Когда я, наконец, добрался домой, Багира была измождена. Она томным взглядом посмотрела мне прямо в душу, и принялась вылизывать свои интимные места. Эта нескромная демонстрация чистоплотности и общей благопристойности не смогла убедить меня в невинности существа, разбившего тарелку и оставившего на ковре мутную, начинающую подсыхать лужицу молока.
— Ну, и кто это напакостил? — Возмутился я.
— Мурр, — кошка грациозно потерлась мне о ноги, и сердце мое растаяло. Что ни говори, существуют еще в этом мире любовь и единение душ…
Проснулся я часа в два ночи, неожиданно сильно расчихавшись. Лунный свет пробивался сквозь наполовину прикрытые пластиковые шторки, шумели деревья за окном, и время от времени что-то громыхало, будто перекатывалась по асфальту пустая консервная банка. Багира, свернувшись комком, лежала рядом со мной и спала, время от времени вытягивая лапы и приподнимая хвост. Кончик этого самого хвоста все время норовил попасть мне в нос и вызывал все новые спазматические порывы неумеренного чиха.
— Киса, — расчувствовался я, погладил Багиру по спине, перевернулся на другой бок, и неожиданно понял, что мне пора жениться, или, хотя бы, заводить постоянную любовницу. Сладкие грезы, снилась мне Лена, потом отказавшая во взаимности сероглазая Марина, и только собрался я признаться всем им в симпатии, как появилась зам. главврача из районного диспансера с обкусанным яблоком, и начала жужжать, как испорченный трансформатор. Яблоко у нее во рту почернело, раскрошилось.
Проснулся я с головной болью. В коридоре надрывался звонок.
— Кого черт несет в такую рань, — я накинул халат и осторожно приоткрыл входную дверь. В коридоре стоял сосед: сухощавый мужчина лет пятидесяти в тщательно выглаженных штанах и в рубашке с короткими рукавами.
— Извините за беспокойство, — сосед неодобрительно уставился на мой халат, покрытый пятнами кофе и в нескольких местах прожженный сигаретами.
— Конечно, никаких проблем, — я сделал неуверенную попытку запахнуть халат, и одновременно проснуться.
— Жильцы нашего дома обеспокоены.
— Чем? — Я невинно уставился своему посетителю в глаза. — Я ничем не обеспокоен, хотя тоже живу в этом доме.
— Видите ли, никогда не знаешь, чего ожидать от ближнего своего.
— Аминь… — Шутка явно была явно излишней, так как посетитель мой насторожился и надул щеки.
— Мы должны проявлять бдительность. Каждый гражданин Америки. Вы согласны?
— Извините, во-первых, я еще пока не гражданин, а во-вторых, скажите, что-нибудь случилось?
— Каждый день в новостях… — забормотал сосед. — Жил себе человек, отличный семьянин, хороший работник, а вечерами убивал девушек. Или вот еще, слышали, на прошлой неделе вице-президент строительной фирмы задушил троих, а четвертую изнасиловал пять раз подряд…
— Вам что-нибудь подписать? Петицию, например, в защиту девушек. Или, вы собираете деньги? На борьбу с преступностью?
— Супруга очень обеспокоена. Только вчера в новостях передавали, что в нашем квартале завелся кошачий убийца — ходит с пилой для стрижки кустов и живьем расчленяет кошек. Нет, поймите, я вас ни в чем не подозреваю, но вчера из вашей квартиры раздавались жуткие кошачьи вопли. Я склонен согласиться с женой в том, что в нормальном состоянии ни одно животное так кричать не будет. Вы ее мучаете? Признайтесь, вы — вивисектор?
— Бог с Вами, о чем вы говорите… Просто я привез кошку из России, это даже не моя кошка, моего знакомого. Кстати, посмотрите — я махнул рукой в сторону открытых кошачьих консервов и разбитой тарелки с молоком. — Кормлю, вчера в магазин специально ездил. «Чего это я оправдываюсь перед этим чайником,» — мне стало противно.
— Так это не ваша кошка?
— Мы пока оформляем документы, день-другой, и все образуется. А животное просто привыкает к новой обстановке, смена часовых поясов… Орет, конечно. Вот увидите, все стихнет.
— Стихнет? — сосед подозрительно посмотрел на меня. — Животное не может все время молчать. Хмм… Во избежание недоразумений, мне бы хотелось удостовериться, что на кошке нет никаких следов телесных повреждений.
— Ну, знаете, это уже слишком! — Я поборол импульсивное желание дать этому идиоту кулаком в нос. — Впрочем, пожалуйста, она еще спит. — Тонкая пленка цивилизации победила. И правда, Багира бесстыдно раскинулась на одеяле…
— Вы… — Посетитель мой закашлялся… — Вы спите… С кошкой? В одной постели?
