– Да, ситуация… – согласился я. – Трудно разобраться.
– Казалось, выхода нет. И вот случились эти кражи картин по соседству. Вы слышали об этом?
– Да. Тётя Далия рассказывала.
– Из соседних домов украли несколько ценных холстов, и мне пришло в голову, что если бы я ээ… изъял мою Венеру, то Эверард решил бы, что это работа той же шайки и ничего не заподозрил. Я долго боролся с искушением… Простите, что вы сказали?
– Я только сказал «Вот здорово».
– Как? Ну, в общем, я всячески старался побороть искушение, но сегодня вечером поддался ему. Мистер Вустер, ваше лицо…
Я не понял, что он имеет против моего лица, и обиженно выпрямился. Но он продолжал.
– У вас доброе лицо.
– Очень любезно с вашей стороны.
– Я уверен, что вы добрый человек и не предадите меня. Вы ведь не расскажете Эверарду?
– Нет конечно, если вы просите. Так что, держать язык за зубами?
– Вот именно.
– Нет проблем.
– Огромное спасибо! Бесконечно вам благодарен. Ну что ж, уже поздновато, пожалуй, пора и на боковую. Спокойной ночи! – сказал он и прошмыгнул вверх по лестнице как кролик в свою нору. И едва он исчез, как я увидел рядом с собой тётю Далию и Дживса.
– А, это вы… – сказал я.
– Да, это мы, – ответила моя родственница довольно резко. – Что ты здесь делал столько времени?
– Я бы обернулся поживее, но моим передвижениям мешали леопарды.
– Кто?
– Бородатые леопарды. Шекспир. Так, Дживс?
– Абсолютно точно, сэр. Шекспир говорит, что у солдат бороды как у леопардов.
– А ещё у них масса необычных выражений, – заметила тётушка. – И некоторые из них ты сейчас услышишь, если не объяснишь, о чём это ты лопочешь!
– А что, я не сказал? Я болтал с Эдвардом Фодергиллом.
– Берти, ты напился!
– Не напился, моя старая плоть и кровь, а потрясён до глубины души. Я вам, тётушка Далия, расскажу поразительную историю!
И я рассказал свою поразительную историю.
Итак, – заключил я, – мы ещё раз получили урок – никогда не отчаиваться, какими бы мрачными ни казались перспективы. Только что небо было тёмным и надвигались грозовые тучи, а что мы имеем сейчас? Солнышко сияет и Синяя птица счастья снова на своём месте. Мадам Фодергилл хотела, чтобы Венеры не было – и Венеры нет. Вуаля! – взмахнул я рукой, становясь на миг парижанином.
– А что она скажет, когда узнает, что бесценной картины Эверарда тоже не стало, из-за твоей тупости?
– Мм, – я понял, что она имела в виду. – Да, действительно…
– Да она же просто озвереет. Теперь я никогда не получу её роман!
– Боюсь, что вы правы. Этого я не предусмотрел. Беру назад всё, что сказал насчёт солнца и Синей птицы.
Она набрала воздуха в лёгкие – невооружённым глазом было видно, что сейчас начнётся…
– Берти, ты… !
Тут Дживс издал своё мягкое покашливание. Казалось, это овца прочищает горло на отдалённом горном склоне.
– Если вы не возражаете, у меня есть предложение, мадам.
– Да, Дживс? Напомни мне, – сказала моя родственница, обжигая меня взглядом, – чтобы я договорила то, что хотела, позже. Вам слово, Дживс.
– Спасибо, мадам. У меня просто промелькнула мысль, что решение проблемы, с которой мы столкнулись, существует. Если бы мистера Вустера нашли здесь лежащим без чувств рядом с открытым окном и пустыми рамами от картин, то миссис Фодергилл могла бы, я думаю, легко поверить, что он застал злоумышленников на месте преступления, и пытаясь защитить её собственность, пал их жертвой. Полагаю, она была бы благодарна.
Тётушка Далия воспрянула как солнце из глубин мрака, в котором пребывала. Её лицо, и без того красное – следствие занятий охотой в любую погоду в дни юности – ещё больше залилось румянцем.
– Отлично, Дживс! Я поняла. Она так проникнется благодарностью к нему за его смелое поведение, что просто не сможет не пойти нам навстречу с этим романом!
– Так точно, мадам.
– Спасибо, Дживс!
– Не за что, мадам.
– Когда через много лет вы отдадите концы, ваш мозг непременно должен быть заспиртован и сохранён для нации. Потрясающий план, правда, Берти?
Я слушал их беседу, но ничего похожего на тётушкин восторг не испытывал. Я отметил порочность этого плана с самого начала – в той его части, где я должен лежать без чувств. Теперь я обратил их внимание на это обстоятельство.
– Ах это! – сказала тётушка Далия. – Мы всё устроим. Я могла бы стукнуть тебя по голове, например… чем, Дживс?
