У моей жизни может быть только одна награда – смерть. Я выстраиваю свою жизнь не для того, чтобы жить. Наверное, из моих слов кажется, что это трудно. Но когда разберешься – ничего сложного.
Я должен принести смерти жертву. Мне никуда не деться от всего этого. И убегать я никуда не должен.
Мне нельзя распускаться, нельзя отдыхать. Мне надо следить за тем, чтобы мысли, которые рождаются в голове, я додумывал до конца. Даже если они меня пугают.
Я уже не могу не замечать ритуального смысла своих действий. Я не соглашусь стать нормальным. Меня не уговорить. Мою шизоидность питают мои неудачи.
Иногда возникало ощущение небытия и к нему хотелось привыкнуть. Хотелось остаться в нем. Никакое другое решение не могло быть более правильным.
Я вынужден постоянно контролировать себя.
Мне недостаточно прежних признаний. Я не хочу упустить самое важное в себе. Смерть подтвердит все мои слова. Человек способен только ненавидеть и бояться. Я неудобен для самооправданий. Моя покорность может быть только неловкой. Каждый человек кажется себе значительнее, чем есть в действительности.
Я вынужден сам защищать себя. Спрашиваю себя, есть ли на земле кто-нибудь способный мне помочь. Мне и самому иногда это трудно.
Я тороплюсь изменить свое сознание. Опасное не проходит мимо меня.
Невозможно не ощущать расстояние отделяющее меня от реальности. Я опять увлечен сопротивлением реальности. Мне не интересна предсказуемость.
Проникая в неизвестные области своей внутренней жизни, я испытываю такие чувства, которые никогда ранее не испытывал. Хотя мне кажется, что они всегда были во мне, но казались такими пугающими, что я никогда не осмеливался выпускать их на свободу. И сейчас чувствую себя ужасно неуверенно, как будто мой мир раскалывается на части. Раньше он был прочный и безопасный. А сейчас он шатающийся, проницаемый и уязвимый. Вы можете увидеть во мне то, о чем я и сам не знаю.
Я рассказываю о страдании и надежде. Я не хочу, чтобы меня поняли неправильно. Я уже готов разбить себя о реальность. Мне нравится обходить запреты сознания.
Трудно поверить, что человек говорит вам правду, когда вы знаете, что на его месте вы бы соврали. Каждый человек должен обладать мужеством отстаивать свои убеждения. В этом мире есть то, что многие стараются не замечать.
Кто боится нападок на свои убеждения, тот сам сомневается в них. Люди, которые понимают лишь то, что можно объяснить, понимают очень мало. Когда сомневаешься, следует говорить правду.
Я боюсь ощущать себя свободным. Я продолжаю думать об этом и ночью. Вместо того, чтобы спать.
Так ли это важно?
Не нужно делать из отношений со смертью что-то пугающее или таинственное. Несмотря на то, что человек обладает этим желанием, большинство не позволяет себе развивать эти отношения потому, что боятся их. Но не все стараются подавить в себе это переживание. Не надо отгораживаться от смерти, а надо принимать ее такой, какая она есть.
Боится презрения лишь тот, кто его заслуживает. У многих людей убеждения не более, чем привычка. Чувствующий не способен думать. Я выиграл бы в глазах людей, если бы явился им не таким, какой я всегда был и есть. А не притворялся тем, кем никогда не был и не буду.
Мне нравится моя способность пренебрегать реальностью. Я вынужден проживать странную жизнь. Я не могу привыкнуть к своей странности. Я отделен от жизни своей судьбой.
Я не позволю смыслу ограничивать мой мир.
Но теперь мне все равно. Теперь я спокоен. После того, что произошло со мной, когда я начал восхождение к вершине.
Я не чувствовал жалости. Мне жалость так же не нужна, как и смерти.
Теперь мне уже не досаждают мысли, которые прятались где-то в глубине сознания.
Моя религия – смерть. Я никому не говорил этого.
Я радовался этому. С детства обожаю всякие неожиданности. Неужели все так просто? Разве этого мало? Этого достаточно, и я счастлив. Счастлив. Да. Счастлив.
4
Шел дождь, что было довольно странно для конца июня.
«Хватит! Не думай об этом!» – мысленно прикрикнул я на себя.
Я не мог избавиться от навязчивых ассоциаций. Я закрыл глаза и попытался думать о чем нибудь другом.
