Куда-то они все подевались, эти графини!
К первой жене он быстро охладел. Родив ребенка, тургеневская барышня Лиза утонула в заботах о несимпатичном орущем младенце, и интерес к светскому мужу у нее сильно уменьшился. Воспринимать копошащийся и пищащий кулек пеленок в качестве наследника славного рода Чернышевых у Пети как-то не выходило.
Словом, он разочаровался.
«А что тут такого? — повторял он частенько, — Может ведь человек ошибиться?» С мягкой тихой Лизой граф развелся в три секунды, отослал ее вместе с отпрыском обратно к мамаше в Кунцево и стал платить алименты в размере ровно двадцати пяти процентов от своей официальной зарплаты.
Вторая жена, красавица Ольга, сбежала от графа сама.
Молоденькая актриса не оценила свалившегося на нее счастья холить и лелеять муженька, не получая взамен ожидаемой материальной и моральной отдачи. Большая любовь довольно быстро превратилась в свою противоположность; некоторое время Оленька поддерживала себя в тонусе, закатывая мужу хрестоматийные скандалы с битьем посуды, однако вскоре ей и это надоело. Укатив в Питер с театральной антрепризой, а главное, с ее режиссером, графиня номер два оставила экс-супруга в тягостном недоумении относительно причин сгоревшей любви и рухнувшего брака.
* * *
— Здорово! Ты уже на работе или только едешь?
— Уже подъехал. А ты что, всё дома балдеешь?
— Какое там! Разве с этой жизнью нормально расслабишься?
— Это уж кто как. Ты чего хотел-то, Петруччо? Ты говори, а то у меня встреча через три минуты.
— Да встретиться бы надо, пообщаться.
— Случилось чего, или так, просто?
— Не то, чтобы совсем случилось, но может! Дельце одно стоящее обсудить надо.
— Раз надо — обсудим. Ты подъезжай вечерком в «Подводную лодку». Часикам к семи подгребай. Пожрем вкусно, а заодно и потреплемся. Лады?
— Лады.
— Ну, бывай тогда.
— До вечера.
* * *
«Доктор Третьякова, пройдите, пожалуйста, на ресепшен. Доктор Третьякова…» Динамик ласково мурлыкал, в их Центре все позывные звучали очень нежно, на этом всегда настаивал главный врач и совладелец клиники, по совместительству Адин друг и бывший сокурсник Митя Конкин. У Мити было потрясающее чутье во всем, что касалось организации лечебного процесса. Начиная с подбора штатного персонала и приглашения консультантов и заканчивая цветом мебели в операционных и оформлением палат для иногородних больных, он все делал сам и всегда безупречно. Именно ему удалось переманить Аду Третьякову во вновь создаваемый офтальмологический центр из всемирно известной глазной клиники. Заполучить ее к себе хотели многие — это был тот редкий случай, когда добрая слава вприпрыжку бежала по дорожке, слава безупречного диагноста и глазного хирурга.
С тех пор, как студенткой она пришла на кафедру глазных болезней родного мединститута, ни у кого не возникало сомнений в том, какую специализацию изберет для себя эта девочка. Интернатура, диплом, ординатура, диссертация были связаны исключительно с офтальмологией. За годы работы сперва в институтской клинике, а затем в больнице под руководством знаменитого профессора-окулиста Ада вернула хорошее зрение огромному количеству людей.
Особенно примечательно было то, что у пациентов никогда не возникало осложнений после операций, проведенных молодым доктором Третьяковой.
Такого не бывает в принципе, а вот у нее было.
Всегда.
По-видимому, искренний интерес к проблемам каждого конкретного пациента в сочетании с безусловным талантом и твердой рукой прирожденного хирурга, позволяли достичь таких невероятных результатов. К ней приводили друзей и родственников, записываться на прием порой приходилось за несколько месяцев.
Митька сумел уговорить Аду оставить престижную клинику, где она уже собирала материал для докторской диссертации. Сам он никогда не оперировал, хотя диагност был отличный. Правда, консультировал теперь Дмитрий Борисович довольно редко…
Зато он сумел собрать в своем новом Центре самое современное оборудование для бесконтактной коррекции зрения. Диагностическая же аппаратура вообще не имела в Москве аналогов!
Также он легко и непринужденно организовывал для своих сотрудников стажировки в известнейших зарубежных клиниках, командировки на любые семинары и симпозиумы. Перейдя в Центр, Ада очень скоро смогла получить вожделенные сертификаты Американской и Европейской Ассоциаций лазерных офтальмохирургов.