— Да она сама пришла, — смутился я. — Я всю ночь чихал.
— Извращенец! Отвратительный… — Сосед побагровел от возмущения. — Нам не о чем больше разговаривать!
— Эй, мистер, это уже слишком. Что вы себе позволяете? — Но посетителя моего и след простыл…
— Край непуганных идиотов, — выругался я. — Это же надо. Один дегенерат разрезает кошек пилой, другой вообще какой-то сексуальный маньяк.
— Мяу, — это Багира преодолела, кажется, смену часовых поясов и с интересом понюхала остатки кошачьих консервов.
— Вот тебе, — я достал из холодильника пакет молока. — И запомни, если ты будешь сегодня орать, если посмеешь еще раз разлить молоко! Я… Шкуру с тебя спущу, — почему-то шепотом пообещал я, оглянувшись по сторонам. К счастью, соседи мои не понимали русского языка.
С тяжелым сердцем запер я свою квартиру, и, спускаясь по лестнице, постоял на ступеньках минут пять, прислушиваясь к происходящему за входной дверью. Все было тихо, и, успокоившись, я поехал на работу.
Судьба настигла меня в начале двенадцатого, когда зазвонил телефон.
— Алло, — чертыхнулся я, оторвавшись от экрана компьютера.
— Мистер, — дальше следовала моя фамилия, как всегда до неузнаваемости искаженная.
— Да, — тяжело вздохнул я, предчувствуя, что мне собираются что-нибудь продать.
— Мы звоним из агентства по защите домашних животных. Согласно нашим сведениям, вы — владелец кошки, кличка Багира, серо-белой масти, недавно ввезенной в Соединенные Штаты Америки.
— Совершенно верно, — я судорожно соображал, что мне делать дальше, и решил, что буду говорить правду, правду и ничего, кроме правды.
— Мы бы хотели предупредить вас о том, что неосмотрительное обращение с животным влечет за собой уголовную ответственность согласно законам штата Калифорния.
— Да в чем, собственно, дело? — насторожился я.
— К нам поступила информация. Из вашей квартиры целый день раздается громкое мяуканье.
— Послушайте, ну и что с того? Я только два дня назад привез свою кошку из Москвы, которая в России, а не во Флориде. У животного десинхроноз, смена обстановки. Я же не могу отвечать за перепады кошачьего настроения.
— Тем не менее, мистер, в обстановке любви и заботы, животные никогда не издают надрывных воплей, да еще несколько часов подряд. Возможно, вы не позаботились о питании. Вы в курсе того, что домашние кошки любят разнообразную диету: консервы, печенье, свежее молоко, рыбу.
— Да, я купил несколько банок с консервами, но кошка от них отказалась.
— Этого не может быть! — моя собеседница прониклась праведным негодованием. — Вы ничего не перепутали? Может быть, вы купили собачьи консервы?
— Да какой там… — Дамочка на другом конце телефонной линии начала меня раздражать. — Послушайте, не обращайте внимания на всяких идиотов…
— На вашем месте, я бы не стала называть обеспокоенных и ответственных граждан идиотами. Это характеризует вас не лучшим образом. Мистер, я бы хотела вас предупредить… Вас подозревают в истязании домашнего животного. Вивисекция, сексуальные извращения — серьезные обвинения, имейте это в виду! Вас могут ожидать крупные неприятности. Вы потеряете работу, и можете даже оказаться в федеральной тюрьме!
— Всего доброго, пожалуйста, мне больше не звоните! — Я в ярости бросил трубку. И, как выяснилось, сделал большую ошибку, потому что через пару часов ко мне прибежала перепуганная до смерти секретарша.
— К вам… — она задыхалась и от ужаса вставляла в разговор испанские слова. — Санта Мария! Полиция.
И действительно, в холле меня ожидал страж порядка с внушительной кобурой и незадействованными пока наручниками, нацепленными на пояс. Полицейский был здоровенным, начинающим лысеть верзилой с маловыразительной физиономией.
— Ваши водительские права… Подпишитесь, — страж порядка извлек толстую пачку разноцветных бумаг. — Фиолетовая копия — ваша, желтая — пойдет в муниципалитет, розовая — в комиссию по защите животных, зеленая — в окружной суд. Вы имеете право нанять адвоката. Вы заподозрены в нарушении статьи пятьдесят два, подпункт три, свода законов штата Калифорния.
— Я ничего не понимаю, и ничего не буду подписывать.
— Ваше право, но я бы не советовал оказывать сопротивление властям. Это ничего не изменит.
— Да что произошло, в конце концов!
