-Такие, как ты? — исподлобья глянул на Бунина Уфимцев.
«Та–ак, — думал он, — Начинается любовная мелодрама под условным названием «Зачем ты, гад, мою девушку увел. Ведь ты ее погубишь!»
-Нет, Игорь, — жадно затянулся сигаретой Бунин, — Такие, как я, ей тоже не нужны.
-Успокойся, Сашка… — Уфимцев попытался положить руку на плечо Бунину, но тот отшатнулся.
-Успокойся, — повторил он, — Я тоже пока не понял, что ей нужно. И вообще… («Чего это перед ним распинаюсь», — подумал он внезапно) - Иди ты к черту! Я свои любовные дела даже с друзьями не обсуждаю.
-А я тебе не друг, — тихо ответил Шурик.
-Тем более… — все так же зло произнес Уфимцев, — Коллега, однокабинетник и…
Он сделал паузу.
-Что «и»? — с вызовом повторил Бунин.
Злые и несправедливые слова «бывший в употреблении любовник» так и не были произнесены Уфимцевым. Он почувствовал, что даже не дружба, а просто приятельские отношения между ними, поставлены на кон. Они уже раскачиваются на лезвии ножа, готовые сорваться вниз… И даже не на лезвии ножа, а на волосе восемнадцатилетней высокой брюнетки, которая еще сама не определилась, что и кого она хочет.
-Иди ты в баню! — буркнул Игорь и, толкнув плечом Бунина, вышел на улицу.
«Вот тебе и профессиональная память на лица! — думал Уфимцев, прогуливаясь с сигаретой в руке в дворике редакции, — Эх, я лопух… Действительно, месяц назад ее приводил сюда Бунин. Не, Ярославль — не город с семисоттысячным населением, а большая деревня».
Тогда Игорь не обратил особого внимания на эту девушку, несмотря на ее яркую красоту. Высокая брюнетка с отличной фигурой, темно–синие глаза… Южно–русская красавица, каких много на Украине, и какие редко залетают в широты севернее Москвы. Тогда, занятый длинным и нудным телефонным разговором с читателем, Уфимцев лишь отметил эти качества и — все.
Он старался игнорировать красавиц, в глубине души не доверяя им. Слишком яркая раскраска в животном мире служит для приманки потенциальных жертв. В том, что в вопросах пола человек подчиняется не разуму, а эмоциям, и тем самым достаточно близко стоит к представителям фауны, Игорь уяснил для себя уже давно. Ко всему прочему, он считал себя достаточно воспитанным, чтобы в открытую не глазеть на красивых девушек, словно дикарь из племени «Отдай — мою — буханку» на глянцевую обертку шоколадки «Аленушка».
Неделю назад Уфимцев ехал после работы на трамвае. Проехав пару остановок, он почувствовал прямо–таки магнетическое влечение: его так и тянуло посмотреть на заднюю площадку. Уфимцев глянул раз, другой, третий… С четвертого он уже не спускал глаз с нее, со скромным «хвостом» черных волос на голове и простеньком летнем сарафане.
В итоге Уфимцев проехал свою остановку, вышел вслед за незнакомкой. Покорно, как теленок, зашел за ней во двор. Он действительно не вспомнил в ней ту, что приходила с Буниным в «контору». Но она наверняка его запомнила. Да и робость взрослого парня льстила…
У подъезда он нагнал девушку с сакраментальной фразой (на тот момент ничего более остроумного он придумать не мог, но она, эта фраза, более всего подходила к этой ситуации):
-Девушка, извините ради Бога, мы с вами нигде не встречались?
И чтобы незнакомка не приняла его за полного идиота, добавил:
-Не бойтесь, я не сексуальный маньяк. Маньяки в час пик в трамваях к девушкам не пристают.
-А я и не боюсь, — ответила Юлия и улыбнулась так откровенно, что Уфимцев мгновенно взопрел и не нашелся, чего ответить.
…Теперь, прокручивая в голове тот конец рабочего дня, когда неестественно–возбужденный Бунин привел в редакцию эту яркую девушку, Уфимцев понял, что та встреча была далеко не случайна: Юля «цепляла».
«Цепляла» с первого взгляда, как «цепляет» первый же глоток хорошей водки на голодный желудок. И то, что Игорь с первого раза не заметил ее лица, было всего лишь его защитной реакцией. Он вспомнил отчетливо и откровенно, что взглянул на нее всего лишь раз и тут же отвернулся, почувствовав, как сжалось у него в груди.
Шурик в то время оживленно болтал, усиленно стараясь «произвести впечатление». Юля смотрела на Бунина синими глазами, в которых застыло выражение ребенка, со всей серьезностью своей наивной души ждущего чего–то чудесного. Чего? Ребенок этого не знал толком. Он только попал в этот неизведанный взрослый мир, полный взрослых тайн и скрытых возможностей. И ждал от него только хорошего.