Всем дипломам и свидетельствам главврач вел строжайший учет, украшал ими стены приемной и сайт в Интернете.
— Митюша, ну откуда в тебе взялась эта энергия Ниагарского водопада? — подкалывала друга Ада. — В институте, насколько я помню, ты не отличался подобной неукротимой целеустремленностью.
Студент Конкин славился невероятным эстетством и дендизмом, этакий Оскар Уайльд в белом халате. Казалось, он по ошибке затесался в толпу закаленных анатомичкой однокашников, слегка, а иногда и не очень слегка бравировавших грубоватым, а, порой, и циничным отношением к окружающему миру. Митя, сын профессора консерватории и концертирующей скрипачки, поступил в медицинский институт после окончания Центральной Детской музыкальной школы.
С Адой они подружились на первой же студенческой «картошке».
Студентов — первокурсников, едва пришедших в себя после сдачи вступительных экзаменов, привезли убирать урожай в Тульскую область, в деревню со смешным названием Малышки. «Уютные бараки» с «удобствами» в соседнем поле привели в замешательство большинство будущих медиков.
Особенно переживали избалованные москвички — медицинские институты всегда считались престижными, и девочки, да и мальчики, по большей части, туда поступали не простые, а золотые.
— Ну как же мы тут сможем жить? — стонала высокая худая брюнетка Саша, узнав, что по воду придется ходить с ведрами к колодцу (за грязной водой), или на речку (за относительно чистой), или на родник (за питьевой). — Ни помыться, ничего! И копать. Лопатой. А у меня, между прочим, руки, — она потрясла перед лицом тонкими выгнутыми пальцами, — я, между прочим, будущий хирург!
Других тоже сильно волновали вопросы неустроенного быта.
Длинный неухоженный барак, когда-то бывший светло-желтым, поражал своей запущенностью. В косенькие окна немилосердно дуло, щелястый пол был грязен. Водились крысы. Резвые зверьки совершенно не боялись людей, явно считая старый дом своей законной вотчиной.
У Инны Лович, с которой Ада успела сдружиться ещё во время вступительных экзаменов, серые нахалки немедленно утащили из оставленной на полу сумки батон.
Мужское население деревни с ходу начало оказывать приезжим барышням посильные знаки внимания. Приглашения на рюмку чая и сельскую дискотеку поступали бесперебойно.
Было совсем не похоже, что местные жители где-то трудились; несмотря на разгар рабочего дня, на единственной деревенской улице было полно народа. Одинокий трактор завяз по пояс в непонятно как оказавшемся в двух шагах от барака болотце.
Классический призыв к колхозникам помочь студентам убрать урожай отклика в сердцах трудящихся не находил никак.
На ступеньках «студенческого дома» примерно часов с трех со вкусом расположились несколько парней в матерчатых кепках, разноцветных ватниках и высоких сапогах. Обитатели барака быстро оценили радости такого соседства.
Громко бренчала гитара, деланно хриплые голоса с чувством выводили про «одинокое сердце», «сиреневый туман» и «прости, меня, мама, хорошего сына».
Из рук в руки переходила бутылка с желтоватой мутной жидкостью.
— Девушка, девушка, присоединяйтесь к нам, — крепкая шершавая ладонь уверенно ухватила проходившую мимо Аду за запястье. Обладатель цепкой конечности, загорелый коренастый парень, безмятежно улыбался оторопевшей студенточке. Ежегодная развлекуха с участием забавных городских барышень ему очень нравилась как нехитрый вид спорта, ко всему прочему повышающий рейтинг спортсмена в глазах односельчан, а, главное, односельчанок. — Как вас зовут, девушка? Вот, посидите с нами, выпьем, поговорим, — продолжал резвиться крепыш.
Реакция девиц на подобные заигрывания была, как правило, предсказуема, и очень веселила всю честную компанию. Правда, эта рыжеватая невысокая девчонка почему-то не стала возмущенно вопить «пусти, дурак» или неумело вырываться из удерживающей ее руки, а, напротив, спокойно, без ожидаемого испуга, рассматривала разыгравшихся лоботрясов.
На самом деле Ада здорово испугалась. Крепкие и не очень трезвые ребята производили впечатление решивших развлечься медведей. Вроде звери и выглядят добродушными и неповоротливыми, однако в любой момент они готовы напасть на наивного разиню.
