— Ну и ты выиграла?
— Нет, первое место поделили между мной и Хизер. Ее пожалели, потому что она была такая бледная и болезненная. К тому же, ходили слухи, что Макинтоши подкупили жюри. Но я уже готова была поделить с ней первое место, как вдруг — хочешь верь, хочешь нет — Хизер и ее мать заявляют, что на самом деле лучшей была Хизер, а это клан Макферсонов подкупил жюри! Можешь себе представить?
— И что было дальше?
— Я кинулась на Хизер, твердо вознамерившись ее прикончить. К несчастью, оказалось, что она только с виду такая хилая, и завязалась страшная драка. Когда нас растащили, у обеих были синяки, царапины и выбитые зубы. Вот после этого мы и подружились.
— Вот так сразу?
— Да. В конце концов, мы же лучшие скрипачки. И пока фея-знахарка перевязывала наши раны, мы успели приглядеться друг к другу и как-то незаметно сошлись. Вот так мы и познакомились с Хизер. И наши замечательные скрипки тоже оттуда. Это были наши призы. Но она так и не признала, что я играла «Туллохгорум» лучше.
— И из-за этого подспудного конфликта вы и ссоритесь все время?
Мораг не вполне понимала, что значит «подспудный конфликт», но согласилась, что в нем, вероятно, все и дело.
— А еще она утверждает, что это ей пришло в голову создать радикальную кельтскую группу, хотя на самом деле это была моя идея. Я первая услышала «Рэмоунз». У сына кузнеца были первые три их альбома. — Мораг задумалась. — И вот теперь я в Нью-Йорке, родном городе «Рэмоунз». Это судьба — ведь мы уехали из Крукшанка отчасти потому, что все феи ополчились на нас за наши гараж-панковские версии шотландских рилов и за наши драные килты. То, что мы волосы красим, им тоже было не по нутру.
Она взяла скрипку и заиграла классический «Туллохгорум», звучавший очень величественно, а потом занялась разбором гитарной партии для «Плохой девчонки» «Нью-Йорк Доллз». Разобравшись, можно было бы научить и Керри, хотя дело это, видно, не из легких, ведь Мораг не играет на гитаре, а у Керри нет никакого музыкального образования.
— И ведь Кэл, жалкий ублюдок, это играть умеет! — проворчала Керри, и глаза ее горели ненавистью.
В доме через дорогу Динни выглянул в окно.
— Забавно, — пробормотал он. — Могу поспорить, там только что кто-то играл на скрипке.
— Не обращай внимания, — сказала Хизер. — Просто кошка в течке орала. Послушай, а ты уверен, что у тебя не найдется даже малюсенькой капельки виски?
После ухода Мораг Хизер осталась жить у Динни. Динни отнесся к этому без особого восторга.
— Шла бы ты отсюда жить куда-нибудь еще, — сказал он фее.
Хизер ответила, что не может оставить Макинтоша в беде.
— Ни в какой я не в беде.
— Нет, в беде.
На самом деле Хизер просто некуда было идти. И разве это не перст судьбы, что первый, кого она встретила в этом огромном городе, оказался Макинтошем? Выходит, нужно быть тут. Вытурить ее Динни все равно не сможет — она умеет становиться невидимой.
Она сидела, ела его печенье и упражнялась с телевизионным пультом. Она имела довольно смутное представление о том небольшом количестве передач, которые показывали в Англии, поэтому местные пятьдесят каналов совершенно ее заворожили.
Динни дома не было — он ушел на поиски заработка, проворчав, что задолжал за квартиру, и его вот-вот могут выселить.
— Ладно, ладно, — ответила Хизер, не понимая смысла этих слов.
Все утро он униженно проторчал у курьерской конторы, ожидая хоть какой-то работы. Рассыльный из Динни был никудышный. Быстро ездить на велосипеде он не мог — слишком толстый, — а на плохую работу не соглашался по вздорности характера, поэтому рассчитывать ему было практически не на что, и остальные курьеры только потешались над ним.
В этот день он снова ничего не заработал и в мрачном расположении духа ехал домой, размышляя, где бы достать денег на квартиру.
Повернув на 4-ю улицу, Динни встретил Керри. Проезжая мимо, он напустил на себя холодный вид. Он часто встречал Керри и терпеть ее не мог.
— Шлюха подзаборная, — бормотал он себе под нос, когда она легкой походкой пролетала мимо. — Гитаристка недоделанная, — шипел он еле слышно, встречая ее в обществе какого-нибудь вертлявого красавчика. — Сучка, — бросал он в сторону, когда, свесившись из окна в четыре часа утра, наблюдал, как таксист выгружает пьяную и хохочущую Керри и помогает ей подняться по лестнице.