Не просто «хорошего», а сказочного, выполняющего все мечты детства. И обшарпанная комнатка полуподвального помещения с замасленными темно–зелеными обоями, подслеповатыми окошками, канцелярскими ободранными столами, заваленными бумагами, непрестанно звонящими телефонами — все это казалось таинственным и загадочным, важным, где серьезные люди творят свои важные дела. Все это не могло не быть не чудесным, потому что принадлежало чудесному взрослому миру. Миру, где живет принц, который на стремительной шхуне под алыми парусами появится из прекрасного далека, и тогда скрипка пропоет над океаном…
И толстогубый, с толстенными очками на носу, Бунин казался ей добрым и наивным привратником перед окованными золотом дверьми в эту новую вселенную. Он, как добрый волшебник из сказки, рассказывал, как здесь все устроено, чтобы ты, девочка, потом не попала впросак. Алиса в гостях у Чеширского кота…
Этот ребенок еще не осознавал своей расцветающей юности, не обращая внимание на становящиеся более плавными движения гибкой фигуры. И даже чуть стыдился своей высокой груди. Но женщина уже просыпалась в ней, инстинктивно заставляя одевать узкие футболки, выгодно подчеркивающие грудь и прямые плечи; джинсы — плотно охватывающие длинные ноги, округляющиеся бедра и узкую талию. Она еще не научилась пользоваться своей красотой как оружием и бескорыстно демонстрировала ее загорающимся мужским глазам. Но… Она очень быстро училась.
…На следующий день они пошли в кино. Игорь смотрел «Девять с половиной недель» с Микки Рурком и Ким Бессинджер еще в Москве. До провинции эта картина докатилась спустя полгода, хотя эта самая «провинция» отстояла от столицы всего лишь на триста километров. Выйдя вместе с Уфимцевым из касс кинотеатра «Родина», Юлия посмотрела на часы и мило сморщила носик:
-Час до сеанса. Как бы их убить?
Игорь предложил зайти в недавно открывшееся частное кафе, директором которого был его одноклассник. Однако вместо чашки кофе они угодили на торжество. У приятеля был день рождения. Заведение было закрыто на спецобслуживание, и за столом, на котором не было разве только ананасов в шампанском, уже сидело человек пятнадцать.
После тридцати минут, двух рюмок водки для Игоря и трех глотков модного ликера «Амаретто» для Юли, кино само собой отменилось.
Вопросы добра и зла, свободы и зависимости в любви, маски Януса, которые надевают влюбленные, трагедия героя Рурка и отлакированной красавицы Бессинджер, с которой Микки — вот свинство! — обращался на съемках фильма просто по — хамски, отступили куда–то в тень. Растворились до поры до времени. На самом деле, какое тебе дело до киношных страстей, когда сидишь на отличном банкете в реальном измерении времени, где все тебе рады. А рядом с тобой находится девушка, которую считаешь самой красивой на свете…
Вечер прошел прекрасно. Уфимцев провожал девушку домой. Пешком. Улицы были уже пусты, и лишь листья деревьев сквозь свет фонарей отбрасывали на тротуар пляшущую тень. В одном из скверов Игорь подхватил Юлию на руки.
…Опустил ее на землю в темной подворотне лишь для того, чтобы прижать спиной к стене дома, поцеловать в губы. Она ответила со стоном, в котором было больше страсти, чем истомы, больше жажды игры, чем чувства…
Потом девушка вырвалась, и он понесся за ней по проезжей части, уворачиваясь от редких машин. Он поймал ее у следующего перекрестка и там снова заключил в объятия. Губы ее были то мягкими и податливыми, то сжимались в тугое кольцо… Автомобили гудели, водители показывали на лоб, но они не обращали ни на что внимания. Что может быть более захватывающего, чем целоваться на перекрестке под цветомузыку светофоров, какофонию автомобильных гудков и возмущенных возгласов. Любовь — это ведь вызов миру?
А потом был трамвай. И снова поцелуи, которые, оказывается, видел Бунин, следивший за ними, подобно ревнивому старцу, с передней площадки. На следующий вечер — вторая попытка просмотра «Девяти с половиной…». Споры о сути любви. И — огромное черное небо над головой — усыпанное мириадами звезд. На третий день — прогулки с ее собакой. Здоровенный эрдель Юльки носился по пустырю кругами. А они то стояли на самой середине собачьей площадки, замерев, то начинали бегать наперегонки с собакой и тогда окрестности оглашались ее смехом и его задорным «ого–го!»
