— О, дорогая, — воскликнула Тирза. — Передай Ною нашу глубокую благодарность, гл… знаешь ли, у Шоубола столько дел на следующей неделе, да и мне врачи рекомендовали как можно больше бывать на свежем воздухе. Не волнуйся, ничего серьезного, но…
— Разумеется, Тирза. Не думай об этом. Но муж настаивал на том, чтобы я спросила тебя, и я не могла его ослушаться. До свидания, дорогая, передай Шоуболу мои наилучшие пожелания. До свидания.
* * *
— Мерибол, милая, у меня плохие новости, — сказала за ужином Ханна. Твои мать и отец не верят в потоп. Так опрометчиво с их стороны, — она поймала взгляд Керин и добавила. — Я сделала все, что могла.
— Я в этом не сомневаюсь, — улыбнулась Керин.
Слова «мать» и «отец» донеслись до Мерибол издалека. Она разглаживала брови Иафета.
* * *
Строительство близилось к завершению. Соседи насмотрелись на Ковчег, вдоволь насмеялись и потеряли интерес к гигантскому сооружению.
Както Керин вынесла из дома кувшин с молоком.
— Ты устал, — сказала она Симу, — и, наверное, хочешь пить. Посиди со мной. Нам надо поговорить.
Сим положил топор и распрямился.
— Я не устал, — но взял у нее кувшин и сел рядом.
— Сколько ты еще будешь строить?
— Осталось закончить крышу, — Сим отпил молока. — Вкусно. Думаю, за тричетыре дня управлюсь.
— А потом?
— О чем ты?
— Потом мы войдем в Ковчег и останемся там? Все вместе?
Сим кивнул.
— Мы и так живем вместе.
— Разве я этого не знаю? Но пока нам удается хоть изредка побыть вдвоем. А теперь целый год…
— О, пустяки. Сначала, возможно, будет тесновато, но мы привыкнем.
— Целый год, — вздохнула Керин. — Мне кажется, я не… — она замолчала, неожиданно воскликнула. — Сим!
— Да?
— Я хочу, чтобы ты мне коечто пообещал.
— Все, что ты скажешь.
— Когда закончится потоп, ты уйдешь со мной?
— Куда?
— Куда глаза глядят, только подальше и чтоб мы были вдвоем.
Сим удивленно воззарился на жену.
— А в чем дело, Керин? Разве тебе плохо с нами?
— Я думаю, муж и жена должны жить отдельно.
— Да, дорогая, но с детьми. Как папа и мама.
— Нет, нет и нет! — с жаром выкрикнула Керин. — Без детей, если они уже выросли.
— Таков закон, — попытался возразить Сим.
— Неужели? Тогда почему Мерибол не живет с отцом и матерью? А ты хотел бы жить с моими родителями, будь они живы?
— С дочерьми дело обстоит иначе.
— С дочерьми дело обстоит иначе, — согласно повторила Керин. — Значит, дети не обязаны вечно жить с родителями. Святой закон этого не требует.
Сим почесал затылок, глотнул молока.
— А разве плохо жить вместе? Я чтото не понимаю. Тебя все любят. Кто мешает тебе быть счастливой? Я знаю, что мама любит тебя.
— И мне нравится твоя мать. Я восхищаюсь ей, и она часто забавляет меня.
— Забавляет? — удивился Сим. У него в голове понятия мать и забава както не складывались.
— И все, естественно, уважают твоего отца. Такой милый старичок. Иногда он тоже забавляет меня, — улыбнувшись, видно вспомнив о чемто, добавила Керин.
Опять это слово!
— Керин! — вскричал Сим. — О чем ты говоришь?
— Да, они оба мне нравятся. Мне хорошо в вашей семье. Но, видишь ли, я не люблю никого, кроме тебя.
Сим изо всех сил пытался понять, что она хотела этим сказать, но никак не находил правильного ответа. И смог лишь промямлить: «Я думал, мы все счастливы, живя под одной крышей», — но голосу его недоставало уверенности.
— Все! — фыркнула Керин. — Хам и Айша не разговаривают друг с другом. Иафет и Мерибол счастливы лишь потому, что ведут себя так, словно вокруг никого нет. То есть считают, что они уже ушли.
— Ты же не хочешь, чтобы мы вели себя, как Иафет и Мерибол?
— А ты бы этого не хотел? — мягко спросила Керин.
В изумлении Сим повернулся к жене, заглянул в глубину ее синих глаз и утонул в них. Протянул к Керин руки, сжал в объятьях так, что у нее перехватило дыхание, поцеловал.
— Хорошо, я обещаю. А теперь мне надо доделывать крышу.
Керин, напевая, пошла к дому с пустым кувшином в руке.
* * *
— Согласно гласу Божьему, — объявил Ной в тот же вечер, — Ковчег подплывет к вершине Арарата. Произойдет это не раньше семнадцатого дня седьмого месяца. Затем вода начнет постепенно убывать.
— А что мы будем делать? — спросил Иафет.
