Джаспер Блэк мотнул головой в сторону двери, откуда доносился стук.
— Это они там? — сказал он.
— Они первые начали.
Джаспер Блэк опять нахмурился, а потом стал смеяться.
— Молодец, — сказал он.
— Да, на самом деле я молодец, так что не рассчитывайте ни на какие извращения.
Джаспер Блэк усмехнулся.
— Даже и не думал, — сказал он.
— Мой муж работает в отделе по обезвреживанию взрывных устройств, вечером его вызвали на работу, и я жду, когда он вернется домой.
— Обезвреживание взрывных устройств, — сказал Джаспер Блэк. — Красный провод или зеленый, да? Да уж, работка не из легких.
Я вскрикнула, когда он сказал про красный и зеленый провод, не могла сдержаться.
— О господи, — сказал он. — Простите, ради бога, не знаю, как с языка сорвалось. Господи, иногда я такой придурок, что хочется сквозь землю провалиться.
— Вы не виноваты. Я сама сегодня как бомба, вся на нервах, вот-вот взорвусь. Такое чувство, что в любую минуту могу сорваться.
— Бедная, — сказал он.
Он положил руку на мою руку, и я вздрогнула.
— Прошу заканчивать, — сказал хозяин.
Он не шутил. Через пять минут нас выставили из паба, и грохот из мужского туалета затих, когда бармен запер за нами дверь.
— С ними там ничего не случится? — сказал Джаспер Блэк.
— С вашими приятелями?
— Да.
— А вам не все равно?
— Все равно.
— Ну и отлично.
Мы стояли и смотрели друг другу на обувь. Шел дождь. Это же Лондон, Усама, так что, если я забуду сказать про погоду, ты просто представь себе, что холодно и дождливо, сильно не ошибешься.
— С вами ничего не случится? Я что-то за вас волнуюсь.
— Вы за меня волнуетесь? Да вы меня совсем не знаете. Вас мои проблемы не касаются.
— Есть еще такая штука, называется сочувствие, — сказал он. — Мы должны друг друга поддерживать. У вас тяжелая ночь. Может, разрешите мне хотя бы проводить вас до дому?
— Не разрешу, потому что у меня нет дома. У меня квартира.
— Тогда до квартиры.
— Это рядом, за углом. Не беспокойтесь за меня, со мной ничего не сделается. Приду домой, поставлю чайник.
— Где вы живете? — сказал он.
— Веллингтон-Эстейт, на углу Веллингтон-роуд. С мужем.
— Забавно, — сказал Джаспер Блэк. — Вы живете прямо через дорогу от меня. Мне видно Веллингтон-Эстейт из окна.
— Спорим, на цену вашего дома это не повлияло.
— Уверен, что внутри очень симпатично, — сказал он.
— Сойдет. Во всяком случае, у нас окна не выходят на Веллингтон-Эстейт.
Он улыбнулся.
— Пойдем в ту сторону вместе, — сказал он.
Мы пошли, и он обнял меня за плечи. Я не знала, как ему помешать. Я думала, может, он просто добрый. Я боялась, вдруг мой муж пойдет мимо и увидит, как мы идем. Я боялась, что мой муж взорвется. Да господи, я просто боялась.
Когда мы дошли до дому, машины мужа не было на улице. В нашей квартире свет не горел, было ясно, что он еще не вернулся.
— Он еще не вернулся.
Не знаю, зачем я это сказала. Как глупо. Не знаю, зачем я вообще разговаривала с Джаспером Блэком, он ведь даже не сказал мне, как его зовут.
— Ваш муж еще не вернулся? — сказал Джаспер Блэк.
— Да. Окна темные.
— Может, зайдем ко мне? — сказал Джаспер Блэк. — Я вам заварю кофе.
— Я не пью кофе.
— Ну чаю, — сказал он.
— Нет, спасибо. Мне уже пора домой.
— Да зачем? — сказал он. — Вас же там никто не ждет.
— Похоже что нет.
Хотя там меня ждал мой мальчик. Но я не могла сказать ему про это, как я могла? Я не могла сказать ему, что пошла в паб и бросила единственного сына совершенно одного в пустой квартире. У меня могли бы отнять ребенка. В смысле социальная служба. Так что я замерла. Я не знала, что делать. Дождь шел все сильнее, а я так нервничала, что не могла говорить, даже думать не могла. Джаспер Блэк сделал все за меня.
— Тогда пойдемте, — сказал он. — Пойдемте ко мне. В таком состоянии вам нельзя оставаться одной. Хорошая чашка чаю вам не помешает, я настаиваю.
Джаспер Блэк так и не налил мне этой чашки чаю, Усама. Мы пошли к нему домой, и оказалась, что это одна из тех георгианских жемчужин. Очень милый домик, внутри все опрятно, наверно, к нему приходила уборщица. Его дом стоял через дорогу от нашего, метрах в пятидесяти сзади. Насчет этого он не соврал. В гостиной он поставил какую-то ньюэйджевскую музыку с монахами и без ударных. Он сказал, что музыка меня успокоит, но ничего она не успокоила. Я все смотрела в окно, выглядывала, не вернулся ли муж.
