Трудящихся-то после непродолжительных поисков удавалось обнаружить в каком-нибудь укромном закутке — кто ж на таких трудящихся позарится — чего не скажешь о ценностях…
Когда такое «чэпэ» первый раз случилось, Аркадий сгоряча накатал подробную докладную непосредственному начальнику Алексею Маркьяновичу. Мол, прошу принять строгие дисциплинарные меры вплоть до увольнения. Но начальник, а по общественной линии заводской полуосвобожденный парторг, душевностью своей напоминавший киношных старших политруков времен Отечественной войны, листок, исписанный мелким, четким Аркашиным почерком, внимательно изучил, аккуратно пополам сложил и под толстое стекло, на столе лежащее, подсунул. А потом провел с начинающим начальником кратенький, но емкий урок производственной политграмоты, сперва, естественно, кое-какие уточняющие вопросы задав.
— Так-так, молодой человек, значит, предлагаете гнать этих бездельников, расхитителей, демагогов и пьяниц всех разом?
— Ну, всех не всех, но главных, как говорится, заводил желательно.
— А знаешь ли ты, что на этих главных заводилах все и держится, что я их уже сто раз выгонял и назад принимал, потому что они хотя бы умеют работать в отличие от тех, которых выгнать невозможно?
— Все же надо постепенно стараться формировать здоровый и трудоспособный коллектив…
— Ишь ты, грамотей! «Формировать», видите ли! Это, что ли, техникумовские умники тебе такое внушили?
— Нет, в техникуме вообще таких вопросов не касались, сам пробую разобраться…
— А раз не касались, тогда слушай сюда. Можешь даже конспектировать, потому что сейчас я преподам тебе самую главную из наук… Так вот: за все, случившееся вчера, спрос — с тебя. Ты один во всем виноват. Да-да, и не выпучивай глаза, Аркадий, если можно так выразиться, Федорович. Заруби себе на носу: само собой ничего никогда не сделается. Это где-нибудь в цеху, на сдельщине, пролетариат целый день точит и точит свои гайки — норму гонит, деньгу зашибает. И то — не всяк. Как точит — вопрос вообще отдельный. А в наших условиях начальник должен, что называется, стоять над душой. Иначе работа на миллиметр не сдвинется, какими бы душевными и сознательными ни казались тебе твои подчиненные, как бы натурально не обижались они на твою дотошность. Работают слесаря в канализационном колодце — и ты в колодец полезай, варит сварщик в траншее трубу — и ты в траншею лезь со щитком да просиди там до самого конца, а то, можешь не сомневаться, заваренный стык обязательно снова потечет, когда траншею зароют. Если не сразу потечет, то через неделю. А если не через неделю — тогда как пить дать зимой. В самые холода. Таков закон природы… С пропитыми вентилями сложнее, садоводы, которые их купили, наверняка уже все на место привинтили, на складе нам больше не дадут — предмет дефицитный, строго по фондам распределяется… Айда в слесарку!
А в слесарке в аккурат основные действующие лица банального производственного сюжета времен социализма, еще не объявленного тогда «развитым», завершая обеденный перерыв, по обыкновению в «козла» эмоционально рубились, не чуя надвигающегося разбирательства.
— Здорово, труженики!
— А, начальство пожаловало, привет, родимое!
— Все в сборе?
— Кажись, все. Рабочее время — работе, знаем, небось!
— Знать-то знаете… В общем, так: дюймовые вентиля, которые вы вчера скоммуниздили, пользуясь неопытностью мастера и его доверчивостью, нужно вернуть.
— Да ты чо, Мартемьяныч, мы, конечно, вчерась маленько похмелились, жилец один наливал, но вентиля там на трассе и оставили, думали, кому они нужны. А это жилец, сволочь, который наливал, наверное, и увел…
— Так. Ясно. Другого ответа я от вас, прохиндеи, и не ждал. Тогда слушай приказ: «А ну, отпирай ящики!»
— Не имеешь права шмон устраивать, начальник, не на зоне, не тридцать седьмой год, санкцию прокурора давай! — завозникали, зашумели одни «труженики», тогда как другие выразили полное смирение, — да, пожалуйста, проверяй, Мартемьяныч, сколько влезет, нам от тебя, отец родной, скрывать нечего, мы ж перед тобой — как стеклышки…
— Вот сейчас и поглядим, кто «стеклышки», а кто совсем наоборот. Отпирай, а не то вы меня знаете, щ-щас автогеном все ваши запоры на хрен распластаю собственноручно! И потом жалуйтесь прокурору, законники хреновы!