Сухость во рту начинает меня раздражать. Чертова боль скапливается где-то у горла. Впивается в связки.
В голове - слишком много помех.
Боль. Такую боль нельзя описать словами - она раздувается в голове, словно воздушный шарик, отгораживая человека от мира, а потом лопается, окатывает холодным ужасом и неверием - в случившееся. И прорывается наружу, во внешний мир. Оседает на дне души...
За эти три месяца я стал очень жестоким человеком. Когда пренебрегаешь своей жизнью, жизнь другого человека вообще девальвируется. Ценность падает до нуля.
Прошло три недели с тех пор, как это случилось; три недели — долгое время. Можно считать, что теперь я воспринимаю случившееся как должное.
Но я должен думать об этом, разве не так? Я хочу сказать, если и есть какой то конец воспоминаниям, если я когда либо приму случившееся, я должен пропускать его через себя снова и снова, пока оно не лишится всех своих красок.
Нет ничего унизительнее для человека, чем превосходство другого человека. Так было раньше, но не теперь, теперь – нет. Времена меняются, а вместе с ними и люди.
Я прихожу в себя. Мгновенно.
Это целая программа. Заданный маршрут.
Шестая зона по проездному билету.
Я очень редко трачу время на себя самого.
Но большой вопрос: как устоять перед искушением?
Как вы понимаете, отказаться было невозможно.
Я долго шел за мужчиной в розовых кроссовках. Что еще мне оставалось делать? Я почувствовал, как в затылке у меня закололо. Ощущение, будто собственный мозг проваливается куда-то.
Я знал, что испуган. Но это знание было едва ли важным в сравнении с чувством освобождения. Доведи это до конца.
Никогда прежде не ощущал я так явственно, с такой силой присутствие другого человека. Он знал, что я убью его раньше, чем я сам подумал об этом. Я должен позволить всему идти своим чередом. Я просто должен стать в стороне и не вмешиваться, путь все идет своим путем.
Но это не все. Что-то еще.
Если мне за рулем машины придется выбирать, кого задавить – собаку или человека, я в любом случае выберу человека.
Я шел за ним, словно выполнял самую святую из моих обязанностей. Я не всегда хотел быть осторожен.
В том, что человек умирал у меня на глазах был тайный смысл. Я не уверен, что мне удастся выразить его словами.
Он лежал на спине.
Я все еще пытался сделать что-нибудь неожиданное для себя. Мне не нравилось быть осторожным. Мой страх исчез.
Почему я должен перестать убивать? Ничего не останавливает меня, подумал я.
Убивал его очень медленно. Необходимо сначала полностью сломить человека, а потом убить. Иногда мне казалось, что я придаю своим действиям не тот смысл, который в них содержится. Мне тоже хотелось власти. Мне нравилось решать: кто будет жить, а кто – нет. Я люблю ощущение власти.
Я уже не удивлялся тому, что видел перед собой. Меня увлекали мучения жертвы. Каждая жертва воображает себя неуязвимой. Мне почему-то стало приятно. Мне легко угодить.
Я не испытывал к своим жертвам ненависти – я просто развлекался. Я много чего увидел. И я в это время думал, как бы не думая. Решение оказывается простым, когда оно единственное.
Почти полная тишина.
Я приставил ему к шее штырь и надавил на него основанием обеих ладоней. Он издал только один булькающий звук, как будто полоскал горло. Я до сих пор слышу эти звуки. Иногда во сне.
Очень важно суметь научиться добивать одним ударом.
Иногда я держу жизнь на кончиках своих пальцев. Чем дольше умираешь, тем меньше тебе везет. Очень важно суметь сделать смерть оригинальной.
Широко открыв рот, я накрыл им рану. Стал работать языком. Это было больно. Мягкий язык человека не приспособлен для этого. Но я почувствовал себя увереннее.
Наслаждайся, подумал я.
Очень важно получить от жертвы все, что ожидаешь. Сила основана на том, каким именно знанием обладает человек.
И тогда, остановившись, чтобы получше насладиться, я глубоко вздохнул. Как будто мое тело уже не принадлежало мне. Пока я был счастлив. Почти.
Будьте же понятливы: мой голод не утолить набив желудок.
Это не так ужасно, как ты думаешь. Быстро и почти совсем не больно.
Во мне зажигалось что-то такое, что никогда не горело раньше. Не в мозгу – во всем теле. Я ничего не смог с этим поделать. Пытался загнать обратно, но было уже слишком поздно.