Керри ужасно ему нравилась.
Хизер радостно приветствовала Динни.
— Я с тобой не разговариваю, — буркнул он. — Я решил в тебя не верить — может, тогда ты сгинешь.
— Почему ты со мной такой грубый?
— Потому что я — разумный человек, и у меня нет времени на всякую мерзкую нечисть.
Динни открыл банку тушенки, подогрел на сковородке, съел и поставил тарелку на груду грязной посуды, что возвышалась в раковине. Он был скрупулезно неряшлив. Ни в одной из двух его огромных комнат, не нашлось бы ни единого чистого предмета, лежавшего бы на своем месте. При его квартплате у него было удивительно много жилого пространства, потому что эти комнаты над театром не были предназначены для жилья. Он незаконно снимал их у сторожа и потому жил под страхом выселения, даже когда платил исправно.
— Я смотрела потрясающую передачу, — сказала Хизер, — про одну большую семью, у которой куча нефтяных скважин в Техасе. Ты представляешь, один из членов этой семьи попал в автокатастрофу и из-за страшных ран уже не мог дышать, но тут его секретарша, которая училась на медсестру, воткнула ему в горло нож, вставила шариковую ручку в трахею и дула в нее, пока не приехала «скорая». Она спасла ему жизнь! Экстренная трахеотомия, кажется, так это называется. Когда он уже в неотложке взял ее за руку и признался, что любит ее, я даже прослезилась.
Не обращая на нее внимания, Динни взял скрипку, вышел из дома, сел на велосипед и уверенно покатил по Второй авеню.
— Куда мы едем? — раздалось в воздухе. Голос доносился от руля.
Динни взвыл и свалился с велосипеда.
— Не удивительно, что ты ничего не можешь заработать курьером, — сказала Хизер, стряхивая грязь с килта. — Ты все время попадаешь в аварии.
Динни хрипел и отплевывался.
— Может, тебе нужна трахеотомия? — с надеждой в голосе спросила Хизер, выхватывая меч.
— Ты какого черта тут делаешь?
— Захотелось прогуляться.
Динни ехал играть на улице, что делал только в случаях крайней нужды.
Он пристегнул велосипед на площади Святого Марка. Тут же к нему один за другим подошли трое молодых оборванцев и попросили денег. Не обращая на них внимания, Динни достал скрипку и заиграл.
Хизер не верила своим ушам. Динни играл невообразимо плохо. Прохожие спешили перейти на другую сторону улицы и через плечо выкрикивали оскорбления. Мелкий торговец кокаином, стоявший на перекрестке, решил сделать перерыв на обед. Бездомные в тряпье были слишком потрепаны жизнью, чтобы чья-то игра на скрипке могла их согнать с места, поэтому они просто отвернулись.
За полчаса ужасного пиликанья Динни не заработал ни гроша. Он грустно отстегнул велосипед и собрался уезжать.
Хизер не могла видеть, как страдает музыкант из рода Макинтошей.
— Не уходи, — шепнула она.
— Какой смысл стоять?
— Начинай заново, — скомандовала Хизер, и, прыгнув ему на скрипку, пережала струны. Невидимая для всех, она заиграла на своей скрипке, а Динни только изображал, что играет. Она играла пронзительные шотландские рилы: «Саламанка», «Мисс Кэмпбелл из Монзи», «Тори Берн» и множество других, и в каждую добавляла риффов из своих любимых «Рэмоунз», а под конец исполнила волнующий «Туллохгорум».
Толпа восторженно аплодировала. В футляр от скрипки дождем посыпались монеты. Динни собрал деньги и удалился, торжествуя. Он был так доволен добычей и аплодисментами, что даже собирался поблагодарить Хизер, и все было бы просто замечательно, если бы он вдруг не обнаружил, что его велосипед угнали.
— Дура безмозглая! — заорал он. — Зачем ты заставила меня играть, я же успел отстегнуть велосипед!
— Ну я же не знала, что его могут украсть, — возразила Хизер. — У нас в Крукшанке велосипеды не воруют.
— К черту Крукшанк! — выкрикнул Динни и зашагал прочь.
Магента невозмутимо катила по Первой авеню. Позади нее Джошуа потрясал кулаками. Он уже почти было поймал Магенту, но в последний момент она, показав прекрасное тактическое мастерство, вскочила на непристегнутый велосипед, и была такова.
Джошуа не мог долго бежать, и вскоре, оставив погоню, повалился на тротуар.
Его трясло. Без обычной дозы Фицройского Коктейля у него начиналась ломка. Но под воздействием этого коктейля мозги его настолько раскисли, что без бумажки, которую стащила Магента, вспомнить рецепт он не мог.