— Моя девушка уехала, — сказал Джаспер Блэк.
— Ага.
— Да, — сказал он. — Она в Париже.
— Очень мило. В отпуске?
— По делу. Мы журналисты. Она пишет о парижской Неделе моды. Ее зовут Петра Сазерленд. Может, вы что-нибудь из ее работ читали?
— Мм?
— В «Санди телеграф», — сказал он. — Мы оба работаем в «Санди телеграф». Там мы и познакомились.
— Очень мило. Слушайте, я не знаю, что я здесь делаю, наверно, я сошла с ума, пожалуй, я пойду домой.
— Пожалуйста, не уходите так рано, — сказал Джаспер Блэк. — Ради вас же самой, останьтесь еще немного, дайте я помогу вам успокоиться.
— Вы не понимаете.
— Нет, кажется, понимаю, — сказал он.
Он стал гладить мою шею, так мягко и ласково. Меня как током ударило, я так и чувствовала, как электричество пробегает вверх-вниз по телу. Он очень нежно раздел меня, а я стояла и дрожала, а потом он тоже разделся, полностью.
— Это совсем на меня не похоже.
— И на меня тоже, — сказал он. — Господи, у вас такая красивая грудь.
— Что вы сказали?
— Что у вас красивая грудь, — сказал он.
— А. Муж не так ее называет.
Он отвел меня в спальню, и мы легли на кровать, и занимались сексом, и все было так ужасно нежно, и мне казалось, что я переливаюсь через край, это было так приятно, я все время проплакала.
Когда я вернулась домой, мужа все еще не было. Я налила себе ванну и лежала в ней, так что из воды высовывались только глаза и нос. Ни о чем особенно не думала. Когда вода остыла, я надела розовый халат, обернула голову полотенцем и пошла посмотреть на моего мальчика. Он был такой мирный. Мне тоже стало так мирно, я легла на пол рядом с его кроватью и уснула. Когда я проснулась, комнату заливал розовый свет солнца сквозь занавески. Я услышала, как в двери поворачивается ключ мужа, и пошла встретить его в гостиной.
— Как прошло?
Муж пил свою «Знаменитую куропатку». Он поднял на меня глаза.
— Я же здесь, верно? — сказал он.
Я ему улыбнулась:
— Да, милый. Да, ты здесь.
Он лег спать не раздеваясь. Я легла рядом с ним, положив руку ему на грудь. И слушала, как он дышит. Я была очень счастлива и ни о чем таком не думала.
Тебя называют ЗЛОДЕЕМ, Усама, но, как я уже говорила, я в это ни капли не верю. Я видела тебя на твоих видеозаписях. У меня от тебя мороз по коже, а вид у тебя как у джентльмена. Мой муж был хорошим человеком, и джентльменом тоже. Он бы тебе понравился. Может быть, тебе стоило подумать об этом, перед тем как его взрывать. Говорят, ты веришь в рай. Говорят, ты веришь, что если твои люди убивают кого-нибудь невинного, то ты им оказываешь услугу, потому что после смерти они будут с Аллахом. Я в этом не разбираюсь. Мой муж не верил в Аллаха, он верил в своего сына и футбольный клуб «Арсенал».
Мне всегда нравился футбол, но муж с сыном просто с ума сходили. Муж водил сына на все матчи, которые «Арсенал» играл на своем поле. Веселье начиналось еще накануне. Перед тем как уложить сына спать, муж сажал его на плечи и бегал по квартире. Они распевали «Один-ноль в пользу „Арсенала“», пока соседи сверху не начинали стучать в потолок. Они там, наверху, болели за «Челси». Вот живешь ты в горах, Усама, со своим «Калашниковым», насылаешь огненное божье возмездие на головы врагов пророка и, поди, думаешь, что футбол — это какая-то ерунда. Ну так это не ерунда.
Иногда соседи сверху спускались и стучали в дверь. Они бесились, когда муж и сын распевали «Один-ноль в пользу „Арсенала“». Соседи орали, чтобы мы замолчали, и барабанили в дверь кулаками. Только от этого становилось еще хуже, потому что муж с сыном начинали петь «Два-ноль в пользу „Арсенала“». Чем больше шумели соседи, тем больше становился счет в пользу «Арсенала». Знаешь, Усама, у меня аж мурашки бежали от этого.
После песен мальчик перевозбуждался и начинал смеяться и хихикать, как ненормальный. Мы никак не могли уложить его в кровать. Мама, он говорил, мама, мама, мама, иди быстрее сюда, у меня что-то в комнате. Я бежала к нему. Что такое, спрашивала я. Да ничего, говорил он, я тебя обманул, ха-ха-ха. Ему было четыре года три месяца. На него нельзя было сердиться. У мальчика была такая прелестная улыбка. Ему просто нравилось быть живым.
— Ложись спать, маленькое чудище, или ты не выспишься перед большой игрой. «Арсенал» без тебя не сможет выиграть, им нужны болельщики.
