — лезвие вспарывало тело Вики.
Их губы сблизились. Кровь струилась изо рта, они размазывали её языками по подбородкам и всаживали друг в друга ножи.