– Молоток для гонга – очевидное решение, мадам.
– Правильно, молотком для гонга. И дело в шляпе!
– Ну что ж, всем спокойной ночи, – сказал я. – Я иду спать.
Она посмотрела на меня с видом тётки, которая не может поверить собственным ушам.
– Ты хочешь сказать, что выходишь из игры?
– Выхожу.
– Подумай как следует, Бертрам Вустер. Поразмысли, каков будет исход. Пройдут месяцы, месяцы и месяцы, а ты даже не понюхаешь кухни Анатоля. Он будет подавать свои Sylphides a la creme d'Ecrevisses и Timbales de Ris de Veau Toulousaines и всё что угодно, но тебя там не будет с большой ложкой. И это официальное предупреждение.
Я выпрямился во весь рост.
– Мне не страшны ваши угрозы, тётя Далия, они… как там дальше, Дживс?
– Вооружены вы доблестью так крепко, сэр, что все они, как лёгкий ветер, мимо проносятся…5
– Точно. Я долго размышлял о проблеме с кухней Анатоля и пришёл к выводу, что это палка о двух концах. Его дымящиеся приношения, конечно, восторг, но как насчёт избыточного веса? В последний раз, когда я пользовался вашим гостеприимством в течение летних месяцев, я прибавил целый дюйм в талии. Мне лучше воздержаться от стряпни Анатоля. Я не хочу выглядеть как дядя Джордж!
Я имел в виду нынешнего лорда Яксли, видного завсегдатая Лондонских клубов, который с каждым годом становится всё более видным, особенно если смотреть сбоку.
– Так что, – продолжал я, – как это ни мучительно, я готов попрощаться навеки с вашими Timbales и, соответственно, отвечаю на ваше предложение стукнуть меня по голове молотком для гонга решительным nolle prosequi!
– Это твоё последнее слово?
– Да, – сказал я, и это оказалось действительно так, потому что едва я развернулся, чтобы уйти, что-то сильно ударило меня по затылку и я повалился, как падает какой-нибудь патриарх лесной чащи под топором дровосека.
Что за слово вертится у меня в голове? Начинается на «х». Хаотический, вот оно! Некоторое время после этого впечатления были хаотическими. Первое, что я помню более-менее ясно – это как я лежу в постели, а рядом со мной раздаются рокочущие звуки. Когда туман рассеялся, я понял – это разговаривает тётушка Далия. Голос у неё весьма звучный. Как я уже упомянул, в своё время она много охотилась, и хотя сам я не охотник, я понимаю, что главное в этом деле – это чтобы ваш голос был слышен через три пашни и рощу.
– Берти, – говорила она, – постарайся сосредоточиться и выслушать меня. У меня такие новости – ты просто запляшешь от восторга!
– Пройдёт немало времени, – холодно ответил я, – прежде чем я займусь какими-то чёртовыми плясками. Моя голова…
– Да, конечно. Немного пострадала, но носить можно. Но давай не будем отвлекаться. Я сообщу тебе окончательный счёт. Все наши грязные дела приписываются банде, возможно международной, которая в последнее время крадёт картины в этих местах. Корнелия Фодергилл, как и предвидел Дживс, просто восхищена твоим бесстрашным поведением и предоставляет мне права на свой роман на льготных условиях. Ты был прав насчёт Синей птицы – она поёт!
– И моя голова тоже…
– Ещё бы! И сердце, так сказать, кровью обливается. Но в наше время каждому приходится идти на жертвы. Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц.
– Это вы сами придумали?
– Нет, Дживс. Он это тихо произнёс, когда стоял над твоими останками.
– Ах вот как? Ну, надеюсь, что в будущем… Послушайте, Дживс! – сказал я, когда он вошёл с чем-то вроде прохладительного напитка.
– Сэр?
– Насчёт яиц и омлетов. Если вы найдёте способ исключить с сегодняшнего дня первые и отменить последние, я буду очень вам обязан.
– Слушаюсь, сэр, – сказал славный малый. – Я буду иметь это в виду.
1. ↑ Ссылка на стихотворение «Атака лёгкой кавалерии» Альфреда Теннисона; cf. Alfred Tennyson (1809—1883) «Charge of the Light Brigade».
2. ↑ Из церковного гимна Реджинальда Хибера «Гимн миссионеров»; cf. Reginald Heber (1783—1826) «Missionary Hymn».
3. ↑ Из сонета Джона Китса «На Чапменовского Гомера»; cf. John Keats (1795—1821) «On First Looking into Chapman's Homer».
4. ↑ Уильям Шекспир, «Макбет», акт 1, сцена 7 (пер. Ю. Корнеева).
5. ↑ Уильям Шекспир, «Юлий Цезарь», акт IV, сцена 3 (пер. М. Зенкевича).