В результате четыре единицы дефицитной запорной арматуры были найдены в железных шкафчиках трудящихся, где им, по идее, надлежало инструментарий казенный, полученный под расписку, друг от дружки сохранять. Конечно, каждый при этом клятвенно уверял, что данный конкретный вентиль вовсе не из тех, что накануне пропали, а совсем другой, из дома принесенный затем, чтобы в случае острой нужды безвозмездно употребить его на производственные нужды, ибо о производстве у советского трудящегося душа день и ночь болит. Однако на саркастический вопрос начальника о том, в каком хозяйственном магазине данный предмет приобретен, вразумительного ответа не нашлось. Ибо в описываемые времена на территории Советского Союза подобных магазинов не существовало в принципе.
А еще три не найденные единицы, очевидно, лежали в домашних слесарках тех, кто с явным удовольствием позволил произвести несанкционированный досмотр своих суверенных шкафчиков. Ну, или эти три единицы впрямь накануне пропить удалось, хотя в мифического жильца, ни за что ни про что наливающего сантехникам, которым и так за любую ерунду то и дело наливать приходится, верилось слабо. Домашние же слесарки вот так, без лишних формальностей, нельзя было досмотреть, потребовалось бы, как минимум, участкового приглашать, который на превышение служебных полномочий тоже ведь за «спасибо» не пойдет…
Но «лабораторное», так сказать, занятие с юным итээровцем на этом не закончилось. Поскольку потом Алексей Маркьянович продолжил демонстрировать Аркашке, как начальнику надлежит разговаривать с морально неустойчивыми представителями гегемона, для которого в целом явно непосильной оказывается возложенная на него социально-политическая роль. Разговаривать, чтобы разговор дал более-менее стойкий воспитательный эффект.
— В общем, так, орелики. На последнем съезде партии Никита наш Сергеевич Хрущев, как вы знаете, назло империалистам и чтобы показать им, падлам, пример доброй воли, предложил значительно сократить нашу Советскую армию. И мы, товарищи, народ то есть, горячо поддержали и одобрили такую инициативу родного центрального комитета. Поэтому, когда в народное хозяйство страны хлынут миллионы оставшихся без дела крепких и довольно грамотных мужиков, я наконец-то смогу навсегда расстаться с некоторыми неисправимыми забулдыгами и лодырями. Да, признаться, я хотел прямо сейчас кое на кого уже отправить докладную в дирекцию. Но ваш мастер, добрая душа, упросил меня этого не делать. Взял всю ответственность на себя. В общем, идите работать, доделывать вчерашнее. Мастер чуть позже подойдет, и если вы на тот момент будете лясы точить или, упаси бог… Айдате, Аркадий Федорович, ребятам, я полагаю, кое-что хочется обсудить промеж себя. Полагаю, имеет смысл предоставить им такую возможность.
— Ты хоть с ними водку еще не пил, Аркаша? — спросил «старший политрук», едва закрылась за ними дверь слесарки.
— Ну, что вы!
— Слава богу! И не пей. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Потому что — распоследнее это дело. Выпил с работягой — ставь на себе крест. Поскольку гегемон наш — этого ты ни в каких учебниках не прочтешь, но это святая правда — испытывает к нам классовое чувство. И никакими средствами никогда не брезгует…
Затем Алексей Маркьянович открыл в своем скромном кабинетике такой же ящик, какие были в слесарке, там, помимо стандартного комплекта инструментов слесаря-сантехника, стояла початая бутылка «Московской особой» и лежали на промасленной газетке порезанная на ломтики и уже слегка подвялившаяся селедка да закусанная буханка серого.
— Тебе, Аркадий, уж не обессудь, не предлагаю, молод ты еще, да и работяги сразу засекут, а сам выпью. Мне можно. Только нам, большим начальникам, — при этом он криво усмехнулся, — и можно, а вам, маленьким, сохрани и помилуй. И не осуждай, потому что — с кем поведешься, от того и наберешься…
Алексей Маркьянович выплеснул в закаленную глотку полстакана свирепого русского напитка, сунул вслед кусок селедки, куснул хлеба, слегка прослезился. А потом из недр шкафчика вынул три недостающих вентиля, которых у него, материально ответственным лицом не являющегося, никак не должно было быть. Теоретически.
— На уж. Из моих личных фондов, так сказать. От сердца отрываю, потому что я ведь тоже — садовод. Первый и последний раз. Еще сопрут — сам добывай где хочешь. Хоть у таких же расхитителей из фабричного ЖКО покупай за бутылку… Иди, Аркашка, командуй дальше, и чтобы я твоих детских докладных больше не видел…
