После войны овдовевшая мать Мисако вышла замуж за врача, который после смерти жены остался один с двумя маленькими сыновьями. Девочка росла в новой семье в нескольких кварталах от храма, в доме для персонала частной клиники, и настоятель вспомнил о происшествии в саду лишь много лет спустя благодаря случайному разговору с дзэнским монахом.
Встретились они летом шестьдесят третьего года, когда дед Мисако посетил Киото. Монаха звали Кэнсё. Старому священнику еще не приходилось видеть человека столь огромного роста и вдобавок с такими пронзительными светлыми глазами. Стоял жаркий и невыносимо душный вечер, какими печально славится древняя японская столица. Четверо священнослужителей сидели на татами, глядя в сад и пытаясь поймать хотя бы легкое дуновение ветерка.
Кэнсё всецело завладел вниманием слушателей. Он говорил о разных диковинных случаях, оживляя речь выразительными жестами жилистых рук, и часто повторял слово «парапсихология». Настоятель впервые за свою долгую жизнь участвовал в беседе, в которой употреблялись такие длинные иностранные слова. Он никогда раньше не размышлял о подобных вещах и теперь ловил каждое слово, как мальчишка, поглощенный сказкой про духов. Кэнсё рассказывал подлинную историю о человеке, который нашел пропавшего ребенка, сосредоточив внимание на предмете его одежды. Через некоторое время этот человек смог точно указать безутешным родителям, где находится их сын. Оказалось, что мальчик заблудился и упал в глубокий овраг. Поисковая партия отыскала и спасла его уже через несколько часов.
— Неужели такое возможно? — изумленно ахнул старик.
— Полагаю, что да. Это называется «ясновидение». Парапсихология как раз и изучает подобные вещи. — Высокий монах с явным удовольствием выговорил трудное слово. — В ясновидение верят очень многие. Я читал, что русские уже проводят научные эксперименты, чтобы найти доказательства.
— Не принимайте эти байки всерьез, — усмехнувшись, махнул веером один из монахов. — Звучит, конечно, увлекательно, но он же из Камакуры, там его храм. Слишком много иностранцев, все их влияние. Приезжают посмотреть большую статую Будды и рассказывают всякую чушь.
— Может, и так, — добродушно рассмеялся долговязый монах. — Надеюсь только, что того человека успеют найти, когда я сам упаду в овраг.
Собравшиеся подхватили его смех. Кто-то завел разговор на другую тему, более привычную. Старый настоятель почувствовал разочарование, ему хотелось побольше узнать о ясновидении.
Позже вечером он нашел великана в саду, где тот любовался луной.
— Я не вспоминал об этом долгие годы, — признался старик. — Похоже, моя внучка обладает таким даром… во всяком случае, обладала в детстве.
— Ясновидением? — удивленно воскликнул Кэнсё.
— Не могу сказать, что вполне уверен, — смутился священник, — но она часто говорила вещи, которых знать никак не могла.
— А теперь с вашей внучкой такое случается?
Старик покраснел от смущения.
— Она вышла замуж и живет в Токио, мы видимся редко. Может, с возрастом и прошло, не знаю. Видите ли, мать старалась ее от этого отучить…
— Очень интересно, — заметил рослый монах, почтительно склоняясь к хрупкому старику. — В Японии люди вообще очень редко признаются в необычных способностях, у нас не принято выделяться.
— Да, вы правы, — серьезно кивнул настоятель и вновь смутился.
Пожалуй, не следовало заходить так далеко. В конце концов, странности Мисако остались в прошлом. Он решил больше не развивать эту тему. Кэйко наверняка рассердится, если узнает, что он обсуждал ее дочь с посторонними.
— К сожалению, мне сегодня вечером что-то не по себе. Такая жара… Возраст, видимо, сказывается. Возможно, нам удастся побеседовать как-нибудь в другой раз… — Он замялся. — Надеюсь, вы не обидитесь.
— Конечно, конечно. Поговорим в другой раз, — вежливо поклонился монах и скороговоркой добавил: — Говорят, красные осенние клены в Ниигате просто бесподобны. Если вы позволите мне навестить вас как-нибудь осенью, то я с удовольствием послушал бы еще про вашу внучку. Я искренне убежден, что люди, наделенные чудесным даром ясновидения, на самом деле существуют, и должен, к стыду своему, признаться, что испытываю почти непреодолимую тягу к таким рассказам.
*
— Хай, хай,[1] — произнес старик в тиши пустой кельи. — Листья снова меняют цвет в Сибате. Самое время для визита.