— Мы будем постепенно вылезать, дорогой, — хихикнула Мерибол.
— И окажемся на вершине Арарата, — добавил Хам. — Мама, ты сможешь спуститься с горы, высотой семнадцать тысяч футов?
— Даже не знаю, дорогой. В последнее время мне както не приходилось лазать по скалам. Но думаю, у меня получится лучше, чем у коров.
Ной дернул себя за бороду.
— Возможно, я не все понял насчет Арарата, — с неохотой признал он.
— Будем надеяться, дорогой, — улыбнулась мужу Ханна.
* * *
Хам вошел в комнату Айши. Та обернулась и холодно спросила: «Что тебе нужно?»
— Я не задержу тебя. И не сердись, во всяком случае до того, как я начну.
— Начнешь что?
— Говорить то, что хочу сказать.
— О, значит мы опять разговариваем друг с другом? — спросила Айша. Как приятно. Впервые за столько месяцев.
— Возможно, больше нам говорить не придется. Или я выбрал неудачный момент? Ты, я вижу, собираешь вещи, — Хам прошел к туалетному столику, сел перед ним, взял деревянный гребень. — Я сам вырезал его для тебя. Ты помнишь? Получилось неплохо.
Айша вырвала гребень из его руки.
— Пожалуйста, не мути воду. И не пора ли тебе начать собираться? Вечером мы должны войти в Ковчег.
— Выто войдете. А я — нет.
Она резко повернулась к Хаму.
— Что ты хочешь этим сказать? — Айша положила гребень на туалетный столик.
Хам встал.
— Присядь и расчеши волосы. Если не захочешь меня выслушать, все равно не потеряешь время даром, — он протянул гребень Айше, та села. — Раньше мне нравилось наблюдать, как ты расчесываешь волосы, смотреть на твое серьезное, отрешенное лицо, следить за плавными движениями рук. Но теперь все изменилось. Ты одна, я один и… О чем ты спрашивала меня? О, насчет того, собрал ли я вещи. Спешить с этим нет нужды. Видишь ли, я не собираюсь в Ковчег.
— Ты что, не веришь в Потоп? Конечно, не веришь.
— Иногда верю, иногда — нет. Но я не верю в то, что имею право на спасение. Я не могу не спросить себя: «Почему Хам?» Я понимаю, почему Яхве выбрал отца и мать, Сима и Керин. Они хорошие люди. Я не уверен насчет Иафета и Мерибол. Они счастливы, и мен кажется, что трудно найти лучшее время для смерти. С другой стороны, они — милые дети и никому не причинили вреда. Все ясно мне и с Айшей. Разве можно уничтожать истинную красоту? Но когда я думаю о Хаме, меня гложут сомнения. И мне кажется, что нелепо выделять четырех мужчин и четырех женщин из всего человечества, доказывать, что они лучше всех остальных. На Земле есть плохие люди, смею сказать, я один из них, но только не дети, только не младенцы. Я не могу поверить в такого Бога.
— Значит, ты хочешь рискнуть?
— Да… Айша, я хочу, чтобы ты пошла со мной.
— Сейчас?
— Да.
— Почему?
Хам говорил медленно, словно рассуждал вслух.
— Я никогда не решился бы попросить тебя. Но когда ты воскликнула: «Да утонуть бы нам всем и покончить с этим!» — я понял, что ты так же несчастна, как и я, и значит, у нас есть шанс начать все сначала. Мы используем этот шанс, если уйдем вместе. Другими словами, — продолжил он более уверенно, — я не хочу целый год жить с тобой в этом чертовом Ковчеге и наблюдать за Иафетом и Мерибол, зная, что люблю тебя в сто раз больше, чем он — свою жену, но не имея мужества первым шагнуть тебе навстречу.
Рука Айши с деревянным гребнем застыла в воздухе. В наступившей тишине она вновь начала расчесывать волосы, затем попросила: «Встань так, чтобы я могла тебя видеть».
Хам подошел к ней, встал сзади и чуть сбоку. Они смотрели на свои отражения в зеркале.
— Так ты стоял и раньше, когда тебе нравилось наблюдать, как я расчесываю волосы?
— Да.
— Мне кажется, ты никогда не говорил мне об этом.
— Я думал, ты знала.
— И напрасно. Не надо гадать, что я знаю, а чего — нет.
— Теперь ты знаешь.
— Да. И всетаки я считаю, что мы вместе должны войти в Ковчег. На всякий случай. Ты не возражаешь?
— Теперь нет.
— Возможно, — Айша улыбнулась, — Иафет и Мерибол смогут подсказать нам, как стать счастливыми.
— Мы обойдемся без них. У меня очень хорошая память.
— У меня тоже. О, у меня тоже.
— Айша!
— Когда все закончится, я обещаю тебе, что мы уйдем вдвоем, далекодалеко, и у нас будет настоящая семья.
— Спасибо тебе, любимая моя.
— Мужество возвращается к тебя?
— Да, — кивнул хам.
Она повернулась к мужу.
