Виктор Пелевин - Папахи на башнях

Этих основных сил к тому времени осталось восемь или девять человек. Остальные… Как сказал в программе «С дулом у виска» один бывший террорист, успевший сменить камуфляж на клетчатый пиджак и ставший из-за этого очень похожим на тележурналиста Николая Сванидзе:

– Понимаешь… Раньше мы боролись за идею, да? А в Москву приехали, так поняли, что идей в этом мире очень много бывает. Любой выбирай, да?

Словом, одной ночью Басаев с немногими сохранившими верность бойцами погрузился в два «Мерседеса» и под видом проверки постов покинул территорию Кремля. Последней жертвой террористов стал известный авангардист Шура Бренный, при большом стечении народа мастурбировавший с помощью подствольного гранатомета на пути боевиков. Застрелившей его украинской снайперше показался подозрительным большой черный телефон, на который Шура собирался кончить по причинам эстетического характера. Если не считать этого небольшого инцидента, эвакуация прошла гладко. Всю дорогу Басаев молчал, а когда машина остановилась у кольцевой дороги, где он и его люди должны были пересесть на КамАЗы, он, по воспоминаниям немногих присутствовавших, повернулся лицом к Москве, поднял кулак к небу, розовеющему от первых утренних лучей, потряс им и закричал:

– Горе тебе, Вавилон, город крепкий!

Говорят, что на его глазах выступили слезы. Стоит ли добавлять, что в последних словах Басаева, очень скоро ставших достоянием гласности, патриотическая печать нашла последнее, окончательное и неопровержимое доказательство его еврейского происхождения.

Если в конце нашего короткого повествования мы вернемся к тому, с чего начинали, то есть к мифу о штурме крепости, то вопрос со штурмующими представляется совершенно ясным. Сложнее с теми, кто эту крепость защищал. Ведь не повернется язык сказать, что Москву спасли Поля Херборов с Машкой Асрамовой. И тем не менее для непредубежденного наблюдателя выглядит это именно так. Похоже, что события, происходящие с Россией, подчиняются какой-то логике Лобачевского и их смысл – если он есть – открывается только с больших временных дистанций.

А можно сказать иначе: история России есть некое четвертое измерение ее хронологии и только при взгляде из этого четвертого измерения все необъяснимые чудовищные скачки, зигзаги и содрогания ее бытия сливаются в ясную, четкую и прямую как стрела линию.