План приобрел реальные очертания. Договорившись с монахом из Камакуры, нужно будет пригласить из Токио внучку и провести службу за упокой души девушки, чьи останки нашли в пруду — в том самом пруду, на берегу которого Мисако играла в тот день. Было ли это случайным совпадением или ее чудесный дар — реальность?
Старик, кряхтя, поднялся на ноги. Прожитые восемь десятков лет дают право навязывать свою волю молодому поколению, даже если оно сочтет тебя старым дураком, выжившим из ума. Принятое решение словно вдохнуло в тело новые силы. Настоятель отодвинул раздвижную перегородку сёдзи и вышел в коридор, чувствуя себя почти молодым.
Кухня источала приятные знакомые запахи. Толстяк Тэйсин нарезал лук, на газовой плите уютно булькала кастрюлька с похлебкой, а рядом с ней горшочек с рисом, крышка которого слегка дребезжала. Увидев настоятеля на кухне, Тэйсин удивленно поднял голову.
Возле допотопного настенного телефонного аппарата с заводной рукояткой висела на гвозде записная книжка в черном потрепанном переплете. Старик недолюбливал всякую технику, поэтому, вежливо поприветствовав помощника, попросил отыскать номер дзэнского монаха из Камакуры и дозвониться, а пока сел на стул — единственный в храме — и стал терпеливо дожидаться, сложив руки на коленях. Час стоял ранний, и заспанный телефонист не сразу ответил, но вскоре монах был на линии. Настоятель поспешно вскочил, принял трубку из рук Тэйсина и, то и дело кланяясь кухонной стене, заговорил:
— Хай, Кэнсё-сама! Прошу прощения, что беспокою так рано, мне хотелось застать вас до утренней службы. Еще раз благодарю за новогоднее поздравление! Надеюсь, вы в добром здравии.
— Хай, хай, сэнсэй! — послышалось в трубке. — Я также благодарю вас за поздравление и надеюсь, что вы чувствуете себя хорошо.
— Хай, — снова поклонился старик. — Крайне сожалею, что пришлось вас потревожить в такой час, но у нас произошло нечто необычное, и мне очень нужно посоветоваться. Возможно, вы помните нашу с вами последнюю беседу, когда вы выразили желание посетить Ниигату в сезон красных кленов. Я подумал, что вы могли бы оказать нам честь своим визитом в ближайшее время.
— О, как любезно с вашей стороны! — воскликнул Кэнсё. Он смутно припоминал ту встречу в Киото. Пожилой настоятель храма из Ниигаты и его родственница… Ах да, ясновидение! — Прекрасно помню, речь шла о вашей одаренной внучке, не так ли?
— Как приятно, что вы помните! — отвечал старческий надтреснутый голос. — Я не хотел бы обмануть ваши ожидания… — Священник смущенно запнулся, вдруг снова почувствовав себя глупо, и продолжил, уже более твердо: — Однако думаю, что посещение нашего скромного храма покажется вам интересным.
— Нисколько не сомневаюсь, — заверил монах. — Э-э… к сожалению, будущая неделя у меня крайне загружена. Я мог бы приехать завтра и остаться на день-другой, если для вас это не слишком скоро…
— Что вы, что вы, завтра очень удобно! — В голосе старика прозвучала такая радость, что Тэйсин, хлопотавший у плиты, невольно обернулся. — Сообщите нам время прибытия, и моя дочь встретит вас с поезда. Выходить нужно на станции Ниицу, не доезжая одной остановки до Ниигаты. Город Сибата в сорока минутах езды от Ниицу.
Они обменялись еще несколькими любезными фразами и распрощались. Все шло по плану. С сияющим видом старик повернулся к помощнику.
— Сразу после завтрака позвоните, пожалуйста, моей дочери. Пусть зайдет в храм. Скажите, что это срочно, но не упоминайте о моем звонке в Камакуру, хорошо?
Не дожидаясь ответа, он вышел из кухни и зашаркал по коридору к своей келье. Теперь нужно обдумать, как говорить с Кэйко. Она должна добиться, чтобы Мисако немедленно выехала в Сибату. Организовать это будет непросто. Дочь властна и своенравна, вся в покойную мать. Начнет задавать вопросы… Ему не хотелось пока посвящать Кэйко в подробности плана. Надо вести себя очень осторожно. Может, сыграть на сочувствии? Упомянуть о своем преклонном возрасте — это всегда срабатывало…
Расчет оказался верным. Услышав о срочности, Кэйко была в храме уже в девять утра. Велев подать чай, настоятель заговорил о том, как соскучился по внучке.
— Я уже стар и в последнее время все острее это чувствую. Мисако не часто навещает нас, а дни мои близятся к концу…
— Ты говоришь так, будто вот-вот умрешь! — шутливо запротестовала Кэйко, пытаясь скрыть тревогу.
